Все дороги ведут к тебе
Шрифт:
– Невероятно... Как он отнесся к поступку Ивонн? Она была так увлечена, что совсем запуталась…
– Ты удивительный человек. В твоем сердце нет места для ненависти, к кому бы то ни было!
Он усмехнулся, склонив к ней голову.
– Она не просто запуталась, Елена. Она приходила в больницу два дня назад.
– Зачем?
Елена резко повернулась, едва не стукнувшись с ним лбом. Его лицо оказалось так близко, что она могла утонуть в озерах его глаз. Он, сгребя всю силу воли заставил себя вернуть ее обратно на свое плечо, поспешно отвернувшись, и изучая облака за окном.
– Хотела знать, как ты себя чувствуешь.
– Ее волновало мое здоровье?
– Похоже, бедняга до сих пор уверена, что из-за нее пострадал дорогой Елин.
– Ты не сказал ей!
– Это была моя маленькая месть… после ее признания, это было меньшее, что мне хотелось сделать в тот момент… - голос его сквозил холодом и откровенной яростью.
– Она призналась в поджоге.
Елена произнесла это как факт, заставляя молодого человека, в очередной раз подивится ее проницательности.
– Это так.
– Я предполагала это, после твоих слов. Только ей необходимо было приостановить работы… любой ценой.
– Цена могла оказаться, слишком высока!
– Ты прав, но она созналась.
– Да, но лишь почувствовав вину перед одним мальчишкой. Раскается ли она вовсе, остановится ли она, только время решит. Отец займется этим. Он отправит ее в Париж, под присмотр матери.
Елена устало потерла глаза, заставляя их оставаться открытыми. Сон так и манил, убаюкивая у него на руках.
– Когда ты поправишься, я покажу тебе одно место. Там всегда ветрено, и прекрасный обзор…
Он повернулся к ней, почувствовав, как расслабились руки ее державшие его ладонь. Глаза ее были закрыты. Ровное дыхание согревало его шею. Длинные темные ресницы скрывали темные круги под глазами.
– Ты снова сбежала, Елена…
Чувство того, что он был единственным в своем роде мужчиной, ревнующем к себе самому, доводило его до исступления. За окном загрохотало. Он сердито глянул на окно.
– Какого черта?..
Поудобнее расположившись, он, подтянув одеяло, прислонил голову к стене, и закрыл глаза. «Не в этом мире, так в том, не имеет значения. Я буду следовать за тобой, пока все не сложится воедино…»
Сердце мое…
Пламя печи жаром обдавало его мокрое от пота лицо. Рубашка, став, скорее серой, чем белой, липла к разгоряченному телу. Он в очередной раз с остервенением опустил молот на наковальню.
– Сынок, пора бы остановиться…
Он поднял к матери голову. Лишь изумрудами, словно у дикого зверя сверкнули из-под огненных прядей его глаза.
– Будешь молчать и дальше? Был бы отец дома, давно бы оттащил тебя за ухо. Не изводи себя и меня в придачу. Прекрати, прошу!
Тина в отчаянии притопнула ногой, глядя, как шипит, остывая в воде опущенное сыном лезвие очередного клинка.
– Фиона и сегодня приходила, верно?
Кит по-прежнему не удостоил ее ответом. Продолжив работу, словно одержимый демонами, он вернулся к наковальне.
– Я же знаю, что она нравилась тебе. Ее отец не против того, чтобы ты за ней ухаживал. Что же теперь? Теперь она ухаживает за тобой, а ты нос воротишь? Что все это значит? Ты снова прогнал ее?
– Мам… она дура!
Кит вновь ударил молотом.
– О Боги…
– Она пуста как пробка… горазда лишь хвастать перстнями, что привез ей отец. Не желаю более видеть ее! Не приглашай ее больше!!
– Что изменилось, Кит? Эта девочка всегда была слишком поверхностна, но тебя это не волновало. Есть кто-то, кого колечки и платьица волнуют в меньшей степени? Ох, нет…
Тина прижала руку к груди, присев на бревно. Материнское сердце дрогнуло.
– Ты же не влюбился в свою госпожу, сынок?.. Не говори мне…
– Не скажу…
Молот загрохотал в наполнившейся тишиной кузне.
– Кит!!
– Я не сумасшедший мам, Елин всего лишь мой друг. Он будет им всегда…
Более он не произнес ни слова. Женщина поднялась и вышла на свежий воздух, хватая его судорожно, и останавливаясь около двери. Она не оглянулась. Она понимала, что сейчас его и в самом деле необходимо оставить. Сейчас он ее не услышит. Мать поспешила в дом, глядя, как гасли звезды, и небо стало светлеть…
Она тихо отступила от высокого забора, тихонько отворив ворота и войдя во двор. Поняв, что он остался один, она вошла в жаркую кузню. Горячий воздух обжог дыхание, она остановилась на пороге, молча наблюдая за ним. Он работал, вдохновенно, неистово, не видя ничего вокруг. Но еще миг, и словно кто потянул его взгляд на двери. Он поднял голову и замер.
– Елин…
Кит выронил тяжелый молот. Тот глухо ударился о пол, поднимая пыль. Юноша, отпихивая все на своем пути, бросился к ней, остановившейся у дверей. Он порывисто обнял ее, кружа в жарком помещении, не смея поверить самому себе. Елена, тихо смеясь, отвечала ему дружескими объятиями, чувствуя, что он сам горит как печка позади него.
– Поставь меня на место, Кит!
– Конечно же, прости.
Кит бережно отпустил ее, отходя от греха подальше. Она видела, как взволновано, горели зеленые глаза, на чумазом лице, ища следы ее ран. Она видела, какое облегчение испытал он, найдя ее во здравии.
– Ты жив…
Это чудноМе обращение, позволявшее ему общаться с ней на равных, уже в который раз позабавило ее. Лишь из его уст, это не звучало обидно. Для него она навсегда готова была остаться Елином, непутевым мальчишкой, которого он так любил опекать.