Все изменится завтра

Высоцкая Мария Николаевна

– Прости.

Выбежав из авто, она несется домой. Один, два, три пролета…все мелькает, она бежит, словно за ней до сих пор гонится Ребров. Дергает ручку двери, забегая в квартиру. Проносится в свою комнату и резко останавливается.

– Почему была открыта дверь? – шепчет себе под нос, брови хмурится, и она медленно идет в прихожую.

Включает свет. А дальше происходит что-то безумное. Как она могла всего этого не заметить. Вся квартире перевернута вверх дном. На полу валяется одежда, битая посуда, растекаются капли

крови…на лестничной площадке слышатся голоса, они становятся все ближе, Верка оборачивается в сторону входной двери лицезрея на пороге соседку.

– Верочка, здравствуй,– женщина печально улыбается.

– Здравствуйте, теть Лид

– Верочка, с Алиночой беда, ее пару часов назад на скорой увезли…тут какой-то скандал был, они кричали-кричали, все били-били, так страшно, Верочка.

– В какую больницу? – все еще не понимая происходящего.

– Так в нашу, районную. Этот когда ушел, так громко дверью хлопнул, я сразу к вам сюда и кинулась,– вытерла подступающие слезы,– а тут Алиночка вся в крови лежит. Господи за что все это, я ее с детства знаю, совсем маленькой девочкой помню, и родители у нее были такие люди хорошие, Царство им Небесное,– перекрестилась.

– Да…мне нужно ехать…извините, мне нужно…,– кидается к двери, почти сбивая женщину с ног, та в свою очередь спешит за дверь. Верка быстро закрывает квартиру на ключ, бежит вниз.

***

Почему-то в больнице ей не могут сразу дать ответы. Все что-то спрашивают, спрашивают, записывают и молчат. За все двадцать минут нахождения ее в приемном отделении ей не говорят ни слова об Алинкином состоянии, единственное, что проскальзывает в разговоре докторши: «не волнуйтесь так, милочка!». А как? Как она может не волноваться, у Сверидовой башка пробита, а ей тут не волноваться.

– Подождите здесь, сейчас врач подойдет,– с этими словами женщина уходит, оставляя Веру в пустом коридоре.

«Когда все это закончится?» – шепчет себе под нос, прижимаясь спиной к стене, накрывает лицо ладонями, умоляя себя не реветь. Сегодня она уже успела столько слез выплакать, лет на десять вперед хватит. Нужно успокоиться, выпить кофе. Шагает к кофе-автомату, выбивая себе эспрессо. Пару глотков горячей горькой жидкости немного бодрят, и вот уже из-за угла виднеется белая мужская фигура.

– Добрый вечер, это вы к Свиридовой?

– Да,– крепче сжимает в руке стаканчик,– что с ней, я ее подруга, мы вместе живем, у нее больше никого нет в этом городе…

Мужчина серьезно всматривается в Веркино лицо, слегка неуклюжим жестом поправляет свои очки.

– У нее черепно-мозговая травма, удар пришелся тупым предметом, потеря крови была незначительная, соседка вовремя вызвала скорую. Ваша подруга уже пришла в себя,– мужчина помедлил,– это против правил, но раз у нее никого нет, то может к ней зайти, но не больше пятнадцати минут.

– Спасибо Вам.

–

Не благодарите. И уже наденьте халат, это больница!

Зайдя в Алькину палату, Кораблева больше всего боялась разрыдаться, ведь этого сейчас совершенно нельзя делать, нельзя еще больше расстраивать Алину. Прикрыв за собой дверь, девушка тихо шагнула к кровати. Алька медленно повернула голову в ее сторону. Сейчас ее было не узнать, перебинтованная голова, ссадины, еще больше разбитые губы… прикрыв рот ладонью, Кораблева присела на стоящий рядом стульчик, пальцы коснулись Алининой руку, и по щеке той стекла слеза.

– Все будет хорошо,– ободрительно сжала ладонь подруги,– ты поправишься.

– Ты вновь была права, я не должна была туда лезть…

– Все будет хорошо,– помедлила,– ты тоже оказалась права, Ребров меня чуть не изнасиловал сегодня…

– Вот сука! Я с самого начала видела его гниль,– Алька слегка похрипывала,– ты же напишешь заявление?

– Вряд ли в этом есть смысл…он скажет, что я должна ему денег и не хочу отдавать, поэтому и придумывают всякие бредни…и кому из нас поверят, журналисту, которого знает полгорода, или мне?

– Ему. Вер, я ничего не успела рассказать его жене, он пришел сегодня после обеда, поговорить…я ему нагрубила, и он,– губы задрожали,– не могу…он…

– Тише, моя хорошая,– тоже рыдая,– я все понимаю, тише

– Это не все, если к концу следующей недели я не заплачу ему десять тысяч долларов, это повториться вновь…

– За что ты должна ему платить?

– Он сказал, что это компенсация за его моральный ущерб…я не знаю что делать, но если я не отдам эти деньги, он меня убьет…кажется…

– Мы что-нибудь придумаем,– закусила губы,– обязательно. Прости, мне пора,– быстро засобиралась,– нам дали всего пятнадцать минут, я приду завтра.

Из больницы она вышла в девять вечера. Мороз был дикий. Засунув руки поглубже в карманы куртки, Вера поехала домой. Заходить внутри было страшно. Но она просто должна была это сделать. Озираясь по сторонам, она поднялась на лифте до двери, открыла квартиру, и тихо прошла внутрь. Пробежала по комнатам, зажигая везде свет, словно это чем-то сможет ей помочь.

До полуночи она расставляла разбросанные вещи по местам, убирала мусор, мыла полы, и старалась абстрагироваться, но это было до чертиков сложно. Время уже перевалило за полночь, но засыпать она боялась. В голове был образ Реброва, его безумные глаза, тело словно изваляли в грязи, и даже горячи душ с пеной не помог избавиться от этих тошнотворных ощущений. Горло саднило, мозг просто крошился на осколки. Кровь вскипала в венах и именно в этот момент ей на глаза попались валяющиеся на тумбе деньги. Те самые, которые Старков засунул ей в карман при их последней встрече, те самые, рядом с которыми в ее кармане лежала его визитка. Визитка!