Все и побыстрее
Шрифт:
— Она должна была родить, — сказал Курт.
— Да, я все слышала. Мне так жаль ее.
— Она пока еще не может оправиться от потрясения.
— Она в больнице?
— Пока да. Думаю, она пробудет там еще неделю. Я арендовал дом в Беверли-Хиллс, чтобы она могла сменить обстановку.
Джоселин переминалась с ноги на ногу.
— Сколько там спален? — спросила она робко.
— Две.
— Вам не кажется, что ей было бы приятно увидеть кого-нибудь из членов семьи?
Курт заглянул ей в глаза. Его лицо было мокрым.
«Что это, слезы? — подумала Джоселин. — Нет, скорее,
— Хорошо, — сказал Курт, — иди за мной. — И он стал быстро спускаться с холма. Джоселин едва поспевала за ним.
Они вышли на Юнион-стрит. В тумане светились огоньки такси. Курт поднял руку, и машина подъехала.
— В аэропорт! — бросил он.
Она полетит на самолете?
Джоселин вспомнила, что, когда ей было четыре года, недалеко от Эдинторпа разбился самолет. Клубы черного дыма окутали город. Пахло гарью, горелым мясом. Джоселин хорошо помнила этот запах. «Быть заживо сожженной, — подумала она, — ну что ж, жребий брошен».
Вторая дочь Силвандера убежала из дома Гидеона с Куртом Айвари. Убежала в чем была.
Глава 23
Над городом стоял густой туман, и самолеты не летали. Курту и Джоселин пришлось ждать до утра. Из аэропорта они поехали прямо к Гоноре в больницу, но Джоселин не пропустили к сестре. Согласно больничным правилам, дети до двенадцати к больным не допускались, поэтому ей ничего не оставалось делать, как ждать, когда Гонору выпишут домой. Предполагалось, что она пробудет в больнице еще десять дней.
Дом, который арендовал Курт, представлял собой бунгало в псевдоиспанском стиле и располагался на тихой, малолюдной улочке южнее бульвара Вилшир. После особняка на Клей-стрит дом показался Джоселин маленьким и тесным. Он явно предназначался для людей среднего достатка, и Джоселин была разочарована. Зато она пришла в полный восторг от кухарки, пожилой неразговорчивой женщины, которая каждое утро приезжала к ним на стареньком «кадиллаке». Боже, как она готовила! Какие вкусные блюда, слоеные пирожные, разнообразное печенье и даже мороженое! Сладкоежка Джоселин была довольна.
В четверть девятого Курт уходил на работу. Он работал в компании «Мак-Ни», основном конкуренте Талботта в строительном бизнесе. В шесть он возвращался домой, обедал и бежал в больницу. Вернувшись из больницы, Курт раскладывал на обеденном столе чертежи и снова работал.
Джоселин была счастлива. Никто не давил на нее. Она много гуляла, исследуя окрестности, затем возвращалась домой и читала. Читала все, что попадалось под руку, будь то романы, справочники, книги Курта по строительству. За обедом она просила Курта объяснить ей, что такое боковое и горизонтальное давление почвы, как защитить ее от коррозии, каково устройство гидравлических насосов. Курт смотрел на нее с удивлением, однако пояснения давал охотно. На бумажной салфетке он чертил для нее диаграммы и схемы, и девочка была счастлива. Обеденные часы были для нее самыми замечательными, и она с нетерпением ждала прихода Курта с работы.
Гонору привезли домой в больничной коляске. Санитары медленно катили ее по узкой улочке. Гонора с восхищением смотрела по сторонам.
— Как здесь чудесно, Курт, — говорила она, — как тихо. А наш дом — настоящий дворец. Как хорошо будет жить в нем!
— Ну, до дворца ему далеко, — отвечал Курт, — но это лучше, чем наша дыра в Голливуде.
— Посмотри, какие пальмы! — Гонора запрокинула голову, чтобы увидеть их уходящие в голубое небо вершины. — До чего же они прекрасны!
Джоселин стояла на крыльце и наблюдала за сестрой. Нет, это не Гонора, а какая-то незнакомая актриса, играющая ее роль. Невидимый режиссер руководил ее действиями, подавая реплики: «Голову вверх, теперь опустить. Посмотреть направо, теперь налево. Побольше эмоций и улыбаться, улыбаться, улыбаться!»
Санитары подкатили коляску к крыльцу, и Гонора увидела сестру.
— Джосс! — воскликнула она, протягивая к ней руки. Джоселин нагнулась и позволила сестре обнять себя.
— Как же я по тебе скучала, Джосс, — сказала Гонора тихо.
— Гонора, мне так жаль… — начала Джоселин, с трудом размыкая пересохшие губы.
— Да… — перебила ее Гонора с тяжелым вздохом. Она сильно похудела, на бледном лице горели огромные темные глаза. — Позволь им внести меня в дом, мы поговорим с тобой после.
Узкий коридор не позволял довезти Гонору до спальни, и Курт взял ее на руки. Он осторожно внес ее в спальню и положил на кровать.
— Она ушла в себя, — сказал Курт Джоселин спустя неделю после приезда Гоноры из больницы. — Я не могу расшевелить ее.
— Подожди немного, Курт, — ответила девочка, — и, главное, не вини себя.
Курт делал все возможное, чтобы вывести Гонору из состояния оцепенения. Каждый вечер он возвращался домой с небольшими, полными значения подарками, рассказывал Гоноре смешные истории, которые произошли с ним в течение дня, нежно гладил руки жены, стремясь лаской отвлечь ее от тяжелых мыслей. Гонора принимала его подарки и ласки со спокойной, благодарной улыбкой, которая не сходила с ее печального лица, но мысли ее были далеко. Джоселин старалась не отходить от сестры. Она вспоминала эпизоды из их жизни в Англии, рассказывала ей о чудесных окрестностях Беверли-Хиллс. Гонора молча улыбалась сестре.
— Она не может простить себя, — повторял Курт.
Джоселин делала серьезное лицо, ей льстило, что Курт разговаривает с ней, как со взрослой.
— Ей надо выплакаться, — отвечала Джоселин. — Вы не видели ее плачущей в эти дни?
— Нет. Я скоро сам заплачу. Не могу видеть ее милое лицо таким печальным.
— Да, я понимаю, — отвечала Джоселин, терпение которой было на исходе.
— Потерпи еще немного, Джосс, — словно прочитав ее мысли, попросил Курт. — Время лечит.
Джоселин стояла у открытого окна и наблюдала, как Гонора возится в маленьком садике за домом. Высунув кончик языка, она прилежно трудилась, окучивая слабые ростки цинний, коробку с которыми ей подарил Курт. Цветы были такими поникшими, что Гонора не выдержала и в тот же вечер высадила их на клумбу. Теперь каждое утро она ухаживала за ними. Джоселин вспомнила, что когда-то, в Англии, Гонора, одетая в узкие брючки и свитер, вот так же работала на их маленьком огороде.