Все мы грешные
Шрифт:
И он гнусно хихикнул.
– Вы что, пьяны?
– Пьян. Но не от вина. От другого.
– Вот что, господин Селезнев, я приеду к вам.
– Как это мило с вашей стороны.
– Но не сегодня, а завтра утром. К вам в офис.
– Буду ждать.
– Приеду, чтобы сообщить.
– Что сообщить? – надменно перебил он ее.
Настя бросила трубку.
Каков наглец!.. Завтра же этот нахал получит расчет. Она уже давно искала повод избавиться от него. Вот повод и нашелся.
Она
– Присаживайтесь!
«Свинья!»
И еще указывает, что ей делать. Да он что, рехнулся?
Настя старалась унять свой гнев. Но не получалось.
– Вам не кажется, господин Селезнев, что вы слишком много себе позволяете? – Ее взгляд метал молнии.
– Я же сказал вам, Настя, присаживайтесь.
Он насмехается над ней. Да он, похоже, совершенно ее не боится.
На какое-то мгновение она почувствовала себя в шкуре той, еще никому не известной, Насти, когда-то приходившей к нему наниматься на работу. Но тогда этот ублюдок вел себя не так развязно.
– Ну, знаете... – Ее распирало от возмущения.
– Присаживайтесь, Настя. Может, займемся с вами любовью?
– Что?.. Да вы с ума сошли!..
– Возможно. Так как же насчет любви?
– Ваше место в психиатрической больнице. – Она окатила его ледяным взглядом. – Вы уволены. Дела сдадите своему заму.
И она повернулась, чтобы уйти.
– Нет, нет, постойте!
Он вскочил со своего места, собираясь подбежать к двери и перегородить ей путь. Но делать этого не стал. На шум могли отреагировать телохранители, ворваться в его кабинет. И тогда весь эффект будет испорчен.
– Я не хочу с вами больше разговаривать.
– Но наш разговор еще не закончен.
Настя все же обернулась. Уж очень хотелось ей увидеть на его лице выражение растерянности, страха перед будущим.
Но, напротив, Селезнев смотрел на нее спокойно, даже с каким-то пренебрежением.
– Вы меня уволили, но мне наплевать. Я и без того собирался уйти от вас, Настя – Настенька – Настюха. Но только вместе с этим вот банком.
Он ухмыльнулся и обвел рукой вокруг себя.
– Вам нужен психиатр.
– А у меня есть психиатр. И он прописал мне курс лечения. И кассету с гипнозом дал. Хотите взглянуть?
Он потянулся к пульту дистанционного управления, взял его, навел на видеодвойку.
– Можете не утруждать себя. У меня-то как раз с психикой все в порядке.
– И все же советую вам взглянуть.
Вспыхнул экран «Панасоника», и на нем замелькали обнаженные тела.
– Прощайте! Мне с вами не о чем больше...
Слова застряли у нее в горле. В сплетении этих тел она вдруг узнала себя,
Но вот давно забытое прошлое как сквозняк ворвалось в настоящее, залило ее лицо краской стыда. Видно, не все кассеты сумел когда-то изъять из оборота Вадим. Возможно, кто-то успел переписать. Но как старая запись досталась этому проходимцу?
Ее заколотила нервная дрожь. Но она взяла себя в руки.
– А чего это вы, Настасья Валентиновна, так разволновались? – Селезнев торжествовал.
«Мразь! Подонок!»
Она готова его задушить.
– А вам не приходило в голову, господин Селезнев, что эта запись всего лишь фальшивка? – Она старалась, чтобы голос звучал ровно, не срывался.
– А у меня есть способ убедить вас в обратном. Что, если мы повторим с вами эту сцену? – Он кивнул на экран телевизора, где молоденькая красотка вовсю развратничала с двумя доморощенными плейбоями. – Бьюсь об заклад, вы окажетесь на высоте. Вот тут-то версия о фальшивке отпадет сама собой.
Этот негодяй в открытую измывается над ней.
Только Настя его не слушала. Она спокойно подошла к видеодвойке, выключила ее, вынула кассету.
– Ой-ля-ля! Недурной ход. Да только нервничаете вы. В дураках вы меня не оставите. Это копия. Таких я могу сделать тысячи.
– Что вы от меня хотите? – спросила Настя, глядя куда-то мимо него.
– Вот это уже деловой разговор. Вы продадите мне контрольный пакет акций банка, которым я управляю, но которым еще пока не владею. По центу за одну акцию.
Глумливую улыбку сняло как рукой. Он перешел на деловой тон.
– По центу за акцию?.. Да вы с ума сошли?.. Это же даром.
– И тем не менее вы сделаете это.
– Из-за этой вот кассетки?
Неужели она боится разоблачения? Да нет, что-то не очень. Если уж на то пошло, ее ошибка в далеком прошлом не стоит целого банка.
– А что, разве этого мало? – Селезнев впился в нее тяжелым, таранящим взглядом.
– Банк я вам не отдам. И что вы в таком случае будете делать с этой записью?
Не на ту напал. Пусть знает это.
– Ну, например, прокручу по ТВ. По ночному каналу. Назову так: картинки из жизни богатых и знаменитых. Пикантные фрагменты.
– Ничего у вас из этого не выйдет. Россия не Запад, наши тележурналисты не так раскрепощены. Тем более я ничем не запятнала своего имени, журналисты не гоняются за мной. А это... Это ошибки моей юности. Никто не рискнет выставлять напоказ мое грязное белье. Ведь все понимают, у меня есть возможности стереть в порошок, раздавить любого. И даже не отдельно взятого журналиста, а любую телекомпанию целиком. У меня большая власть. Да вы и сами об этом знаете.