Время, вперед! Культурная политика в СССР
Шрифт:
Тем не менее буддийская культура оказалась поистине народной, что подтвердил интерес населения к возрождению буддийских религиозных институтов, которое произошло в 1946 г. (открытие Иволгинского дацана в Бурятии и создание Всесоюзного духовного управления буддистов). Верующие и ушедшие в «подполье» священнослужители сохранили буддийскую культуру как духовно, так и физически, спасая от уничтожения и поругания предметы религиозного искусства. Буддийские религиозные церемонии проводились в течение всей советской эпохи – как официально, так и тайно (см., например, Дело Дандарона, Флоренция, 1974). Окончательное возрождение буддийской культуры в нашей стране произошло в конце 1980-х годов.
IV. Наука и жизнь
Борис Степанов. Инерция реформы: советская культурная политика 1950-1960-х годов в зеркале исторической периодики [258]
Развитие исследований советского общества характеризовалось усложнением исследовательских представлений об обществе и советском человеке, о взаимоотношениях культуры и власти. Обращение к более сложным социальным и антропологическим моделям было связано как с преодолением идеологических составляющих предшествующих концепций (в частности, концепций тоталитаризма), так и с привлечением новых групп источников и методов анализа [259] . Эти тенденции, впервые оформившиеся в области социальной и культурной истории, сегодня определяют и исследования по истории советской науки. Задача заключается в том, чтобы работа в этой области не только стала
258
В данной статье использованы результаты, полученные в ходе выполнения проекта 10-01-0163 «Советская историческая периодика 1940-1980-х гг.: структурные характеристики и конструирование образа дисциплины», выполненного в рамках программы Научного фонда НИУ ВШЭ в 2010–2012 гг.
259
Об этом см., напр.: Krylova A.The Tenacious Liberal Subject of Soviet Studies // Kritika. Explorations in Russian and Eurasian History. 2000. Vol. 1. No. 1. P. 121–131; Хаген М.Империи, окраины и диаспоры: Евразия как антипарадигма для постсоветского периода // Ab Imperio. 2004. №1. С. 127–171; Петре Н.О концепции политической культуры, или Основная ошибка советологии // Политические исследования. 1998. № 1. С. 36–51.
Для изучения профессиональной периодики в контексте культурной политики представляется полезной перспектива социологии культуры. В рамках нижеследующих – поневоле эскизных – рассуждений не затрагивается роль исторических журналов в формировании того, что называется сегодня «политикой истории», т. е. их влияние на содержание советской исторической культуры в описываемый период. Речь пойдет о модернизации системы исторической периодики, о направлениях и пределах ее дифференциации в контексте взаимодействия политики, науки и журналистики и соответственно о том, в какой степени общими или специфическими были процессы, происходившие в академической сфере, по отношению к другим дисциплинам и, шире, другим сферам социальной и культурной жизни. Предлагаемый подход, как представляется, позволяет не только наметить возможности изучения культурной истории науки. Исследования журналов можно считать одной из лабораторий, где происходит выработка представлений о профессии. Выработка на этом материале нового понимания соотношении науки, культуры и политики могла бы стать вкладом в изменение характера профессиональной саморефлексии историков.
Советские исследования журналов были посвящены преимущественно становлению исторической периодики в первые послереволюционные десятилетия и призваны были представить ее формирование как часть партийного строительства и, естественно, носили апологетический по отношению к советской историографии характер. Эта концепция была спроецирована и на послевоенную периодику [260] . В постсоветской историографии деятельность исторических журналов рассматривалась преимущественно в контексте противостояния научного сообщества и власти. Не случайно безусловным лидером в рейтинге исследовательского интереса оказывается журнал «Вопросы истории» в период редакторства A. M. Панкратовой (1953–1957), ставший своего рода символом оттепельной историографии и породивший целую исследовательскую традицию [261] . Деятельность этого журнала рассматривается исследователями как одно из наиболее ярких проявлений курса на десталинизацию исторической науки как в содержательном (пересмотр господствующей версии истории и, в частности, доминировавшей интерпретации роли различных политических партий в революционном движении начала XX в.), так и в организационном плане (попытка перестройки научной коммуникации, организации публичных дискуссий и т. д.). В целом этот курс пользовался поддержкой партийного руководства и лично Н. С. Хрущева, однако в связи с изменением внутри– и внешнеполитической обстановки и в ходе противостояния, возникшего внутри исторического сообщества, деятельность журнала была осуждена постановлением ЦК «О журнале „Вопросы истории“» от 9 марта 1957 г. [262] , а созданная A. M. Панкратовой редколлегия – расформирована.
260
См., напр.: Алаторцева А. И.Советская историческая периодика 1917 – середина 1930-х годов. М.: Наука, 1989. С. 4–5; Алаторцева А. И.Историческая периодика // Очерки истории исторической науки в СССР. Т. 5. М.: Наука, 1985. С. 91–109.
261
Сидорова Л. А.Оттепель в исторической науке: Советская историография первого послесталинского десятилетия. М.: Памятники исторической мысли, 1997; Савельев А. В.Номенклатурная борьба вокруг журнала «Вопросы истории» в 1954–1957 годах // Отечественная история. 2003. №5. С. 148–162; Кан А. С.Анна Панкратова и «Вопросы истории». Новаторский и критический исторический журнал в Советском Союзе в 1950-е годы // Историк и время. 20-50-е годы XX века. A. M. Панкратова. М.: Изд-во РУДН, 2000. С. 85–100. См. также: Кныш Н. А.Журнал «Вопросы истории» как транслятор образа советской исторической науки и историка // Трансформация образа советской исторической науки в первое послевоенное десятилетие: вторая половина 1940-х – середина 1950-х гг. / под ред. В. П. Корзун. М.: РОССПЭН, 2011. С. 248–287.
262
Этому постановлению предшествовало упоминание статей журнала в письме ЦК «Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок антисоветских враждебных элементов». Об этом письме как реакции на венгерские события 1956 г. см., напр.: Зубкова Е. Ю.Общество и реформы. 1945–1964. М.: Россия молодая, 1993. С. 154–155.
Подробный анализ деятельности журнала «Вопросы истории» оказался значимым с точки зрения выстраивания новой версии развития исторической науки, описывающей ее в контексте нарастания и надлома оттепельных веяний. Дальнейшее развитие подобных исследований потребовало выработки более сложного понимания политической подоплеки этих событий и корректировки жесткой версии о том, что этот процесс определялся противостоянием «культуры и власти», ретроградов и консерваторов. Привлечение документов из партийных архивов дало возможность увидеть этот конфликт не только как идеологическое противостояние, но и как результат борьбы внутри научного сообщества и самих партийных структур [263] . Другим результатом этих исследований можно считать стремление не просто усмотреть в деятельности журнала «веяния оттепели», но оценить резонанс, вызванный и самой этой деятельностью, которую уже историки той эпохи соотносили с деятельностью «Нового мира» [264] , и разгромом журнала в 1957 г.
263
Речь идет прежде всего о работах А. В. Савельева: Савельев А. В.Номенклатурная борьба… С. 148–162; Савельев А. В.Необычная карьера академика A. M. Панкратовой. М.: Прогресс-Традиция, 2012. С. 148–180. Остается только пожалеть, что в этой обстоятельной биографии A. M. Панкратовой сюжет о перипетиях конфликта вокруг «Вопросов истории» оказался в конечном счете встроен в нарратив о противостоянии подлинных историков и псевдоисториков.
264
См.: Из дневников Сергея Сергеевича Дмитриева // Отечественная история. 2000. №3. С. 152; Кан А. С.Анна Панкратова и «Вопросы истории»… С. 99. По мнению
Если мы обратимся к систематическому анализу состояния исторической периодики, то последнее событие не будет уже выглядеть только лишь надломом оттепельных веяний, каким оно предстает в постсоветской историографии [265] . Стоит отметить, что постановление 1957 г. было последним в череде проработочных указов, объектом которых становились исторические журналы [266] . Вместе с тем практически одновременно с развернутой партийными инстанциями кампанией против «Вопросов истории» происходит радикальное преобразование системы исторических журналов, которое в определенном смысле можно считать началом нового этапа существования советской историографии и организации воспроизводства исторического знания в Советском Союзе.
265
Наиболее радикальная формулировка этой позиции связана с утверждением, что события, развернувшиеся вокруг «Вопросов истории», перечеркнули «эвристическую направленность не только данного, но и других изданий специального научного профиля». См.: XX съезд КПСС и его исторические реальности / под ред. В. В. Журавлева. М.: Изд-во полит. лит-ры, 1991. С. 250. Цит. по: Савельев А. В.Номенклатурная борьба… С. 158.
266
Это постановление, хотя и упоминалось как пример реализации принципа партийности в руководстве массовой печатью (см., напр.: От редакции // Отечественная история. 1957. № 3. С. 4; Боголюбов К. М.Журналы в СССР. М.: Изд-во ВПШ и АОН, 1960. С. 41), но все-таки, по-видимому, не оказало большого влияния на дальнейшее развитие политики КПСС в области пропаганды. Ср. характеристику этого постановления: Савельев А. В.Номенклатурная борьба… С. 158.
Дело заключается в том, что созданные в 1945 г. «Вопросы истории» были на момент окончания войны почти единственным настоящим историческим журналом в СССР. Конечно, уже в первые послевоенные годы началось возрождение изданий, существовавших в довоенный период. Практически сразу же вслед за созданием «Вопросов истории» в 1946 г. были возрождены «Вестник древней истории» и «Советская этнография», «Ученые записки МГУ» и «Ученые записки ЛГУ» (с 1947 г.). В 1946 г. создан новый журнал «Преподавание истории в школе». Кроме того, было возрождено и несколько периодических сборников: «Исторические записки» (с 1945 г.), «Советская археология» (с 1945 г.) «Советское востоковедение» (с 1945 г.), «Труды МГИАИ» (с 1946 г.), «Исторический архив» (с 1949 г.), а также «Византийский временник», издание которого прекратилось еще в 1928 г.
Однако радикальный характер изменение журнального пространства приобрело в середине 1950-х годов. В 1955 г. сборники «Исторический архив» и «Советское востоковедение» были преобразованы в одноименные журналы, а в 1956 г. был создан бюллетень «Вопросы архивоведения», который через 10 лет будет превращен в журнал «Советские архивы». В 1957 г. возникли журналы «История СССР», «Новая и новейшая история», «Вопросы истории КПСС», «Вестник истории мировой культуры», «Украинский исторический журнал», «Народна творчiсть та етнографiя», на базе сборника «Советская археология» был создан одноименный журнал. Кроме того, в 1959 г. возрожден закрывшийся до войны «Военно-исторический журнал». Уже приведенный список изданий свидетельствует о существенном расширении диапазона специализации академических изданий, происходившем в различных направлениях: и региональном (российская история, востоковедение), и хронологическом (современная всемирная история), и субдисциплинарном (археология, архивное дело), и предметном (история партии, история культуры, военная история). Таким образом, в системе научных коммуникаций была зафиксирована новая структура организации исторического знания, гораздо в большей степени соответствующая дифференцированному характеру современной науки и развернутая как совокупность крупных тематических блоков. В это же время в журнальном пространстве происходит институционализация и других гуманитарных дисциплин (примерами могут служить создание «Вопросов психологии», возникновение семейства литературоведческих журналов во главе с «Вопросами литературы» в 1957 г.), однако по масштабу она несопоставима с тем, что происходило в исторической науке.
Наряду с формированием системы журналов, издаваемых Академией наук, в организацию корпуса исторической периодики начинают включаться другие институты. Прежде всего это, конечно, касается системы высшего образования. В 1958 г. Министерство высшего и среднего специального образования начинает выпускать журнал «Научные доклады высшей школы», в рамках которого впоследствии будет создана и историческая серия. Гораздо более значимым в перспективе развития системы университетской периодики стало реформирование в 1950-е годы «Вестников» Московского и Ленинградского университетов [267] . Эти вестники сформируют тот образец, по которому будут впоследствии, в постсоветский период, перестраиваться университетские издания.
267
В процессе этой реформы «Вестники» были разделены на серии и постепенно вытеснили «Ученые записки [соответствующих] университетов». По аналогии с этими изданиями в 1958 г. был создан «Вестник Киевского университета», впрочем, так и не вошедший в число специализированных изданий по истории, а 1969 г. – «Вестник Белорусского государственного университета», историческая серия которого впоследствии станет главным специализированным периодическим изданием в Белоруссии.
Важной составляющей формирования дифференцированной системы исторической периодики стало изменение принципов организации и оценки ее работы. Ярким свидетельством нового понимания роли исторического журнала можно считать выступление на Всесоюзном совещании историков в 1962 г. одного из главных партийных кураторов исторической науки, секретаря ЦК КПСС академика Б. Н. Пономарева, указавшего на основополагающее значение этих изданий в координации научных исследований, в информационном обеспечении науки и создании пространства для научных дискуссий [268] . Вместе с тем в рамках новой системы деятельность каждого из журналов оценивалась уже не только с точки зрения политической благонадежности, но и с точки зрения функциональности. Как и в массовой печати той эпохи, место каждого издания стали описывать при помощи понятия «профиль издания» [269] . Особенно актуальным это стало для старых изданий, и в частности, для «Вопросов истории», которые оказались в кризисе после разгона панкратовской редакции. Обсуждение проблемы «профиля журнала» на заседании ученого совета, проходившее с участием известных историков М. В. Нечкиной, А. Л. Сидорова, В. М. Хвостова и др., демонстрирует попытки определить его задачи не только тематически (освещение «комплексных», «всемирно-исторических проблем», «элементы историографичности, проблемности, теории исторического процесса»), но и функционально («журнал журналов») [270] .
268
Пономарев Б. Н.Задачи исторической науки и подготовка научно-педагогических кадров в области истории // Вопросы истории. 1963. №1. С. 24–25.
269
О значении проблематики профиля журнала в хрущевскую эпоху см.: Волковский Н. Л.Отечественная журналистика. 1950–2000: учеб. пособие: в 2 ч. Ч. 1. СПб.: Изд-во СП6ГУ 2006. С. 202–203.
270
Стенограмма заседания Ученого совета ИИ АН СССР от 28 апреля 1960 г. Архив РАН. Ф. 1577. Он. 2. Д. 451. Л. 74-102. Это нашло свое отражение в установочной публикации редколлегии. См.: О профиле и структуре журнала «Вопросы истории» // Вопросы истории. 1960. №8. С. 19–21. Пример того, как поиск профиля журнала может быть связан с осмыслением жанров исторических текстов, дает проведенное в том же 1960 г. обсуждение судьбы созданного еще до войны периодического издания «Исторические записки»: Стенограмма заседания Ученого совета ИИ АН СССР от 27 октября 1960 г. Архив РАН. Ф. 1577. Оп. 2. Д. 458. Л. 29.