Всё, что помню о Есенине

Ройзман Матвей Давидович

В тот осенний день я снова поднялся наверх «Стойла», опять прошел было мимо пишущего Сергея, но на этот раз он окликнул меня. Я подошел к нему. Переписанное стихотворение лежало на столе, он сложил лист, сунул в карман, а скомканные бумажки бросил в большую пепельницу. Я увидел, как он осунулся, глаза потускнели. Я спросил, здоров ли он?

— Скучаю по моим детям! — ответил он, тяжело вздохнув.

(Он говорил о трехлетней Тане и полуторагодовалом Косте — его детях от Зинаиды Николаевны Paйx. Мемуаристы писали о любви Есенина к лошадям, коровам, животным. Но ни в какое сравнение не идет это чувство с его любовью к детям вообще,

а к своим в особенности!)

— А по Зинаиде Николаевне скучаешь?

— Дурень! Я же с ней встречаюсь!

(Я понял, что, навещая детей, он встречается с Райх.)

— Извини, Сережа! Не понимаю, почему ты расстался с Зинаидой Николаевной и с детьми?

В глазах его вспыхнули синие огоньки, он откинулся на спинку стула и объяснил, что Мариенгоф невзлюбил Зинаиду, а она его: он, Сергей, был между двух огней. Вспыхнула ссора, и Зинаида ушла от него.

Правильно ли говорил Есенин об отношении Мариенгофа к Зинаиде Райх? В своих неопубликованных воспоминаниях «Мой век, моя молодость, мои друзья и недруги» Анатолий, спустя чуть ли не полвека очень резко отзывается о Зинаиде Николаевне как о женщине и актрисе. [35]

35

Библиотека им. В. И. Ленина, отдел рукописей, ф. 218, картон 686, ед. хр. 10

— Неужели, Сережа, дело только в отношениях Мариенгофа к Зинаиде Николаевне?

— Еще меня задирала «святая троица» («Мужиковствующие» — А. Ганин, П. Орешин, С. Клычков.).

— Они же не знали Зинаиды Николаевны?

— Говорили, как это я, знаменитый русский поэт, женат на инородке.

— Я слыхал, у Зинаиды Николаевны мать русская, а отец — Николай Андреевич Райх.

— А им не все равно! Эх, да что говорить. Жизнь назад не попятишь!.. — Он заметил, что в кафе вошли посетители и садятся за стол неподалеку от нас, и, нагнувшись, очень тихо закончил: — Я женюсь на такой артистке, что все рот разинут!

(Это было сказано за несколько месяцев до встречи с Айседорой Дункан.)

— Почему обязательно на артистке? — спросил я.

— Хочу, чтобы мой сын был знаменитей меня.

Второй разговор с Есениным на ту же тему состоялся позднее — в конце зимы 1923 года. Он уже побывал за границей, расстался с Айседорой Дункан и был под впечатлением общественного суда над 4 поэтами (А. Ганиным, С. Есениным, С. Клычковым, П. Орешиным), который разбирал дело о случае в московской пивной.

Как только я вошел в «Стойло», швейцар сказал, что Сергей Александрович сидит внизу и просил, если кто-нибудь из имажинистов придет, зайти к нему. Зная, что Есенин, избегает одиночества, я спустился вниз.

Сидел он в распахнутой шубе, шапка лежала на кресле, перед ним стояла бутылка белого кислого вина. На этот раз беседа носила еще более откровенный характер, чем в первый раз. Есенин сказал, что не любит стихов Пастернака, Мандельштама, потому что они часто поют о соборах, о церквах. В поэте он, Сергей, ценит свою рубашку (свое лицо), а не взятую напрокат. В стихах важна своя походка, своя кровь (слово «кровь» повторил), быт.

— Вот ты не стесняешься, поешь о своем!

В этот момент официантка принесла мне завтрак. Есенин попросил то же самое дать ему. Она быстро выполнила его просьбу и вдобавок положила перед ним небольшую шоколадку в обертке.

— От тети Шуры!

Помощница повара Александра Яковлевна была влюблена в Сергея, в его стихи и всегда что-нибудь присылала ему сверх положенной порции. С обертки шоколадки глядел чудесный мальчишка. Есенин посмотрел на него:

— На Костю похож! — И, покачивая головой, добавил: — Понимаешь! Третьего дня встал передо мной, такой маленький, такой светлый, и говорит: «Я — Константин Есенин!..»

На его глазах выступили слезы, он смахнул их пальцами.

Все это я писал еще в 1926 году, [36] но, по вполне понятным причинам, не упоминал разговора Есенина о Зинаиде Николаевне, которая в то время была женой В. Э. Мейерхольда.

36

Памяти Есенина. Изд. Всерос. союза поэтов, 1926, стр., 116–117

Сергей стал говорить о своем детстве, о родителях, о сестрах. Затем о своем деде Федоре Андреевиче Титове, который читал ему библию, книгу пророков. Как он, Сергей, любил ее пафос, образы. Прочел по памяти отрывки из «Экклезиаста».

— Прекрасный язык философа, — сказал он, — и отрицание божьего промысла.

Есенин откинулся на спинку дивана, зажмурил глаза и с наслаждением прочитал великолепные места из «Песни песней».

— Какие образы! Какой ритм! Настоящая лирическая поэма! — заявил он, и я увидел прозрачно-голубой свет в его глазах.

Я объяснил, что толкователи считают «Песнь песней» драмой, составленной из народных песен.

— Из народных песен? — переспросил Сергей. Я подтвердил. Он подумал и проронил:

— То-то она так за душу хватает!

Есенин посмотрел на стенные часы (шел первый час) и спросил:

— Разве ты теперь нигде не служишь?

Я ответил, что уже второй год заведую литературной студией клуба Реввоенсовета республики (Удостоверение управления делами Реввоенсовета от 11 января 1921 года № 7016/В).

Теперь работа расширилась: не только выпускаю устный литературный сборник, составленный из произведений сотрудников, но они выступают и в других военных клубах. Организую вечера поэтов, писателей, режиссеров. Все охотно соглашаются: гонорар выдается небольшим продуктовым пайком. Я предложил Сергею почитать стихи в клубе Реввоенсовета и пообещал выдать ему пшеничной муки.

— Сейчас я целый вечер не выдержу! — признался он.

— Я могу для компании пригласить того, кого назовешь.

— Зинаида жаловалась: хочет испечь детям пироги, а муки трудно достать. Пригласил бы ты Всеволода! А меня потом.

— Во-первых, согласится ли Мейерхольд?

— Я поговорю с ним.

— Во-вторых, на вечер придут командиры, бойцы, служащие Реввоенсовета. Все должно быть понятно.

— Я попрошу его рассказать о театре Пушкина. Это у него получается здорово…

Он снова перешел на критику современных поэтов, увлекся и заявил:

— Оттого я доволен, что знаю: лучше всех пою! Он позавтракал, хотел заказать бутылку вина. Я наотрез отказался пить.

В это время в дверь кабинета постучали, и на пороге возник участковый уполномоченный 50-го отделения милиции. Он отлично знал всех имажинистов, присутствовал на наших вечерах, диспутах и т. п. Участковый спросил о каких-то справках. Есенин хотел угостить его вином.