Врезано в плоть
Шрифт:
Дин повернулся к брату:
– Сэм, помнишь, я говорил, что это дело напоминает мне «Франкенштейна»? Я передумал. У нас тут полный «Реаниматор»![2]
Мартинес продолжал, будто и не слышал его слов:
– Надеюсь, вы пришли не за образцами НюФлеш, чтобы сравнить их с тем, что нашли на теле того кошмарного животного, которое вы мне вчера показывали? – его булькающий голос звучал почти весело, будто все было в полном порядке. – Боюсь, я продал последние запасы моему особенному покупателю. Он снабжает меня специальным линиментом, который облегчает зуд, вызванный шрамами от ожогов, и…
Это были последние слова, которые Мартинес произнес прежде, чем его нижняя челюсть отсоединилась от черепа и шлепнулась на пол. Она с плеском приземлилась во все расширяющуюся лужу розовой жижи у его ног, и братья одновременно
– Я никогда больше не буду есть мороженое, – пообещал Дин. – И жвачку жевать тоже.
Сэм выглядел так, будто собирался распрощаться с парой литров выпитого за утро кофе:
– Абсолютно с тобой согласен, братец.
***
– Вот уже сколько недель я использую подвал в качестве лаборатории, а все никак не привыкну к тому, как здесь холодно. Иногда кажется, что надо не халат надевать, а куртку на меху. Но холод полезен для тебя, не правда ли, дорогая?
Она улыбнулась дочери. Бэка, обнаженная, лежала на столе, прикрытая простыней по шею. Несмотря на то, что здесь, кроме них двоих, никого не было, Кэтрин хотела позволить дочери сохранить достоинство. Может, Кэтрин и ее мать – да еще доктор к тому же – но Бэка подросток, почти взрослая, и ее тело принадлежит только ей самой. Кэтрин в самую последнюю очередь стала бы обращаться с ней, как с куском мяса.
«Как ты обращалась с той несчастной собакой?» – спросила она себя.
Это другое. Существо было подопытным объектом, служившим ради единственной цели: помочь Кэтрин определить, насколько эффективно способна НюФлеш – с «дополнениями» от Конрада – соединить части тела от разных доноров. Оба тела – и Маршалла, и Бэки – сильно пострадали в аварии, и пришлось заменить многочисленные органы, ткани и в паре случаев и целые конечности. Добрая половина лица Бэки нуждалась в восстановлении, и при ней остался только один родной голубой глаз. Второй теперь был карий. Под простыней тело испещряли почти неразличимые линии НюФлеш, обозначая участки, над которыми работала Кэтрин. С Бэкой она обходилась намного аккуратнее, чем с собакой, поэтому шрамы получились едва заметными. Особенно аккуратно Кэтрин обращалась с лицом дочери, работая так, чтобы кожа выглядела настолько гладкой и естественной, насколько возможно. Когда Бэка снова будет… в порядке, ей должно понравиться то, что она увидит в зеркале. Последние несколько недель Кэтрин чаще чувствовала себя скульптором, чем врачом, хотя ее веществом была плоть, а не глина. Конрад поощрял ее смотреть на свою работу под таким углом.
– Нам нужны сильные здоровые тела для твоей семьи, – сказал как-то он. – Это, разумеется, приоритетная цель. Человеческое тело в расцвете своем обладает элегантностью и красотой, с которыми природа не способна поспорить. Так что мы не только должны удостовериться, что твои родные вернутся к жизни, но что тела, вмещающие эту жизнь, будут достойны самих богов.
Конрад часто так выражался – почти как если бы он был поэтом, а не… тем, кем бы он ни был. Кэтрин не стала бы расписывать свою работу таким высоким слогом, но хотела, чтобы Бэке и Маршаллу было удобно в восстановленных телах, чтобы они могли появляться на людях, не привлекая внимание. Проще говоря, чтобы они выглядели нормально, с учетом обстоятельств. Она определенно не желала, чтобы они выглядели чертовыми монстрами, как та собака. Но работая над ней, она не заботилась об эстетике, просто хотела протестировать эффективность НюФлеш. Ну и разумеется, убедиться, что предложенные Конрадом техники воскрешения работают.
По крайней мере, ей не пришлось тревожиться из-за собаки. Конрад дал ей знать, что от пса избавились. Он не предоставил подробностей, а она не стала расспрашивать. Один из важных аспектов их совместной работы заключался в том, что Кэтрин не пыталась вытаскивать из Конрада информацию, а он молчал о том, что она предпочитала не слышать. Так было лучше.
Длинные волосы Бэки обладали насыщенным каштановым цветом, и Кэтрин нравилось их расчесывать. Это напоминало ей о временах, когда Бэка была ребенком, не способным – а если честно, не горящим желанием – самостоятельно причесываться. Даже если Кэтрин умудрялась в итоге выпроводить ее в ванную, Бэка постоянно «забывала» причесать волосы на затылке, предоставляя Кэтрин завершить работу. Постепенно дочь переросла этот период, но Кэтрин с удивлением обнаружила, что скучает по этому. Ей нравилась приятная близость, нравилось касаться волос дочери, проводить по ним расческой, болтая с Бэкой о том о сем.
Появился соблазн достать расческу и провести несколько минут, приводя в порядок волосы Бэки, но Кэтрин устояла. Она достала Бэку из холодильника и уложила на стол не для того, чтобы поиграть в дочки-матери. Надо работать. И начать стоит с головы.
Во время их сотрудничества Конрад показал ей множество чудес, и хотя она была рациональной женщиной, пришла к выводу, что если и не бывает магии, то наука достигла куда большего, чем она подозревала. Одной из самых потрясающих вещей, которую она узнала от Конрада, была формула химического вещества, способного обратить разрушение клеток, вызванное разложением. Само по себе оно не возвращало жизнь, но предохраняло тела от гниения, что было жизненно важно, учитывая время, на которое приходилось извлекать Маршалла и Бэку из холодильника, чтобы работать над ними. Тем не менее, действие его было не вечно, и когда эффект угасал, разложение не просто возвращалось, а яростно накидывалось, многократно ускоряясь, пока объект не превращался в голый скелет. Это Кэтрин узнала из наблюдений за многочисленными опытными образцами. Крысами по большей части, хотя как-то Конрад принес ей бродячую кошку. Видеть результаты ускоренного разложения было неприятно, мягко говоря, и она не должна была допустить, чтобы такая участь постигла ее мужа и дочь. Так что каждые несколько дней Кэтрин осматривала Бэку и Маршалла, чтобы удостовериться, что они не начали быстро разлагаться. Если бы запас вещества был неисчерпаем, она бы использовала его каждый день, но достать ингредиенты было непросто, а процесс его создания требовал достаточно усилий. Стоило ошибиться на любом этапе, и результат становился бесполезным. Так что Кэтрин старалась использовать вещество лишь в случаях крайней необходимости.
Результаты были почти невероятные. Когда Бэка была маленькой, Кэтрин часто тайком пробиралась в ее комнату по ночам, якобы чтобы проверить, все ли в порядке, но на самом деле ей просто нравилось смотреть, как дочь спит. Бэка всегда была такой тихой – никогда не ворочалась во сне – и дышала так неслышно, что Кэтрин приходилось наклоняться, чтобы услышать дыхание. И сейчас, глядя на лежащую на столе Бэку, чьи черты лица смазывал жесткий флуоресцентный свет, Кэтрин с легкостью могла представить, что она не мертва, а просто – как всегда – крепко спит, ожидая, когда мама разбудит ее.
В некотором смысле, пожалуй, так оно и было.
Хватит ворон считать. Надо работать. Кэтрин начала осмотр со ступней Бэки.
Подняв простыню, она поискала изменения цвета кожи. Ничего не нашла и приступила к ногам. Она уже осматривала туловище, когда услышала шаги на кухне. Конрад пришел.
Кэтрин снова накрыла тело дочери простыней, наклонилась к ее уху и шепнула:
– Не беспокойся. Я знаю, тебе не нравится, когда он на тебя смотрит. Мы закончим осмотр позже, после того, как он уйдет.
Услышав, как дверь подвала открылась. Кэтрин выпрямилась и отступила от стола. Она не видела ничего такого в том, чтобы беседовать с дочкой, но никогда не делала так в присутствии Конрада. Она не боялась, что он сочтет ее ненормальной. Он сам был странноватым, мягко говоря. Но ее разговоры с Бэкой – пусть и односторонние – личное дело, касающееся только матери и дочери.
Конрад спустился по ступеням, двигаясь грациозно, несмотря на груз в виде большой картонной коробки. Коробка выглядела тяжелой, но Конрад нес ее с легкостью. Кэтрин не удивилась: она знала, что он сильнее, чем кажется.