Всадник авангарда
Шрифт:
А Джек Таккер с лихорадочным румянцем на лице начал нахлестывать упряжку кареты Мэтью, разгоняя лошадей еще сильнее. Мэтью заметил с нарождающимся страхом, что кучер, избитый кнутом, сполз с козел и бросил вожжи. И они сейчас сидят в неуправляемой карете в дюймах от неминуемой катастрофы. Минкс Каттер поняла это в тот же миг и весьма не аристократично буркнула:
— Усраться!
Мэтью подумал, что в сложившейся ситуации это не исключено.
Глава шестнадцатая
— Прекратить! — гневно крикнула неистовым братьям Ария
В этот горячечный момент Мэтью хладнокровно отметил про себя, что с тем же успехом можно было приказывать ветру перестать дуть или океану перестать гнать волну: у ирландских близнецов раскраснелись лица, глаза сделались безумными. Они разыгрывали драму собственного сочинения и не собирались останавливаться, пока… пока что? Карета с Натаном Спейдом не слетит с обрыва?
Будто подчеркивая эту мысль, кнут снова хлестнул, теперь уже по краю окна Мэтью, отбив кусок черной краски.
Лишенные управления лошади понеслись еще пуще, колеса мчащейся кареты Таккеров толкнули колеса берлины Мэтью, край в край, и вся конструкция, содрогнувшись, отчаянно заскрипела.
— Вот сволочи! — вскипела Ария. Она перегнулась через колени Мэтью, высунулась в окно. — Прекратите! — заорала она братьям. — Прекратите, или вам конец, слышите?
Мэтью подумал, что угрожать Таккерам смертью — не лучший способ решить проблему. Если еще учесть, что в ответ на это обращение они захохотали, а также то, что отнюдь не они висели в экипаже над краем обрыва. Дорога поворачивала, карета стала клониться вправо, к разверзшейся пропасти. Ария втянулась обратно в карету и посмотрела на Мэтью дикими глазами. Волосы ее раздувало ветром.
— Сделай что-нибудь! — завизжала она.
— Бога ради, сделайте же что-нибудь! — взмолился таким же визгом Понс.
Морщины его лица стали коричневыми от пыли нюхательного табака, глаза за увеличительными стеклами были полны ужаса.
Что-то хрустнуло под каретой позади справа — наверняка это колесо соскочило с дороги. Берлину тряхнуло так сильно, что у Понса очки подпрыгнули на носу и повисли на одном ухе, трясущиеся щеки чуть не хлопали по лбу. У самого Мэтью сердце гудело боевым барабаном. Он чувствовал, как карета наклоняется к вратам неба… Джек Таккер нахлестывал обе упряжки, поглощенный борьбой, которая Мэтью представлялась нелепо односторонней. В нем закипал гнев при мысли, что если сейчас он полетит с обрыва в этой разваливающейся берлине, то никогда не увидит профессора Фелла, не узнает, зачем его сюда привезли, а Берри и Зеда наверняка убьют и закопают где-нибудь на этом острове, и все, вся его жизнь и вся борьба окажется напрасной.
— А вот черта с два, — сказал он себе голосом, вырвавшимся из глотки Натана Спейда.
Он выберется наружу, подберет вожжи и подчинит себе упряжку. И делать это надо немедленно.
Левая дверца берлины не открывалась, потому что колеса другой кареты уже соскребали с нее краску. Будто угадав его намерения, Джек хлестнул кнутом через окно чуть ли не по лицу Мэтью, и юношу обдало вихрем с запахом гари. Он изогнулся вправо и вышиб ногой противоположную дверь. Протолкнулся мимо двух женщин и схватился за дверцу, чтобы вылезти наверх. В шестидесяти
Правое заднее колесо балансировало на краю обрыва. Мэтью полез по борту кареты и увидел, что кучер изо всех сил цепляется за верх кареты, раскинув руки и ноги, хватаясь пальцами за все, что только мог достать. Насколько быстро несутся лошади, Мэтью даже думать боялся, но встречный ветер здесь, наверху, был страшный. Дорога снова начинала выгибаться. С высоким, тонким, пронзительным скрежетом колеса кареты Таккеров вновь содрали с борта краску. Брызнули щепки. Карета Мэтью качнулась вправо еще сильнее, и Огастес Понс издал тонкий, пронзительный крик ужаса.
Мэтью перелез через дрожащего кучера, у которого поперек лица багровел свежий рубец. Тут же кнут заплясал вокруг Мэтью, слева и справа — Джек Таккер пытался сбить Натана Спейда с кареты.
— Прекрати, идиот проклятый! — крикнула Ария в левое окно, но этим только подлила масла в огонь — Джек стал хлестать по разлетевшимся лошадям, а Мэк хохотал как сумасшедший и погонял свою упряжку. Мэтью, низко пригнув голову, пробирался к козлам. Он подумал, что для двоих мерзавцев это — всего-навсего грубая шутка, но при такой неистовой качке берлины туда-сюда шутка эта может обернуться очень скверно для него, Арии, Понса и Минкс Каттер. Он представлял себе, как в соседнем экипаже сидит неподвижно индейская девушка, стоически принимая свою судьбу, а Джонатан Джентри свернулся, наверное, на полу, напевая детскую песенку.
Ну, мрачно подумал Мэтью, настало время Мокрожопому показать, на что он годен.
Добравшись до козел, он встал на колени. Но где же вожжи, черт бы их побрал? Затянуло лошадям под ноги?
Четверня выбрасывала из-под копыт щебень и пыль. Мэтью видел, что впереди дорога продолжает изгибаться, и экипаж снова соскальзывает к опасному краю. Кнут Джека Таккера щелкнул почти по уху, и левую сторону шеи обожгло болью.
От этой боли потемнело в глазах, Мэтью сшибло с козел, и он вдруг стал падать вправо, дико размахивая руками и ногами.
Но даже сквозь боль и панический страх Мэтью сознавал: единственное, что отделяет его от раскинувшейся внизу пучины — это открытая и беспорядочно мотающаяся дверь экипажа. И он потянулся к ней так отчаянно, как если бы пытался ухватиться за руку самого Бога. Поймал оконный проем, вцепился в него, дергая ногами над пропастью. Послышались звуки, похожие на пистолетные выстрелы — это вылетали спицы правого заднего колеса.
— Эй! — крикнул женский голос. — Держись!
Он поднял глаза — в дверном проеме кареты стояла враспор Минкс Каттер. Правую руку блондинка протянула к нему, и пальцы ее хватали воздух.
Продев одну руку в окно, другой он ухватился за руку Минкс. Та потянула его к себе, но он решил, что в карету ему возвращаться не нужно, а надо попытаться еще раз, и черт бы побрал их, хулиганов. И когда его башмаки прочно утвердились на краю проема, он выпустил руку Минкс, полез снова по борту берлины и выбрался на крышу, где все так же, судорожно цепляясь, висел кучер. Борясь с жгучей болью в обожженной кнутом шее, Мэтью подумал, что работать на профессора Фелла в каком бы то ни было качестве — означает послать осторожность ко всем чертям.