Время Вызова. Нужны князья, а не тати.
Шрифт:
— Ирина Борисовна! — внезапно послышался звонкий молодой голос. Ира обернулась. К ней приближался парень в щегольски сидевшей на нем курсантской форме.
— Здравствуй, Денис. В увольнении?
— Ну да, — смущенно кивнул он, — вас вот увидел, решил подойти поздороваться.
Ирина окинула его ласковым взглядом, вспоминая того озлобленного паренька, который с вызовом вскинул подбородок у нее в кабинете и заявил: «А вы с нами ничего не можете сделать. По закону уголовная ответственность наступает только с четырнадцати лет…»
— В спортшколе был?
— Да, — расплылся тот в улыбке, — там сейчас малышня. Игорь Андреевич решил младшую группу набирать. С пяти лет. А так как к нам в спортшколу не только тасовские ездят, но и волобуевские, и Покровские, запись и тестирование назначили на воскресенье. Сам-то Игорь Андреевич сейчас с
Ирина кивнула. Дмитрий тоже был из первого набора тогда еще не спортшколы, а боксерской секции. Он был на четыре года старше Дениса, поэтому уже успел окончить институт и вернуться обратно в Тасовку. Тренером.
— И как у тебя дела?
— Нормально, Ирина Борисовна, — расплылся в улыбке Денис. — Первое место военного института по боксу взял. Держим марку тасовской спортшколы…
Попрощавшись с Денисом, они вызвали машину и поехали домой.
Уже на самом выезде Ирина внезапно нагнулась вперед и коротко приказала водителю:
— Саша, сверни на Октябрьскую.
Глеб повернулся и внимательно посмотрел на нее, но ничего не сказал.
Спустя пять минут машина мягко затормозила у… развалин. Это был дом еще дореволюционной постройки. Странный, но красивый — с колоннами, эркером и балконом. Неизвестно, как и кем возведенный в неизбывно провинциальной Тасовке. Ходили слухи, что чуть ли не самим Распутиным, который, предвидя революцию, готовил себе тайное гнездо, где собирался отсидеться в смутное время. Хотя чего он забыл в Тасовке, и названия-то которой, наверное, не знал, объяснить не мог никто. Еще одной версией был некий богатый московский купец первой гильдии, из староверов, согрешивший с родной внучатой племянницей, а потом решивший отгрохать ей дом в подмосковной глуши, где и затворить навеки вместе с плодом своего греха. Была ли эта версия ближе к истине, чем первая, не знал никто. Хотя вполне было возможно. Ведь даже известные теперь во всем мире храмы музыки — консерватории — начались с одного-единственного особняка, в котором богатые венецианские купцы затворяли, то есть «консервировали», своих незаконнорожденных отпрысков. Дабы те не создавали им лишних проблем. А музыкой там занимались постольку-поскольку, чтобы удаленные от мира незаконнорожденные детки совсем уж не сошли с ума от безделья… Других подобных домов в Тасовке больше не было. Все остальные старые дома были либо обычными избами, либо вполне привычными купеческими двухэтажными доминами с кирпичным первым и бревенчатым вторым этажами. И именно этим дом и привлек внимание Ирины… Это было пять лет назад, в самый пик ее противостояния с тасовцами. Ее тогда здесь не просто не любили, а ненавидели. Фабрика только-только начала набирать обороты, она, напрягая последние жилы и вертясь как уж на сковородке, вкладывалась в новый цех плиты, в реконструкцию подъездных путей, в обновление автопарка, а тасовцы привычно пытались тащить из цехов, со стройплощадок все, что только можно. Совершенно не задумываясь о том, что если фабрика не превратится в мощную и эффективно работающую структуру, то просто умрет. И тащить с нее можно будет только старые, крошащиеся кирпичи и ржавую арматуру. Как это случилось, например, в соседних Волобуеве и Покровском.
Дом и тогда был сильно разрушен. Но не был обгоревшим…
После того как Ирина, возвращаясь с планерки, велела водителю затормозить возле дома, стоявшего с обрушенной крышей и сиротливо жмущегося к земле под сугробами, и полчаса ходила вокруг него, задумчиво рассматривая развалины, по Тасовке пополз слух, что «богатейка» присмотрела себе особнячок. А когда спустя неделю у дома появились сначала какие-то люди с теодолитами, а затем и новенький забор, слух превратился в уверенность. Никому и в голову не пришло, что сейчас люди со средствами предпочитают селиться не почти в центре убогого и полуразрушенного рабочего поселка, а где-нибудь на просторе. Так что не успели еще завезти на новую стройплощадку весь стройматериал, как однажды ночью дом запылал. Так разгневанный «народ» послал грозное предупреждение всем обворовавшим его буржуям и мироедам…
Ирина приехала на пожарище часов в двенадцать. Она молча вылезла из машины, неся с собой какой-то явно тяжелый сверток, так же молча, в сопровождении Никиты, прошла сквозь злорадно поглядывающую на нее собравшуюся толпу, подошла к торчащим вверх почерневшим, с обрушившимися переплетами окон и потому напоминающим уродливые гнилые зубы стенам и, остановившись, принялась разворачивать принесенный сверток. Толпа качнулась вперед, вытягивая шеи и пытаясь разглядеть, что это еще там напридумывала ненавистная «богатейка». Забор, огораживающий строительную площадку, с этой стороны сгорел практически дотла, поэтому обзор ничто не заслоняло. Ирина отбросила снятую оберточную бумагу, и в ее руках оказался какой-то металлический прямоугольник, ярко блеснувший на зимнем солнце золотом начищенной меди. Народ замер. Ирина приложила медную доску к закопченной стене и кивнула Никите. Тот раскрыл дипломат, достал оттуда строительный пистолет и четырьмя выстрелами прикрепил доску к стене. После чего Ирина развернулась и двинулась обратно к машине.
Когда темно-зеленая «Нива», хрустя изношенными шрусами, исчезла за поворотом, народ подвалил к доске. На ней крупными буквами было выгравировано: «Тасовская школа искусств».
С того момента Ирина больше ни разу не только не подъезжала к этому дому, но даже и не проезжала по этой улице…
Ирина выбралась из машины и остановилась, глядя на почти совсем разрушившийся дом. Некоторое время она смотрела на развалины. За прошедшие четыре года от дома, считай, не осталось уже ничего. А потом Ирина достала из сумочки мобильник и, нажав клавишу быстрого вызова, поднесла к уху.
— Ивар?
— Да, Ирина Борисовна, уже вернулись? Как прошла выставка?
— Отлично, — улыбнулась Ирина, — завтра все расскажу. А сейчас я к тебе вот по какому вопросу. Найди-ка мне подрядчика на… не совсем стандартные ремонтно-восстановительные и строительные работы.
— Не совсем стандартные? Это как?
— Ну… — Ирина глубоко вздохнула и произнесла с каким-то облегчением, будто камень, все это время лежавший у нее на сердце, в этот самый момент не просто упал, а… растворился в воздухе и улетел вдаль легкой дымкой, — я решила, что в Тасовке все-таки будет своя школа искусств.
Глава 7
Отец умер во вторник. Утром. Позавтракал, оделся, чтобы идти на работу, подошел к двери и… тяжело осел на банкетку, схватившись за сердце. Мать отволокла потяжелевшее тело мужа на диван, вызвала «скорую». Та приехала на удивление быстро. Врачи честно отпахали два часа, но… ничего сделать не удалось.
Андрей в тот день был в Париже. На международной конференции по парфюмерии и косметике. Когда мать позвонила ему на мобильник, он досадливо сморщился и нажал кнопку отбоя. Многие говорят, что, мол, заранее знали, предчувствовали смерть близких людей, но у него нигде даже не екнуло. Наоборот, промелькнула мысль, что мать, проводив отца на работу, решила позвонить сыну, осененная какой-нибудь новой идеей, увиденной в телевизоре или почерпнутой в разговоре с соседкой. Но спустя пару минут звонок раздался снова. А затем еще раз. И он понял, что надо ответить, а то это будет продолжаться бесконечно. Вот именно тогда у него и появилось легкое ощущение тревоги. Андрей тихонько выбрался со своего места и выскочил в коридор.
Там он сам набрал номер матери.
— Мама, добрый день, что случилось?
— Андрюшенька… — начала та со слезами в голосе и запнулась, не в силах продолжать. А у него сжалось сердце. — Папа умер.
Обменять билеты удалось с трудом. Все рейсы были забиты. Так что не удалось достать даже бизнес-класс. Только эконом, в котором он не летал лет эдак пять. Но сейчас это было уже неважно.
В салоне «Айрбаса» было людно. К удивлению Андрея, народ забивал верхние полки едва только не чемоданами. От размеров сумок, баулов и кофров просто оторопь брала. Как будто в самолете не существовало багажного отсека. Он уселся на свое место и, откинув голову на спинку, прикрыл глаза. После всего, что случилось, после смерти деда они с отцом как-то постепенно очень сблизились. И иногда он даже в выходной брал билет на самолет, чтобы прилететь из Москвы в родной Питер и погулять с отцом по Летнему саду, а потом, вечером, посидеть на кухне с бутылочкой пива и поболтать о всяком-разном…
От мыслей о прошлом его отвлекла шумная компания, двигающаяся по салону в его сторону. Трое молодых людей с весьма рельефными фигурами и в кричаще-модном, как говорят нынче, прикиде и три девушки стандарно-целлулоидного вида. Все были изрядно навеселе и к тому же размахивали уже открытыми бутылками. Так что веселье, скорее всего, только разгоралось.
Когда вся компания с шумом и гамом устроилась за его спиной, он только поморщился и еще раз посетовал про себя на то, что не удалось достать бизнес-класс.