Все и побыстрее
Шрифт:
— Моя слепая любовь к тебе мешала мне понять, кто ты есть на самом деле, — продолжала кричать Кристал.
— Неужели ты не понимаешь, что я тоже травмирован?
— Травмирован? И это все, что ты можешь сказать мне? — Кристал чувствовала, что ноги у нее подкашиваются, и села на кровать. — Как ты можешь так вести себя? Что плохого мы тебе сделали?
— Плохого? — переспросил Александр. Равнодушное выражение и самодовольная улыбка исчезли с его лица, в глазах вспыхнула решимость.
— Мам, я не понимаю, что ужасного в том, что я пытался узнать, кто мой отец?
— Мне не нравится, как ты действовал.
— И
По спине Кристал поползли мурашки.
— Уж не специально ли ты сказал все отцу? Может, ты хотел, чтобы его хватил удар?
— Начнем с того, что он мне вовсе не отец. — Лицо Александра снова приняло безразличное выражение. Сдвинув брови, он продолжал: — Я действительно не знаю, зачем все ему рассказал. Может, я просто хотел вывести его из себя. Может, надеялся, что эта новость убьет его. Может, сказал просто так, без всякой причины. Неужели на все должна быть причина?
— Ох, Александр, у тебя совсем нет совести. Если бы она у тебя была, ты бы никогда не сказал ему.
— Совести? А что это такое?
Лицо Александра было серьезным, и Кристал поняла, что он действительно не знает, что такое совесть.
— Совесть — это внутренний голос. Он подсказывает человеку, что хорошо, а что плохо. Что следует делать, а что не следует.
Александр пожал плечами.
— Для меня это пустой звук.
— Так вот, если бы это не было для тебя пустым звуком, ты бы сейчас раскаивался в том, что натворил.
— Возможно, но я не понимаю, почему ты так убиваешься по нему. Он был старым и страшным, а ты молода и красива. Ты не похожа ни на какую другую мать. Ты просто девочка по сравнению с ними.
— Я любила его, — ответила Кристал. Сердце ее сильно билось. — Он многое значил для меня. Я любила его.
Александр присел на кровать рядом с матерью. Помолчав, он тихо произнес:
— Прости.
Кристал никогда раньше не слышала, чтобы ее младший сын просил прощения. Удивленная, она спросила:
— За что простить? За то, что ты довел отца до удара?
Александр посмотрел на мать. Ночник освещал его покрытое красными пятнами лицо, взгляд был решительным.
— Я просил прощения не за него. Мне его ничуть не жаль. Он был старым и безобразным и все равно бы скоро умер. Я прошу прощения у тебя. Мне не хотелось заставлять тебя страдать. Мам, но ты должна знать, что отныне ты для меня все. Ты единственный человек в мире, которого я люблю.
Злость ушла, на сердце Кристал стало легче. Не всякая мать может услышать такие слова от сына. Почему она обвиняет его в убийстве? Как может мальчишка, которому нет еще и пятнадцати, намеренно убить своего отца?
— Ты все, что у меня осталось, — ответила Кристал, обнимая сына.
Мать и сын сидели на широкой кровати, служившей не одному поколению, и утешали друг друга.
За несколько минут до полуночи Гидеон скончался.
Глава 40
Кристал, всегда считавшая, что разум у нее преобладает над чувствами, сейчас не способна была осознать постигшее ее горе.
Митчел, потрясенный смертью своего хозяина, организовал пышные похороны. Во время церемонии Кристал двигалась, как сомнамбула. Она глядела на лица людей, собравшихся проводить Гидеона в последний путь, и не узнавала их. Ее желудок не принимал пищи. Слезы непрестанно текли из глаз, и она не могла их сдерживать.
Кристал стала спать по двенадцать — четырнадцать часов в сутки и каждый раз, просыпаясь, слушала, не раздадутся ли тяжелые шаги мужа в соседней спальне. Проходя мимо кабинета Гидеона, она останавливалась и прислушивалась: ей казалось, что вот-вот донесется его твердый голос. Но хуже всего для нее было видеть его пустующее место за обеденным столом. Простое решение — выпить чай или кофе, какое надеть платье — давалось ей с трудом. Сто раз на дню она ловила себя на мысли, что надо пойти посоветоваться с Гидеоном.
Кристал никак не могла освоиться с мыслью, что она стала вдовой.
Несколько раз ей звонила Гонора. Кристал слушала знакомый милый голос сестры, но ничего не могла сказать в ответ. Миссис Малькольм Пек прислала письмо, полное сочувствия ее горю. Джоселин тепло вспоминала Гидеона и время, когда все Силвандеры жили в его доме. Кристал читала письмо, заливая его слезами, — буквы расплылись и превратились в сплошное чернильное пятно. У нее не было сил ответить Джоселин, и совесть не позволяла поручить это секретарю, поэтому она выбросила письмо в корзину.
Мальчики приезжали домой каждый уик-энд. Кристал молча слушала рассказы сыновей, но не понимала их смысла. Отпраздновали день рождения Александра, но и это событие оставило ее равнодушной.
Каждый вечер приезжал Митчел с пачкой документов, требующих ее подписи. Кристал молча их подписывала. Его объяснения не доходили до нее. Она смотрела на Митчела, как на призрак, посланный мужем с того света, чтобы направлять ее в делах.
Однажды в мае они сидели с Митчелом в чертежном кабинете Гидеона. Он говорил, она смотрела в окно, за которым виднелось пасмурное небо, серые воды залива, раскачивающиеся на ветру деревья. Рука ее водила карандашом по бумаге. «Кристал Силвандер Талботт», — писала она машинально.
— Миссис Талботт?
— Да, Митчел?
Митчел откашлялся и, убирая бумаги в кейс, сказал:
— Мне бы хотелось обсудить с вами одно очень важное дело.
— Делайте так, как считаете нужным. Я полностью доверяю вам. — На губах Кристал появилось подобие улыбки.
По-собачьи преданные глаза Митчела остановились на ее лице.
— Я не решился бы вас беспокоить, — сказал он с нежностью, — но мне это кажется важным. В воскресенье собирается совет директоров.
Совет директоров, состоящий из восьми человек, собирался вместе с руководителями пяти отделений и президентами дочерних компаний — «Талботт констракшен инк», «Талботт — Арабиан компани» и «Талботт инжениринг» четыре раза в год. В январе, когда Кристал должна была присутствовать на совете директоров вместо мужа, Гидеон напутствовал ее словами: «Ничего не бойся, дорогая. Мои медведи вполне ручные. Они будут плясать под твою дудку». С того самого момента Кристал относилась к членам совета как к послушным, легко управляемым людям. Каждый из этих «медведей» выразил ей свое соболезнование и заверил, что они приложат все усилия, чтобы дела шли, как при Талботте.