Все и побыстрее
Шрифт:
Он шел в столовую, одетый в светло-серый рабочий костюм, с гладко зачесанными назад волосами. Увидев дочь, Малькольм нагнулся и подхватил ее на руки.
— Какой красивый халатик, — сказал он, глядя ей в лицо. «Лиззи должна видеть твои губы, — постоянно твердила ему Джоселин, — иначе она никогда не научится понимать тебя». Малькольм часто игнорировал слова жены и относился к дочери, как к нормальному ребенку. Сегодня он вспомнил ее инструкции.
«Какой счастливый день», — подумала Джоселин, улыбаясь.
Лиззи взобралась на свой высокий стульчик и, положив руку рядом со стаканом сока, ждала, когда
Джоселин положила на тарелку мужа яичницу с беконом и дала два кусочка Лиззи. Девочка, держа обеими руками кувшинчик с молоком, осторожно наливала его в свою тарелку с овсяными хлопьями.
— Молодец, Лиззи, — похвалила дочь Джоселин, — ты делаешь все правильно. — Если бы они были одни, она бы еще поговорила с ней, но муж требовал соблюдать за столом тишину.
Джоселин с удовольствием ела бекон, вспоминая, что в Лалархейне эта еда была для них роскошью, и одновременно принюхиваясь к запахам из кухни. Малькольм не терпел, когда что-нибудь подгорало. Ее беспокойство передалось и Лиззи. Будучи глухой, она тем не менее чутко реагировала на настроение родителей.
В жизни семьи Пек были свои подводные камни.
Вернувшись в Штаты, Малькольм продолжил работу в компании «Айвари». С тех пор его уже дважды повысили в должности, за его спиной стали шептаться, что он пользуется своими семейными связями. Чтобы не давать пищи для подобных сплетен, Малькольм полностью ушел в работу, стараясь не допускать ошибок. Того же он требовал и от своих подчиненных, штат которых составлял более тридцати человек. С марта, а сейчас был май, они разрабатывали проект завода по переработке нефти. У них там что-то не ладилось, и Малькольм срывал всю злость на Джоселин. Он заглядывал в кухонные шкафы, ящики комода и впадал в ярость, если находил беспорядок. И не дай Бог Джоселин плохо прогладить воротнички его рубашек, он легко мог наброситься на нее с кулаками.
Джоселин знала, что может вывести его из себя, и старалась избегать ошибок, когда же ей это не удавалось, она опускала голову и молчала. Правда, бывали моменты, когда и она взрывалась. С начала марта она не раз обращалась к врачу то из-за сломанного ребра, то из-за раны на руке — Малькольм в гневе ударил ее консервным ножом. Когда она последний раз сдавала анализы, врачи обнаружили у нее кровь в моче.
После вспышек ярости Малькольм становился тихим и послушным, как овечка, и тогда Джоселин начинала во всем винить себя. Зачем она провоцирует его? Она старше и должна отвечать за свои слова и поступки. Джоселин в очередной раз клялась себе быть кроткой и покорной женой, во всем угождать своему мужу, как это делают японские женщины.
Лиззи кончила есть и вытерла салфеткой губы. Джоселин дотронулась до маленькой ручки дочери, привлекая к себе ее внимание. Лиззи вопросительно посмотрела на мать.
— Хочешь еще бекона? — спросила Джоселин и указала на свою тарелку, чтобы дочь поняла, о чем идет речь. — Положить тебе еще кусочек? — Лиззи покачала головой.
Малькольм тоже кончил завтракать и посмотрел на дочь, склонив к ней голову.
— Увидимся позже, Лиззи. — Он нежно потрепал ее за щеку. Девочка была довольна.
Джоселин просияла. Она увидела настоящего Малькольма, доброго и нежного, каким он был от природы. Она обняла его и прошептала:
— Я люблю тебя.
— Ну что ж, займемся любовью сегодня ночью.
Их секс уже не был таким диким, эксцентричным и импровизированным, но он связывал их, был им нужен, укреплял их любовь.
— Да, ночью, — ответила Джоселин и подумала: «Определенно удачный день».
Джоселин слышала, как Малькольм вывел машину из гаража и уехал на работу. Убирая со стола, она продолжала разговаривать с Лиззи, по нескольку раз называя одни и те же предметы. Девочка помогла ей вымыть ложки, ножи и вилки, а затем ушла играть к себе в комнату. Джоселин принялась убирать и пылесосить комнаты. Стоя на коленях, она чистила пол в ванной, выложенный розовым мрамором — гордостью Малькольма. Каждый раз, когда к ним приходили гости, он принимался рассказывать, с каким трудом нашел его в Италии и как потом долго подбирал к нему все остальное оборудование ванной. Он заплатил огромные деньги за стоящую на туалетном столике розовую вазу венецианского стекла, и только потому, что она гармонировала с розовым мрамором.
В половине девятого Джоселин посадила девочку в машину, закрепила ее ремнями безопасности и повезла в клинику Джона Трейси, расположенную на Вест-Адамс-бульвар.
Машина Джоселин медленно продвигалась вперед — был час пик. Она чувствовала, как из глубин ее души поднимается раздражение против мужа. Малькольм вложил в их дом все заработанные в Лалархейне деньги. Джоселин предполагала купить дом в районе Ненкон-парк, расположенном где-то посередине между комплексом компании «Айвари» и клиникой Джона Трейси. Это был спокойный район, в котором жили состоятельные люди. Но Малькольм из снобистских побуждений настаивал исключительно на Беверли-Хиллс, фешенебельном, но изолированном от всего и всех районе.
Лиззи вскоре сморило, и она проспала все сорок минут езды.
Когда они приехали на Вест-Адамс-бульвар, навстречу им выбежал дружок Лиззи Карлос. Клиника располагалась в нескольких бунгало, стоящих в тени огромной смоковницы. Семья Пек не платила за обучение дочери, так как Курт Айвари был спонсором клиники.
Обычно родители по очереди дежурили в находящейся при клинике школе для глухих детей. Джоселин в этот день была свободна от дежурства, но решила остаться и понаблюдать за дочерью. Она села на стул в узком коридорчике и заглянула в окошко, через которое был виден класс.
Миссис Кемп, специалист по работе с глухими детьми, усадила пятерых малышей на низенькие стульчики и начала занятие. Она взяла в руки большой бумажный пакет и, как поняла по ее губам Джоселин, спросила:
— Дети, кто отгадает, что у меня в пакете?
Маленькая девочка подняла руку, и все дети посмотрели на нее.
— Нет, Челла, — читала по губам учительницы Джоселин, — это не шар, но «шар» тоже хорошее слово. Давайте все дружно скажем — «шар». Ротики детей открылись. При этом они все смотрели друг на друга.