Все лорды Камелота

Свержин Владимир Игоревич

– Тише, – шикнул Сабрейн, – вон он сам идёт. Действительно, Ллевелин широким шагом пересекал двор, двигаясь в нашем направлении.

– Принесла нелёгкая, – буркнул Магэран, слегка пришпоривая коня. – Обойдёмся без последнего «прости». До встречи в Камелоте.

– Даст бог, раньше. – Я помахал вслед удаляющимся всадникам.

– А, Торвальд, ты ещё здесь? – Ллевелин, казалось, не заметил неучтивости наших новых соратников, а возможно, и самого их присутствия. – Рад, что ты ещё не уехал. – Он положил руку мне на плечо. – Вот вышел пожелать тебе доброго пути. – Герцог замолчал, очевидно, осознавая нелепость собственных слов. Моё невольное удивление было тому прямым свидетельством. – Послушай, – Страж Севера

понизил голос так, чтобы быть слышным лишь мне, – этот твой подарок, – он замялся, не находя слов, – это сокровище… В общем, не стоит о нём говорить никому. Вокруг очень много завистников.

– Эта шкатулка сотворена могуществом Оберона, – торжественно изрёк я, – и она ни при каких обстоятельствах не изменит своему господину.

– «Вот-вот», – не замедлил отметиться Лис. – «Как только она истинному хозяину понадобится, он её тут же и изымет».

– Возвращайтесь скорее! – Ллевелин похлопал Мавра по холке. – Если я выступлю из Кэрфортина, полагаю, вам не составит труда отыскать меня на марше.

– «Куда ж ты от нас денешься, голуба!» – беззвучно обнадёжил его мой напарник. – «Мы с тобою до Круглого Стола будем неразлучны, как до гробовой доски, шо тот рыцарь со своей прекрасной дамой».

– Непременно, сэр, – поклонился я. – Но время отправляться в путь. – Я вскочил в седло. – До встречи, милорд! Лис, расскажи, будь добр, что ж ты всё-таки учудил, что Ллевелина так и распирает от желания поделиться с ближним своей радостью?

– Да ну, ерунда, – отмахнулся Серёжа. – Там на столе чернильница была, пергамент. Ну, я ему черкнул на память что-то вроде инструкции по пользованию дубликатором: «Как увеличил я богатство твоё, так и могущество увеличу, коли станешь ты хранить здесь то, что для тебя дороже злата». По-моему, его таки проняло.

– Валлиец! – вздохнул я.

Глава 22

Колхоз – дело добровольное. Кто хочет – запишем, кто не хочет – расстреляем.

Неизвестный комиссар

Дорога к лесному убежищу благочестивого отшельника была для нас уже хорошо знакомой, почти обыденной. Признаться, никогда прежде мне, да, вероятно, и Лису, не говоря уже о Годвине, не доводилось столь часто посещать резиденции иерархов Церкви. Но тут уж, как говаривал Лис, с волками жить – по-волчьи жрать. Мы ехали не спеша, радуясь покою и теплу последних летних дней. Лис, пребывавший в прекрасном расположении духа, горланил очередную похабную песню, и над холмами громогласно раздавался его зычный голос: «Ах, что за прелесть эта Лизка, авантюристка, скандалистка! Шо тот дракон, летящий низко, она меня бросает в дрожь!»

Я, стараясь отвлечь внимание юного подопечного от столь невоздержанного проявления загадочной славянской души, внушал Годвину, что, невзирая на то, что архиепископ Кентерберийский то ли по недоумию, то ли из-за превратного воспитания отрицает наличие души у всего, что только ни есть вокруг, как-то: животные, камни, деревья, и, более того, ставит под сомнение наличие души у женщины; невзирая на то, что он верует в Единого Бога и считает демонами всех иных богов, он, в сущности, неплохой человек, с которым лучше договариваться, чем враждовать.

Юноша согласно кивал в ответ, отвечая, что люди, боящиеся окружающего мира, нуждаются в едином боге, как овцы – в пастыре. Люди же, открытые миру сердцем, беседуют с наядами в ручьях, принимают за столом своих богов и ищут их помощи, как ищут помощи друзей в тот час, когда не справляешься сам.

– Они говорят, что Христос есть Бог любви, высокой любви к ближнему, – горько вздыхал Годвин. – Я готов признать это. Почему бы нет? Но разве может вера в такого Бога утверждаться силою оружия? Монахи, именующие себя воинами духа, песнопениями и обрядами

своими пытаются бороться с древними богами, точь-в-точь как завоеватели саксы с бриттами, испокон веков живущими на острове…

Я усмехнулся, не став рассказывать оруженосцу, что до бриттов здесь жили белги, впрочем, тоже в незапамятные времена, пришедшие на остров свирепыми завоевателями. Да ещё мало ли кто – англы, юты; сменяя друг друга, все они боролись с захватчиками отчин и дедин, в свою очередь завоёванных этими самыми отцами и дедами. Мне отчего-то вспомнился Сендрик Саксонец, герой романа Вальтера Скотта «Айвенго», потомок саксов, с которыми сражался король Утер, мы с Артуром и после нас ещё не один век иные воители. Как этот «коренной» британец не любил захватчиков норманн!

– Боги нашей земли всегда рады тем, кто приходит сюда с миром. Когда солнцеликий Митра – бог легионов, явился на остров, разве не приняли его в свой круг Кернуннос и Ана? [34] Разве стал враждовать с ним Тоуторикс? [35] Или Таранис обрушил на него свои молнии? [36] Зачем же приходящие в наш дом бряцают оружием духа? Или не знают они, что, убив душу острова, они получат мёртвые камни, норовящие рухнуть на голову убийц, дремучие чащобы, готовые проглотить путника в болотной бездне, и диких зверей, жаждущих извести жатву и скот поселян?

34

Ана – богиня источников

35

Тоуторикс – бог войны и силы

36

Таранис – бог-громовержец

Я невольно вздохнул, вспоминая Англию в том виде, в каком её оставил, отправляясь сюда. Аккуратно подстриженные газоны, не меняющие своего вида уже добрые две сотни лет, изящные парки, заповедные леса, которые в задумчивости можно пройти насквозь в течение часа, не встретив не то что зверя, но даже звериного следа – наследники весьма своевольно распорядились доставшимся им мёртвым островом. Впрочем, мёртвым ли? Рогатый бог чащоб Кернуннос, превратившийся в лоне святой первоапостольной Римской католической церкви в святого Корнелия, да и покровительница ручьёв и источников Ана, ставшая волею божественных судеб святой Анной, вряд ли изменили языческому нраву из-за нелепой прихоти победителей. Как бы то ни было, Годвин относился к благочестивому отшельнику куда как более терпимо, чем тот к доброму Карантоку, собрату, отступившему от догмы.

Годвин умолк, окончив свои горькие пророчества о судьбе Британии, и некоторое время мы ехали, не говоря ни слова.

– Скажите, сэр Торвальд, – ехавший подле меня оруженосец нарушил молчание, видимо, не находя ответов терзавшим его вопросам, – каково это – быть рыцарем Круглого Стола?

– Рыцарь Круглого Стола – лучший, самый доблестный и самый честный среди прочих рыцарей. – Я невольно вспомнил рыцаря Круглого Стола Мордреда, изменившего государю, Ланселота, убившего своих безоружных собратьев, Ллевелина, оставившего без помощи короля Артура и подставившего под удар отца своей жены, да и себя самого со всей этой тайной войной – что и говорить, незамутнённые зерцала рыцарской доблести и чести! И, вспомнив, поспешил добавить: – Во всяком случае, так это замышлялось. Вообще же, – я набрал в грудь воздуха, собираясь процитировать статью устава рыцарства, – щит рыцарей должен быть прибежищем слабого и угнетённого, мужество рыцарей должно поддерживать всегда и во всём правое дело того, кто к ним обратится.