Все или ничего
Шрифт:
Но это приятная боль… Лучи прожигают насквозь, и ей кажется, что кожа начинает светиться от этих рвущихся изнутри ослепительных вспышек…
Теперь понятно, что значит: светиться от счастья…
А она, как саламандра, горит и не сгорает в этом огне… И просит:
— Еще… еще…
В ней теперь заключена целая галактика. И вспыхивают новые звезды, зажигаются новые солнца… А галактика по всем законам квантовой физики расширяется, стремится выплеснуться за пределы мироздания…
Впрочем, мирозданию не может быть пределов…
Теперь понятно, что значит беспредельное счастье…
— Моя малышка…
— Неправда. Я взрослая женщина.
— Моя женщина… А ты опять со мной споришь?
— Нет… я покорна твоей воле…
— Вот так-то!
И больше не хочется быть сильной и самостоятельной. Хочется покоряться его воле, быть послушным, мягким пластилином в его теплых, надежных руках. Наконец-то можно себе позволить сложить оружие и сдаться на милость победителя…
Теперь понятно, какая сила на самом деле заключается в женской слабости…
— Ты так и не ответил на мой вопрос…
— А разве ты что-то спрашивала?
— А ты забыл?
— Когда?
— Когда мы с тобой вели дуэль из вопросов без ответов…
— Да…
— Не понимаю… Ты на какой вопрос отвечаешь?
— На последний. И самый важный. А разве ты сомневалась в ответе?
— Не так! Подробнее!
— Я люблю тебя.
— А когда ты это понял?
— С первого мига. А ты?
— Не знаю… Наверное, когда увидела твои глаза… Нет, почувствовала на лбу твои руки… Нет, раньше… когда только услышала твой голос… Но я этого тогда еще не осознавала…
Теперь огромная кровать больше не кажется несоразмерно широкой — они заняли ее всю целиком.
И поединок продолжается, просто теперь они борются не друг с другом, а сообща, плечом к плечу, телом к телу, губами к губам…
И в пылу этой упоительной схватки не замечают края кровати и скатываются с постели на пол…
Впрочем, они и падения не замечают… Не стоит отвлекаться на пустяки в самый ответственный, кульминационный момент.
Как коротки летние ночи! Не успели оглянуться, а за окнами уже занимается рассвет. И встает солнце. Протягивает сквозь тяжелые портьеры тонкие золотистые лучики…
Они щекочут кожу, скользят по смеженным векам, пытаются разбудить, напоминают, что начался новый день…
Но спит укрощенный лев, обняв крепко-накрепко пойманную жар-птицу, словно боится, что она вновь упорхнет от него…
Спит отважная воительница, уткнувшись веснушчатым носом в его широкое плечо. И во всем ее теле легкость и невесомость. И наконец-то ей можно расслабиться, почувствовать себя маленькой, беззащитной девочкой…
Как она устала воевать и сражаться… Не женское это дело…
А может, она просто набирается сил для новой битвы?
Петька честно закрылся в своей комнате и носа не высовывал весь вечер.
Он прекрасно понимал, что отец с Ириной уединились в спальне, но ему почему-то очень не хотелось им мешать.
Живое мальчишеское воображение ярко рисовало Петьке картины происходящего там, за запертыми дверями, на широкой двуспальной кровати… Но он испытывал не гадливый, пошленький интерес, не подростковое любопытство, а странную радость… Словно сейчас совершилась наконец высшая справедливость.
Никогда еще он не сидел так тихо, словно боялся спугнуть их, напомнить о своем существовании… Ему не хотелось, чтоб они вновь отпрянули в разные стороны, как тогда, в машине…
И впервые за несколько дней он спал спокойно, а не вскакивал поминутно от кошмарных снов, в которых вокруг его шеи вновь обвивался шнурок, а в глаза целился черный кружок пистолетного дула…
И в доме было так непривычно тихо…
Но ни Петька, ни Владимир даже не заметили, что куда-то исчезла Зинаида Леонидовна.
Глава 9
БЕГЛЯНКА
У кого-то эта ночь стала вершиной счастья, кто-то провел ее спокойно, а Зинаида Леонидовна не могла сомкнуть глаз.
Она беспокойно ворочалась, простыни стали липкими, сбились в комок, и даже открытая настежь балконная дверь не спасала от жары.
Перед самым рассветом ей вдруг ужасно захотелось есть. Она не ужинала, для себя одной готовить совершенно не хотелось.
В темноте Зинаида босиком прошлепала на кухню, отрезала горбушку хлеба, посыпала солью… В большой кастрюле на столе пыхтело, пузырилось, поднималось сдобное дрожжевое тесто.
Она с вечера поставила его на пироги, запланировав любимые Владимиром рыбный, яблочно-смородиновый и капустный.
Вот только… сгодятся ли они? Будет ли их кому съесть?
Подумать только: человек, столько лет проживший с ним бок о бок, куда-то пропал, а он совершенно не волнуется! Хоть бы позвонил, узнал, где она, что стряслось…
Зинаида Леонидовна не заметила, как, задумавшись, съела весь батон.
Надо бы наведаться к ним с утра… Вдруг с Петькой что-то случилось, и Владимиру некогда ей названивать… А ведь ее помощь так может пригодиться.
…Петька вскочил чуть свет и на цыпочках прокрался на кухню. Он тоже проголодался. Зинаидину манную кашу в ведро спровадил, а потом уж было не до еды…
Странно, кастрюльки абсолютно пусты. Блестят, как будто только что из магазина… И в холодильнике, кроме десятка яиц и пакета молока, — шаром покати. Совсем Зинка обнаглела!
Петька, пылая благородным возмущением, прошлепал к ее комнате и громко постучал.
Нашла время спать, когда человек желает подкрепиться! Чего ради он тогда терпит ее присутствие?!