Всё было совсем не так

Миято Кицунэ

— Моя чакра не сможет долго его сдерживать, так что постарайся, Наруто, это твой шанс! — мама воинственно сжала кулак.

— Понял!

Я сказал это, снова очутившись на поле боя с Курамой. Он был весь в цепях, что выходили из моей груди, а моя «душа» очистилась от красной чакры и снова пыталась затянуть чистую чакру лиса. Вовремя я.

Быстро вернул свой режим мудреца и атаковал массой клонов со здоровенными расенганами, а потом контрольный вихревой сюрикен запустил. Лису хватило. И с помощью же вихревого сюрикена и клонов получилось отделить чакру, которую я забрал себе. Полдела сделано.

Я сразу почувствовал себя таким горячим и могучим

и, оглядев свои руки, понял, в чём дело. На мне был золотой покров биджу! Наконец–то!

— Не вздумай меня злить, Наруто! — завопил лис.

Он, кстати стал намного худее и костистей. И злей, так как чакра в нём осталась только «злая». Он начал творить бомбу хвостатого размером с трёх себя, но я ему помешал, вспомнив или просто поняв, что надо сделать.

Прикоснувшись к своей печати, я одним мысленным усилием опрокинул сдерживающие тории на все хвосты, тело, лапы и шею. А так же сотворил новую клетку и закрыл её.

— Я тебе этого не забуду, Наруто, — бессильно зарычал он, прежде, чем отрубиться.

— Прости меня… Курама, — тихо пробормотал я. — Но так надо… Просто потерпи ещё немного.

* * *

— У тебя получилось, Наруто, — я почувствовал руки матери на своих плечах. Странный переход обратно в золотое поле.

— Да… — я поднял на неё глаза. На её лице расцвела улыбка с примесью печали и гордости.

— Я теперь могу последовать за Минато, но сначала… — её рот сжался в ниточку. — Я хочу рассказать тебе правду о твоём рождении.

— Правду? — в душе шевельнулась мысль, что, возможно, сейчас мне скажут что–то важное, что поможет мне понять причину моих перерождений.

Мама начала издалека и рассказала историю клана Узумаки, в принципе очень похожую на ту, что уже рассказывал мне Саске восемь лет назад. И о том, что она была до меня джинчурики Курамы, и её привезли в Коноху из другой страны именно для запечатывания лиса. Деревня Водоворота, родина всех Узумаки, перестала существовать через пару лет после запечатывания девятихвостого. И по лицу матери было видно, что по ней сильно ударило подобное истребление родины. Я вспомнил Коухаку, настоятеля храма Воды, у него было такое же лицо и печаль, когда он вспоминал об Узушиогакуре.

Особый тип чакры, способный сдерживать девятихвостого, предопределил судьбу моей матери, и её отправили в Коноху для соблюдения какого–то давнего договора между Сенджу и Узумаки. Она встретилась с первой джинчуурики Кьюби — Узумаки Мито, женой Первого Хокаге Сенджу Хаширамы, и та запечатала в ней свою ношу и научила её, что если сосуд наполнить любовью, то можно жить счастливо даже будучи джинчуурики. И, по словам мамы, она была счастлива с отцом. И это меня радует. Хоть это радует.

— Ох, кстати, моя лучшая подруга Микото, — вдруг вспоминал мама, улыбнувшись. — У неё перед твоим рождением родился мальчик, Саске. Как они там?

Я не знал, что ей сказать. По всей видимости, она не могла как отец «приглядывать» за мной и у неё вообще нет ни малейшего представления, что и с кем случилось.

— Если ты про Учиха Саске, то он мой лучший друг, — решил сказать правду я, утаив некоторые детали. Очень не хотелось её огорчать.

— Это здорово! Я так и думала, что это случиться! — радостно воскликнула мама широко улыбнувшись.

Затем она перешла к трагичной части своего короткого жизнеописания и рассказала о моём рождении и «парне в маске», который освободил девятихвостого и заставил того напасть

на Коноху. К сожалению, я не узнал ничего нового. Вот только при упоминании той печати, которую использовал отец, чтобы призвать Бога Смерти меня неприятно кольнуло, этого я не видел и не ощущал, а так их история оказалась для меня не нова, хотя и было приятно выслушать мать просто хотя бы для того, чтобы быть с ней подольше.

— Прости, что бросили тебя, — в её глазах стояли слёзы. — Превратили тебя в сосуд для девятихвостого и бросили с непосильной ношей. Прости, что не дали тебе свою любовь и не были рядом с тобой…

— Тебе не за что извинятся, — прервал её я. — Будучи джинчуурики я через многое прошёл, но я никогда не винил никого из вас. Я всегда любил вас — тебя и отца. Вы отдали за меня свои жизни и, прежде чем поместить в сосуд лиса, вы до краёв наполнили его своей любовью. Порой мне кажется, только это и спасает меня. Я очень рад, что оказался вашим сыном!

Мама бросилась ко мне в объятия и крепко сжала.

— Спасибо, Наруто. Спасибо что ты — наш сын…

Она стала светиться и таять, её хватка медленно ослабла, и она просто исчезла. На моём плече остались мокрые следы от её слёз.

А в душе появилось незамутнённое счастье.

Странно всё это, но… так хорошо.

Часть 4. Глава 4. Тигры, гориллы, броненосцы и жуки…

Демонстрация Золотого покрова биджу для Ямато и Би принесла новую головную боль. Я ощутил и, ощутив, тут же вспомнил, что в мече у Би сидит тот мужик, бывший напарник Итачи. Золотой Покров подобен режиму сэннина, только ещё круче в плане сенсорики. Я почуял его злость и раздражение от того, что я смог одолеть девятихвостого и стал сильнее. Не успел заикнуться про этого шпиона, как он, подобно странной жуткой перебинтованной сороконожке, ломанулся прочь из «волшебной комнаты». Я разок ему врезал, но он увернулся и выбежал наружу. К сожалению, я застрял в сделанной мной же трещине и как–то весьма тупо подвернул ногу. Причём у меня стойкое ощущение, что так выходит каждый раз. «Кукловоды», или это я пока неловко себя в Золотом Покрове чувствую, ещё не привыкнув? Даже не знаю… Как говорится, дважды на грабли не наступают, обычно это происходит минимум пять–шесть раз…

Когда Ямато вытащил меня и перевязал мою ногу. Мы вышли из храма за водопадом Правды. Как всегда с этим человекорыбом схватился Гай.

Далее последовало странное шевеление чакры со стороны моря, и Ямато, забавно вытаращившись, заорал.

— Б*дь, это гаевский «Полуденный тигр»!

— Какое–то вялое название для столь крутой техники, не находите? — шутканул я, но народ, разглядывая бело–серое полосатое огромное нечто несущееся на нас, юмора не оценил.

А что? У сенсея толстобровика все названия странные «Утренний павлин», «Полуденный тигр», что дальше — «Вечерний гиббон»?

Захватить шпионистого акулёныша у него, во всяком случае получилось. Возможно, ещё и поэтому, зная это, я так расслабился, полагаясь на Зелёного Зверя Конохи.

После Аоба попытался прочесть нашего пленника методами мозголомов Яманака (может, кроме Учиха в его родне и Яманака водились?), но тот вырвался из деревянных оков Ямато, откусив себе язык и призвав водяную тюрьму с акулами, заставил своих животных сожрать себя. Та ещё жуть. Пока он умирал, то смотрел мне в глаза и о чём–то говорил, из–за воды, окружавшей его, не было понятно, что именно, но у меня на холке волосы дыбом встали, и снова этот взгляд, который я видел у Чиё и Нагато…