Шрифт:
Всадник
(Стихи о Ленинграде)
Советский писатель
Ленинград – Москва
1946
I. После
Под Ленинградом
В суровой почве вырытые норы.
Гнилые бревна.
Тряпки. Ржавый лом.
Бомбежкой вспаханные косогоры.
Еще светла здесь память о былом.
Они сидели тут
зарывшись в недра
Земли российской.
Где теперь они?
Дрожит кустарник под нажимом ветра.
Блестят цветы,
как пестрые огни.
Край северный,
знакомая сторонка,
Тебя топтал,
тебя калечил бой.
Но тканью трав затянута воронка.
Земля,
ты вновь становишься собой.
Ты снова воскресаешь,
хорошея,
Всегда права
и вечно молода.
Осыпется ненужная траншея,
Окоп размоет тихая вода.
Березка затрепещет над рекою,
Пугливыми листами шевеля.
О, поскорей бы стать тебе такою
Спокойной, щедрой,
русская земля.
Вчера я шел.
И ленинградской сказкой
Была душа
Опять изумлена.
Сквозь дыры стен
Распоротых фугаской
Блистало небо.
И плыла луна.
И камни,
будто залитые ртутью,
Мерцая в синеватой белизне,
Как Колизея остов,
древней жутью,
Щемящим сном
дохнули в душу мне.
Была тут, вероятно, колоннада.
Гипс, будто кость, белел.
Томил покой.
И я остановился.
Мне не надо
Ни тишины,
ни красоты такой.
Я верю,
я борюсь, я торжествую.
Я, как и все,
Смотрел в глаза войны.
Люблю я прелесть города
живую,
Как голос друга,
Как лицо жены.
И волшебство
Пустынной панорамы
Зовет,
Всей лунной музыке назло,
Заделать стены,
Крепко вставить рамы
И в них вложить
Надежное стекло.
Белая ночь
1.
О,это не преданья,
Не дней былых завет,
Но испаряют зданья
Голубоватый свет,
Мерцают боязливо,
Как фосфор или ртуть.
И ветер от залива
Сейчас не смеет дуть.
А наклонись к Фонтанке,
Покажется тогда,
Как спирт, зажженный в склянке,
Горит ее вода.
Беззвучно
Скользит под круглый мост.
И небо спит пустыней
Свободною от звезд.
2.
Мы с тобою в Италии не побывали,
По парижским бульварам пройдемся едва ли,
И, пожалуй, лишь в быстром мерцаньи кино
Нам в насупленный Лондон войти суждено.
Не начавшись окончились наши кочевья.
Но у самого дома, всему вопреки
Ленинградские нам улыбались деревья,
И сияла ночами поверхность реки.
Екатерининский дворец
Может, и не изменился в лице я,
Может, мне трудно понять до конца.
Вот она –
светлая арка Лицея,
Отсвет заката на складках дворца.
Будто как раньше,
добравшись с вокзала,
Видя, как неба прохлада нежна,
Жду, чтобы мне тишина рассказала
Всё,
что умеет сказать тишина.
Кажутся прежними дуги Растрелли,
И куполов проплывают сердца.
Знаю,
мы все за войну постарели,
Что ж удивляться морщинам дворца.
Но, будто с мыслей повязку срывая,
Вздрагиваю.
Утешение – прочь!
Это не прежняя и не живая
Музыка.
Это же – смерть. Это – ночь.
Это злосчастное великолепье
Скорбных пустот, исковерканных глыб,
Где сквозь пробелы зубчатою цепью
Бродят вершины испуганных лип.
…Что же воздвигнем мы заново внукам
Вместо поруганного волшебства?
Надо рождаться
особенным звукам,
Надо, чтоб наши
сияли слова.
В радостях – сверстник
и в горе – помощник,
Робкие искры вздувая во мгле,
Много тебе потрудиться,
художник,
Надо сейчас на суровой земле.
Фонтан
Средь трудов,
раздумий и скитаний,
В знойном ли,
в морозном ли краю,
Очертанья ленинградских зданий
Помнил я,
как молодость свою.
Может, мне не всё являлось сразу
Не колонн
могучие столбы,
И не Всадник открывался глазу
На коне
взметенном на дыбы.
Мне – подчас
мерещилось простое…
Летний день.
И скверика песок,
И фонтан,
что выгибался, стоя,
Кисти пен
ронял наискосок.
И сейчас передо мной
не тенью
Он возник.
Но вот он – наяву.
Весь подобен
светлому растенью.
Он живой.
И я еще живу.
Он шипит
торопится и бьется,
Переждав блокадные года.