Все люди смертны
Шрифт:
— Я не пила, — весело бросила она. — Я отчетливо все сознаю. — Она показала Фоске палец, продолжая смеяться. — Я вижу все его глазами.
Смех ее пресекся. В его взгляде она прозрела новую комедию — комедию отрезвляющего смеха и безнадежных слов. Слова иссохли в ее гортани. Все потемнело. Снаружи все примолкли.
— Пойдите прилягте, — умоляла Анни.
— Отдохните, — вторил ей Санье.
Она пошла за ними.
— Пусть расходятся, — велела она Анни. — Заставь их уйти. — Она гневно добавила: — И вы оба оставьте меня!
Она неподвижно
— Хлам! — громко твердила она, топча их ногами.
Она швырнула на пол статуэтки, марионеток. Она топтала их, рушила это нагромождение лжи.
Кто-то дотронулся до ее плеча.
— Регина, к чему это? — тихо произнес Фоска.
— С меня хватит лжи, — сказала она.
Она опустилась на стул и обхватила голову руками. Она страшно устала.
— Во мне все ложь, — призналась она.
После долгого молчания он сказал:
— Я уеду отсюда.
— Уедете? Куда же?
— Подальше от вас. Вы меня забудете и сможете вновь начать жить.
Она смотрела на него с ужасом. Теперь она превратилась в ничто. Нужно, чтобы он по-прежнему был рядом.
— Нет, — сказала она. — Слишком поздно. Я уже никогда не смогу забыть. Я ничего не смогу забыть.
— Бедная Регина! Что же делать?
— Ничего не поделаешь. Не уходите.
— Я не уйду от вас.
— Никогда, — сказала она, — не покидайте меня никогда.
Она порывисто обняла его, впилась в его губы долгим поцелуем. Фоска сжал ее в объятиях, она вздрогнула. Прежде, когда ее ласкали другие, она ощущала только ласки, а рук не чувствовала, но руки Фоски существовали, и Регина была всего лишь их добычей. Он лихорадочно срывал с нее одежды, будто даже ему не хватало времени, будто каждая секунда сделалась драгоценной и он не мог праздно расточать их. Он подхватил ее, и огненный вихрь взметнулся в ней, сметая слова и образы: их ложе обернулось вселенским темным содроганием. Он был внутри ее, она сделалась добычей древнего как земля желания, первобытного и нового, которое лишь она одна была в силах утолить, и желание это не просто являлось жаждой ее тела, но вселенской жаждой: она была самим этим желанием, жгучей пустотой, вязким отсутствием, она была всем. Миг вспыхнул, вечность покорилась. Напрягшись в судорожно-страстном ожидании и тревоге, она дышала в задыхающемся ритме Фоски. Он застонал, и она вонзила ногти в его плоть, раздираемая торжествующим и безнадежным спазмом, когда высшее созидание означало разрушение, вырванная из жгучего покоя молчания; она, вброшенная всем телом в собственное существо, Регина, бесполезная и преданная. Она провела рукой по его покрытому испариной лбу, по стиснутым зубам.
— Регина, — нежно протянул он.
Он гладил ее волосы,
— Спите, — сказал он, — нам можно поспать.
В голосе его звучала такая грусть, что она уж хотела открыть глаза и заговорить с ним, нельзя ли чем-нибудь помочь. Но он тотчас распознал ее намерение, она догадалась, что за этим стоит множество иных ночей, множество иных женщин. Она отвернулась, уткнувшись щекой в подушку.
Когда Регина открыла глаза, был уже день. Она протянула руку. Рядом никого не было.
— Анни! — позвала она.
— Да, Регина.
— Где Фоска?
— Он ушел, — ответила Анни.
— Ушел? В такой час? Куда?
Анни отвела взгляд:
— Он оставил для вас записку.
Она взяла записку — всего лишь сложенный пополам листок бумаги.
Прощайте, дорогая Регина, забудьте о моем существовании. Помимо прочего, это ведь вы живете, и я здесь не в счет.
— Где он? — повторила она. Вскочив, она начала спешно одеваться. — Это невозможно! Я ведь сказала ему, чтобы он не уходил.
— Он ушел нынче ночью, — пояснила Анни.
— Но как ты позволила ему уйти? Почему не разбудила меня? — Регина поймала Анни за руку. — Ты что, идиотка?
— Я не знала.
— Чего ты не знала? Он оставил тебе эту записку. Ты прочла ее?
Регина гневно смотрела на нее.
— Ты нарочно позволила Фоске уйти; ты все знала и позволила ему сделать это. Вот дрянь!
— Да, — промолвила Анни, — это правда. Ему следовало уйти ради вашего же блага.
— Моего блага?! — повторила Регина. — А, вы сговорились, вы оба печетесь о моем благе?!
Она трясла Анни.
— Где он?
— Не знаю.
— Не знаешь?!
Вглядываясь в лицо Анни, Регина думала: если она не знает, мне остается лишь умереть. Она порывисто распахнула окно:
— Говори, где он, или я выпрыгну!
— Регина!..
— Ни с места, или я выброшусь из окна. Где Фоска?
— В Лион-ла-Форе, в гостинице, где вы провели вместе три дня.
— Это правда? — с сомнением в голосе спросила Регина. — А почему он сказал тебе об этом?
— Я хотела знать, — тихо ответила Анни. — Я… боялась за вас.
— Значит, он спрашивал твоего совета! — заметила Регина.
Она надела пальто.
— Пойду искать его.
— Я пойду с вами, — поспешно произнесла Анни. — Вам нужно сегодня вечером быть в театре…
— Я ведь сказала вчера вечером, что отказываюсь от сцены, — бросила Регина.
— Но вы выпили… Позвольте отправлюсь я. Обещаю, что привезу его к вам.
— Я хочу сама привезти его, — сказала Регина. Она распахнула дверь. — А если я не найду его, ты больше меня не увидишь, — добавила она.
Фоска сидел за столиком на террасе гостиницы; перед ним стояла бутылка белого вина; он курил. Заметив Регину, он улыбнулся, не выказав удивления.
— А! Вы уже здесь! — сказал он. — Бедная Анни, недолго она продержалась.