Все Грани Мира
Шрифт:
— Мы с женой тоже так считаем, — сказал я. — Хотя не исключаем возможности, что Сиддх заблаговременно подготовился к своему исчезновению, а потом ушёл налегке, чтобы мы думали о несчастном случае.
— Я тоже не исключаю такой возможности. Но о предательстве мы уже говорили, так что вернёмся к варианту с неосторожностью. Будем исходить из предположения, что Сиддх по собственной воле и без всякого злого умысла покинул лагерь, а когда оказался за пределами купола, с ним случилось несчастье. Он мог подвергнуться нападению обитающих на этой Грани крупных хищников, но это было бы слишком просто…
— И
— Вот именно. Поэтому я склоняюсь к мысли, что Сиддх стал жертвой враждебно настроенных людей или существ более опасных и свирепых, чем любые земные хищники, существ, порождённых Нижним Миром. Возможно, они шли за вами от самого Агриса, хотя более вероятно, что появились совсем недавно и воспользовались первым же подходящим случаем, чтобы ослабить ваш отряд.
Я зябко передёрнул плечами.
— Значит, теперь нам следует ждать нападения?
— Вам следует быть готовыми ко всему, к любым неожиданностям, но паниковать не стоит. На Агрисе вы уже доказали, что способны постоять за себя, а сейчас находитесь даже в более выгодном положении, чем тогда. Вы больше знаете, больше умеете, вам лучше удаётся контролировать своё могущество — и Сандра, и Сиддх докладывали мне, что вы очень быстро прогрессируете. Исчезновение Сиддха, конечно, большая неприятность, но я не стал бы слишком драматизировать ситуацию. Вполне возможно, что нападение на него было актом отчаяния со стороны противника — ведь Сиддх его нисколько не интересовал, ему нужны только вы с Инной.
Я понимал, что таким образом отец Сандры пытается ободрить меня и немного успокоить самого себя. Он, хоть и не показывал этого, безусловно волновался за дочь, которая вместе с нами подвергалась смертельной опасности.
— Однако, — сказал я, — и эта теория не лишена слабых мест. Ещё с самого первого дня Сиддх настаивал на том, чтобы после отбоя никто не покидал пределов защитного купола. А он явно не из тех людей, которые считают правила обязательными для всех, кроме себя.
— Собственно, у меня есть приемлемое объяснение поступку Сиддха, — заговорил Винченцо Торричелли, и по заминкам в его речи я догадался, что он немного смущён. — Как раз поэтому я настоял на беседе с вами с глазу на глаз. Остальным это знать ни к чему.
— А именно?
— Видите ли, среди привычек лейтенанта-командора Сиддха есть — или была — одна… гм, назовём это странностью. Или, лучше, нетрадиционностью. — Несколько секунд отец Сандры помолчал в нерешительности. — Короче, он гомосексуалист.
— Ага… — только и сказал я.
В теории я исповедовал толерантное отношение к представителям сексуальных меньшинств, но на практике не мог преодолеть своей брезгливости к таким людям, особенно к мужчинам. При мысли о том, что Сиддх часто прикасался ко мне, хлопал по плечу, я почувствовал лёгкий приступ тошноты. Одно утешало: мне не пришлось спать в палатке бок о бок с инквизитором; я проводил все ночи в компании двух очаровательных девушек.
„А знаешь,“ — сказала Инна, — „я подозревала,
„А вот для меня это полная неожиданность. Я даже подумать такого не мог…“
— У нас в ордене это не считается преступлением, — между тем продолжал Торричелли. — Правда, большинство относится к таким людям со стойким предубеждением, поэтому Сиддх был осторожен и, надо отдать ему должное, никогда не смешивал свою личную жизнь со служебной деятельностью. Но ведь он, в конце концов, человек и вполне мог поддаться слабости. Если допустить, что между ним и ещё кем-то из вашего отряда возникла связь, то тем самым можно объяснить, почему он пренебрёг своими же собственными правилами и среди ночи покинул лагерь.
— Вы полагаете, что у него было свидание?
— Вполне возможно. Если отбросить версию о предательстве, то это единственное разумное объяснение.
— Тогда получается, — произнёс я, — что один из наших спутников знает гораздо больше, чем говорит. Даже если он не пришёл на встречу или пришёл позже, то всё равно должен понимать, что исчезновение Сиддха связано с их несостоявшимся ночным свиданием. А может, он собственными глазами видел, как это произошло, но держит рот на замке, боясь признаться в своих гомосексуальных наклонностях.
— Совершенно верно, — подтвердил командор. — Я знаю немало случаев, когда люди скрывали жизненно важную информацию из страха, что вместе с ней станут достоянием гласности и некоторые их мелкие грешки. А вы, случайно, ничего такого не замечали? Может, вам бросились в глаза особые отношения между Сиддхом и кем-нибудь из ваших людей?
Я хотел сразу сказать «нет», но Инна удержала меня:
„Погоди, не горячись, ведь это серьёзное дело. Я понимаю, что тебе не хочется думать о такой возможности, но обстоятельства сейчас таковы, что мы не вправе потакать своим желаниям. А особенно ты — поскольку ты наш предводитель. С исчезновением Сиддха ты стал главой отряда не только формально, но и фактически. Так что не уклоняйся от своих обязанностей руководителя.“
„Легко тебе говорить «не уклоняйся»! Если одна из обязанностей руководителя состоит в том, чтобы подозревать своих подчинённых во всех смертных грехах, то это самая гнусная должность на свете. Тогда неудивительно, что подавляющее большинство политиков такие мерзавцы… Ай, ладно! Если на то пошло, мне кажется, что Сиддх особо выделял среди загорян Младко.“
„И всё? Больше никого?“
„Ну… И ещё, пожалуй, Йожефа.“
„Вот это другое дело. Нельзя исключать человека из списка подозреваемых только на том основании, что он тебе симпатичен.“
С тяжёлым сердцем я назвал отцу Сандры имена обоих подозреваемых, однако счёл нужным предупредить, что знаки внимания, которые оказывал им Сиддх, были совершенно невинными и лично у меня не вызывали никаких подозрений. Прежде я считал, что инквизитор относится к двум юным загорянам (обоим было по восемнадцать лет) по-отечески покровительственно.
На что командор сказал:
— Я не собираюсь склонять вас к тем или иным выводам, Владислав. Вы ближе к событиям, вам виднее, у вас своя голова на плечах. Я лишь изложил вам свои соображения, а дальше сами разбирайтесь, что к чему.