Врезано в плоть
Шрифт:
Позади треснула ветка, а затем послышалось тихое горловое рычание.
– Оно сзади, да? – спросил Сэм.
– Угу.
Братья развернулись и выстрелили.
? Рип ван Винкль – персонаж одноименной новеллы В. Ирвинга, проспавший двадцать лет.ГЛАВА 6
Лайл Суонсон не был счастливым человеком.
Не то чтобы это было для него нехарактерно. Даже в лучшие времена веселым нравом он не отличался. Его коллеги в «Быстрой Печати» придумали для него ироничную и забавную – как им казалось – кличку Мистер Солнышко. Нельзя сказать, что у него был мерзкий характер. Он не злился и не раздражался, когда что-то шло наперекосяк, и не жаловался на неудачи. Он был не особенно разговорчив, но бесед с коллегами
У Лайла не было причин быть человеческим воплощением ослика Иа-Иа, по крайней мере, очевидных. Детство у него было достаточно счастливое, и хотя популярным в школе он не считался, его там не травили. На самом деле, большинство детей едва замечали его существование; то же можно сказать и об учителях. Пока его жизнь, будучи совершенно непримечательной, проходила почти целиком без конфликтов любого размера. Да, он немного боялся микробов – входил в число тех, кто из дома без антисептика для рук и салфеток не выходит. И он никогда особенно не интересовался сексом. Для этого понадобилось бы приложить слишком много усилий, да и грязи, если честно, многовато.
Его работа – не сказать, чтобы карьера – не особенно его радовала, но оплату счетов она покрывала и доходы, хоть и не выдающиеся, вполне обеспечивали его нужды.
У него был собственный дом – маленький, сразу за городом, где было тихо и приятно. Было, когда голые монстры не копались в мусорных контейнерах.
У него было хорошее здоровье и, если верить доктору, при таком же развитии событий все шансы дожить до глубокой старости. Не было абсолютно никакой причины на то, что Лайл был, как говаривала мама, букой. Наверное, он просто таким родился.
Сегодня, однако, причина для мрачного расположения духа, у него нашлась более чем очевидная. Мало того, что накануне ему нанес визит голозадый любитель мусора, но что действительно стало у Лайла поперек горла, так это всеобщая реакция на его историю. Полиция, разумеется, взяла у него показания, но провели ли они реальное расследование? Фотографировали ли они, искали отпечатки пальцев, делали гипсовые слепки следов или искали образцы ДНК? Сделали ли они хоть что-то, что исследователи места преступления делают по телевизору? Нет, черт побери. Они даже не позаботились обыскать лес за его участком. У него создалось ощущение, что полицейские прилагали все усилия, чтобы удержаться от смеха во время беседы с ним.
Еще хуже была утренняя заметка в «Листовке». Хорошо, что газеты ему доставляли, а то он бы не увидел статью до того, как уйти на работу. Он сказался больным, потому что не хотел, чтобы коллеги высмеивали его весь день напролет. Марси, одна из менеджеров в «Быстрой Печати» ответила на звонок и, когда он сообщил, что не придет, поинтересовалась, не прогуливает ли он, чтобы провести день со своим новым другом. Не успел он ответить, как она добавила: «Но будь осторожен. Никогда не знаешь, на что способен голый мужик. Я бы тебе такие ужасы рассказала, золотце! Просто помни одно… – тут она выдержала паузу для пущего эффекта. – Кто предупрежден, тот четырьмя руками награжден!»
Когда она расхохоталась, он повесил трубку.
А потом притащились эти два журналиста. Поначалу они выглядели достаточно профессионально, вели себя так, будто искренне заинтересовались его историей, и внимательно слушали, когда он описывал детали. Но когда он показал бардак на заднем дворе, они начали сомневаться. Они ничего не говорили, но Лайл заметил взгляды. Взгляды, говорящие «У нас тут серьезная работа имеется». Как и полиция, они не стали ничего фотографировать, и так он догадался, что его рассказ в статью не войдет. Журналы всегда прилагают снимки к публикуемым статьям. Тот факт, что журналисты не позаботились сделать ни одной, сказал обо всем, что ему нужно было знать, о том, что они думают о его… ну, назовем это наблюдением.
«Может, не надо было использовать слово «вши»?» – подумал он.
И вот теперь он трудился на заднем дворе, прибирая бардак, который оставил после себя один-черт-знает-кто-такой. Он надел резиновые перчатки и хирургическую маску, чтобы защититься от большей части микробов. Жаль только, что пары рабочих комбинезонов не нашлось, но чего нет, того нет. Вместо этого он надел старую клетчатую рубашку с длинными рукавами и джинсы, которые он намеревался после уборки сложить в пакет и выкинуть. Несмотря на перчатки, притрагиваться к мусору не хотелось. Может, у монстров и нет вшей, как таковых, но что-то же вызывало эти странные смерти, когда люди сморщивались, как сушеные сливы, и он не хотел подхватить что-то подобное. У него не было специального инструмента, чтобы собирать мусор, так что пришлось импровизировать. Прихваченные из кухни щипцы для салата неплохо подошли на эту роль. Разумеется, потом их тоже придется немедленно выкинуть, но ничего страшного. Кухонные принадлежности заменить несложно, чего нельзя сказать о человеческой жизни.
Лайл как раз нагнулся, подцепив щипцами пустую разорванную обертку, которая когда-то содержала покрытые сливочной помадкой печеньица с ванильным кремом – его единственную настоящую слабость – когда затылком ощутил щекочущее чувство. Он замер, присев на корточки, с салатными щипцами в одной руке и пластиковым мусорным пакетом в другой. За ним кто-то наблюдал. Что-то наблюдало.
Лайл не считал себя особенно храбрым, но и трусом тоже. Ему не нравились книги и фильмы ужасов, но не потому, что они его пугали. Он просто не считал их реалистичными. Разумеется, с людьми происходят нехорошие вещи – иногда действительно нехорошие – но как бы они ни были ужасны, их можно понять, они даже в некотором смысле рутинные. Болезни, аварии, природные катаклизмы, а самое распространенное – люди, кошмарно относящиеся друг к другу. Но пугаться какой-то неизвестной кошмарной твари, рыскающей в тенях? Просто смехотворно.
Теперь же, замерев в полуприсяде на собственном заднем дворе, в прикрывающей нижнюю половину лица хирургической маске, которая вдруг стала тесной и удушающей, он понял, как чувствуют себя люди в тех историях. Они не просто пугаются, они приходят в ужас, дыхание застревает в горле, сердце стучит, словно молот, из пор сочится пот, а желудок словно наполняется ледяной водой. Они ощущают себя маленькими и слабыми, пойманными между двумя всепоглощающими, но разнополярными желаниями: бежать так быстро и далеко, как только получится, и оставаться неподвижным, будто статуя, надеясь, что безыменная тварь, преследующая их, пройдет мимо. Теперь Лайл знал то же, что и они – каково это быть жертвой. За всю свою жизнь он ни разу так не боялся.
Сперва он услышал дыхание – тяжелое и затрудненное, сопровождающееся слабым свистящим шипением, как будто у кого-то не в порядке легкие. Звук доносился слева, и Лайл не хотел поворачивать голову, чтобы посмотреть, что там, совершенно не хотел. Он бы охотнее зажмурился и, как ребенок под одеялом в темноте, понадеялся, что если он не видит монстра, то и монстр его не увидит. Но он все равно повернул голову, не смог удержаться от движения, а когда сделал это, увидел в точности то, что ожидал.