Все будет хорошо
Шрифт:
Я на вас в суд подам, заорала Татьяна, и доктор предпочел ретироваться.
Тогда эвтаназию для инфантов еще не легализовали…
Накормив Глебушка, — тот сыто зачмокал и моментально уснул — Кирилл положил сына в кроватку и включил телевизор без звука. На экране детозащитники выступали против закона о детском труде — и, заодно, против повышения пенсионного возраста. Тот факт, что одно неминуемо повлечет за собой другое, до затуманенных эмоциями мозгов детолюбов не доходил.
А как иначе спасти мировую экономику, если две трети детей, рожденных после
В дверь тихонько поскреблись. Опять Танюха ключи забыла, рассердился Кирилл и пошел открывать.
— Таня?! — вскрикнул он в ужасе, когда она ввалилась в квартиру. — Что с тобой, Таня?!!
Все лицо у жены было одним сплошным кровоподтеком. Нос сломан, из ушей течет кровь. Светлые джинсы в паху тоже пропитались черной кровью. Выкидыш, наверняка. Лишь бы ребра не сломали.
— Пу… беры… — разбитыми губами прошептала Таня. — В сквере…
Кирилл не помнил, как схватил молоток и выскочил во двор. Перед глазами все плыло, кровь стучала в висках, лицо горело огнем. Конечно, ни одного пубера там уже не сидело, и только валялись пустые водочные бутылки и жестяные банки из-под «ягуара».
И тогда Кирилл принялся крушить молотком детскую площадку. Бессмысленно и озверело, тяжело дыша и смачно хакая при каждом ударе. Качели, на которых сидел вожак стаи — Кирилл его хорошо запомнил, маленькие гадкие глазки, редкие усики над верхней губой, спортивный костюм «адидас». Скамейка, где хихикали девки — дебелые кобылы, волосы в хвост, яркий макияж и розовые валенки. Карусель, место токования остальных пуберов — кожанки, кепки, дешевые сигареты. Все вокруг заплевано, загажено, усыпано окурками и битым стеклом. Все это следовало уничтожить. Сжечь. Стереть в порошок. Раскрошить в труху.
Он успел разломать скамейку и качели, когда приехали гицели.
— Ну все, все, — прогудел коренастый вислоусый мужик, сгребая Кирилла в охапку и отбирая молоток. — Чего буянишь-то?
— Жену, — выдохнул Кирилл яростно. — Жену! Твари, подонки! Убью!
— Изнасиловали? — уточнил гицель. Лицо у него было грубое, потертое, кожа в пигментных пятнах.
— Избили!
— Это еще ничего.
— Ничего?!
— Вон, на прошлой неделе случай. Свадьба у пуберов. Так они двух взрослых баб изнасиловали, а потом убили. Хорошо хоть не съели. Зверье малолетнее.
От холодного ночного воздуха Кирилла начало знобить. Гицеля он узнал — мужик жил в соседнем доме, и звали его, кажется, Матвей Петрович. Когда-то, до Пандемии, работал в милиции, участковым.
— К-кто в-вас в-в-вызвал? — спросил он, с трудом попадая зубом на зуб.
— Никто. Мы по разнарядке. За питерпенами. Сигнал поступил, вот и приехали. Ну-ка, накинь плед, мститель доморощенный.
Кирилл с благодарностью завернулся в плед. Плед оказался хороший, шерстяной. Для питерпенов, небось. Деточкам — все самое лучшее. Забота и уход со стороны государства. Детдом и трехразовое питание.
В теории, конечно.
Кирилл с Таней — когда та носила Глебчика, и искренне верила, что второй ребенок родится здоровеньким — даже хотели отдать туда Дашку, ездили смотреть. Духота, теснота, вонь прокисшего супа, совершенно озверелые питерпены и давно на все забившие воспитатели, драки за место в иерархии, регулярные визиты педофилов, якобы желающих удочерить… Место для беспризорников и индульгенция для тех родителей, что в тщетной попытке родить здорового наплодили слишком много дармоедов.
Но у питерпенов имелось хотя бы это. И закон, дырявый и дурацкий, но все-таки закон о защите детей, не достигший половой зрелости.
А на тех, кто остановился, пережив пубертат, было всем наплевать.
— Что ж вы пуберов не ловите, а? — протянул Кирилл тоскливо. — От них же вреда куда больше.
— Да ловим мы! — крякнул Матвей Петрович. — Только что с ними потом делать? Из колоний они бегут. На заводы, в артели — нельзя, негуманно, детский труд, ё-моё. Вот и выходит: утром поймали, вечером отпустили. Разве что девок стерилизуют, чтобы не плодились, вот и вся работа. Толку ноль, конечно.
— Маразм, — простонал Кирилл. — Какой маразм!
— А ты, — понизил голос гицель, — в следующий раз поосторожнее молотком-то маши. А то заснимет кто, и посадят тебя, за жестокое обращение с детьми. У нас же все добренькие. И такими хотят остаться. Ну все, мужик, иди домой. «Скорую» жене вызови, побои сними. Авось разнарядку дадут. Тогда и отловим этих гаденышей.
Кирилл стряхнул с плеч одеяло и на негнущихся ногах побрел к подъезду.
Следующий день прошел как в тумане. Таню положили в больницу. Про отказ в лицензии на третьего ребенка Кирилл ей говорить не стал, смысла не видел. Врач диагностировал сотрясение мозга и выкидыш. Ребра уцелели. Тане вкололи успокоительное и пообещали выписать через пару дней. Дашка все время ревела. Глеб тоже ревел. А Кирилл, не обращая внимания на детский вой, сидел в интернете.
Решение у проблемы было. Оно не было добрым; оно было правильным.
И люди, которые пришли к этому решению, называли себя кидхантерами. Они устали ждать от государства осмысленных действий. Они начали действовать сами. Втихаря.
Все необходимое свободно продавалось в аптеке. На форумах кидхантеров советовали покупать в разных: препараты в одной, шприцы в другой. За водкой пришлось зайти в супермаркет. На последние деньги Кирилл купил ящик самой дешевой водяры и еле допер его до дома. Остаток вечера он потратил на подготовку.
Около полуночи Кирилл оделся потеплее, замотал лицо шарфом (камеры-то повсюду теперь!), загрузил водку в рюкзак и отправился гулять по району.
Круглосуточный магазин на углу. Три питерпена — отнюдь не голодных, сытые мордашки лоснятся — выбежали навстречу просто поластиться; сердобольные старушки вроде Галины Федоровны всегда погладят, скажут доброе слово, пожалеют сиротинушек, которых родители, неспособные прокормить дармоедов, выкинули на улицу… Кирилл их шуганул и поставил первую бутылку возле урны. Бутылка была полупустая, мол, недопил кто, и отставил.