Все мертвые обретут покой
Шрифт:
Если меня вели федералы, что было маловероятно, то делали они это грубо. Возможно, это нанятые Санни убийцы, тогда прижимистость сынка налицо: он даже убийц постарался нанять по дешевке. Только идиот взял бы для слежки полноприводную машину. При высоко расположенном центре тяжести она катится так же легко, как пьяный с горки. Конечно, возможно, что у меня разыгралась фантазия, но, скорее всего, за мной действительно следили.
Напасть они не пытались, и я потерял их из виду на проселочных дорогах где-то между Уоррентоном и Калперером на пути к горам Блю-Ридж. Если бы они снова появились, не заметить их я бы не мог. Их джип маячил на дороге, как кровь на снегу.
День медленно
Хейвен встретил меня проливным дождем. Город находился в долине к юго-востоку от Блю-Ридж, занимая положение почти у вершины треугольника, в основании которого располагались Вашингтон и Ричмонд. При въезде в город на щите красовалась надпись: «Приветствие Долины». Но Хейвен, надо сказать, особой приветливостью не отличался. Он оказался невзрачным серым городком. Возле нескольких домов стояли ржавые экипажи. Не считая закусочной и торгующего допоздна магазина, привлечь случайного путника мог только слабенький свет неоновых ламп на вывеске бара гостиницы «Радушная встреча» да огни местного ресторанчика напротив. В городках такого рода ветераны иностранных войн собираются раз в год вместе, нанимают автобус и отправляются куда-нибудь подальше от города почтить память своих павших друзей.
Я поселился на окраине в мотеле «Вид Хейвена». Кроме меня постояльцев не оказалось. Во всем здании сильно пахло свежей краской. Когда-то это, вероятно, был впечатляющего вида особняк, но теперь, после переделок, он превратился в безликую трехэтажную гостиницу.
— На втором этаже идет ремонт, — сообщил мне служащий, представившийся как Руди Фрай. — Мне придется разместить вас наверху. Вообще, нам не следовало бы пока принимать гостей, но... — он улыбнулся, давая понять, какое большое одолжение делает мне, разрешая остаться. На вид Руди перевалило за сорок. Он был мал ростом и слишком толст. На рубашке под мышками желтели давнишние следы пота. От него слегка попахивало медицинским спиртом.
Я огляделся. У меня создалось впечатление, что гостинице даже в лучшие времена не грозил наплыв посетителей.
— Я знаю, о чем вы думаете, — улыбнулся клерк, блестя вставными зубами. — Вы удивляетесь, зачем кому-то понадобилось бросать деньги на ветер, занимаясь обновлением мотеля в такой дыре? — он подмигнул и доверительно наклонился ко мне. — Хочу сказать вам, сэр, что городу недолго оставаться дырой. Здесь собираются развернуться японцы. А с их приходом это место превратится в золотое дно. А где же еще им остановиться? — он весело рассмеялся. — Черт возьми, да мы с купюрами будем в сортир ходить. — Он вручил мне ключ с тяжелым деревянным брелоком. — Ваша комната на верхнем этаже, номер двадцать три. Лифт не работает.
Комната оказалась довольно чистой. Запертая дверь вела в смежную комнату. Вскрыть замок перочинным ножом было секундным делом. Затем я принял душ, переоделся и вернулся в город.
Экономический спад семидесятых нанес тяжелый удар по Хейвену: он подкосил в нем и без того скудную промышленность. Возможно, городку удалось бы оправиться, найти новый путь к благосостоянию, но его мрачная история сыграла свою роковую роль, и город постепенно совсем захирел. А дождь с усердием поливал улицы и магазины, людей и дома, лился на ржавеющие кузова и машины — на все вокруг. Но его старания не хватило, чтобы освежить Хейвен, и, казалось, сам дождь только запачкался после своих трудов.
Я зашел в приемную шерифа, но не застал там ни его, ни Алвина Мартина. Один из заместителей шерифа, некто Уоллес, сидел за столом с хмурым видом и развлекал себя, поглощая печенье. Я решил подождать до утра, надеясь, что мне посчастливится встретить здесь более склонного к общению представителя закона.
Ресторан в это время уже закрывался, и мне осталось выбирать между баром и закусочной с бургерами. В баре было темновато, как будто большая часть энергии ушла на горевшую розовым цветом вывеску: «Радушный прием». Несмотря на яркий свет неоновых ламп, радушием в баре и не пахло. Из приемника доносились импровизации в стиле «кантри», а по телевизору над стойкой шел баскетбольный матч. Но звук был сильно убавлен. Игра, похоже, никого и не интересовала. Человек двадцать посетителей сидели за столами и у длинной потемневшей от времени деревянной стойки. Бросалась в глаза парочка верзил. При виде их напрашивалась мысль об оставленном дома с няней третьем медведе. При моем появлении негромкий рокот разговоров местами стих, но почти сразу возобновился в прежнем объеме.
Небольшая группа мужчин у обшарпанного бильярда наблюдала за игрой высокого крепкого бородача и его соперника постарше, ловко гонявшего шары. Игроки оглядели меня, не прерывая партию. Как видно, здесь к бильярду относились серьезно. А выпивка была не в особой чести: крепкие ребята, окружавшие бильярдный стол, держали в руках бутылки светлого пива.
Я уселся у стойки и попросил бармена, чья белая рубашка в этом заведении резала глаза чистотой, налить мне кофе. Он и ухом не повел в мою сторону, с повышенным интересом наблюдая за баскетбольным матчем. Я повторил просьбу. Его ленивый взгляд оторвался от экрана и остановился на мне. Он смотрел на меня, как на шествующего по столу таракана, которых он только что перебил кучу и теперь прикидывает, а не прихлопнуть ли еще одного для ровного счета.
— Здесь кофе не подают, — объявил он.
Я прошелся взглядом вдоль стойки. Через два место от меня пожилой мужчина в клетчатой шерстяной куртке и потертой кепке попивал из кружки что-то очень похожее по аромату на крепкий черный кофе.
— А он что, с собой принес? — кивнул я в сторону мужчины с кофе.
— Точно, — не отрываясь от телевизора, подтвердил бармен.
— Тогда кола сойдет. Она на второй полке снизу у твоих колен. Нагибайся осторожней, не ушибись.
Не сразу, но он все же соизволил нагнуться, по-прежнему уставившись на экран, и так же, не глядя, нащупал открывалку. Передо мной оказалась открытая бутылка и стакан безо льда. В зеркале за стойкой я заметил несколько насмешливых улыбок и услышал низкий, многообещающий женский голос. Зеркало указало мне, что он принадлежал пышноволосой брюнетке с грубыми чертами лица. Она сидела в углу, и толстый спутник недовольно бурчал ей в ухо что-то похожее на воркование больного голубя.
Я налил себе колу и залпом осушил стакан. Теплый и липкий напиток пристал к небу, языку и зубам. Бармен некоторое время протирал стаканы полотенцем, не стиранным с незапамятных времен. Когда ему наскучило разводить по стеклу грязь, он подошел ко мне и положил передо мной полотенце.
— Здесь проездом? — в вопросе не чувствовалось любопытства. Он прозвучал скорее как совет, чем вопрос.
— Нет, — не стал распространяться я.
Он подождал продолжения, но не дождался и первый прервал паузу: