Все мы родом из детства
Шрифт:
– А как Бахмал ведет себя дома?
– Когда мы с ней вдвоем, все в порядке, – говорит Гузаль. – Она меня слушается, может сама поиграть, поесть, раздеться. А как бабушка с дедушкой придут – все плохо! Кормить – только с ложки, если что-то не дать – падает и кричит.
– Бабушка с дедушкой сразу дают?
– Конечно. Говорят: «Она маленькая, не понимает еще, начнет говорить, тогда уж…»
– А она всё не начинает и не начинает… – пробормотала я в раздумье.
Уже понятнее, но все равно противоречивого поведения родственников при отсутствии неврологии мало для всего букета
– Гузаль, а вы пытались выработать какую-нибудь общую воспитательную стратегию со своими старшими родственниками? Ведь для ребенка вредно…
– Нельзя, никак. Они меня слушать не будут.
– А на чьей стороне муж?
– На стороне телевизора. Как придет с работы, так туда. А вообще – как мама с папой сказали…
– Но это же ваша семья. Вы же могли бы поговорить с ним отдельно, объяснить ему. Когда вы идете куда-нибудь вместе…
– Мы не ходим никуда. Один раз за три года в кино были. Родители говорят: «Зачем деньги тратить?»
– Гм… Но вы могли бы и сами постараться. Ведь когда-то, до рождения Бахмал, вы понимали друг друга. Вспомните то время, когда он за вами ухаживал…
– Не было того.
– Как это не было?!
– Они тут, в Петербурге, давно живут. Тридцать лет уже. А женить сына на родину повезли. За месяц всё – приехали, узнали, и свадьба была. Потом сюда уехали.
Вот оно, оказывается, как. Достаточно преуспевшие, по меркам земляков, давно закрепившиеся в северной столице узбеки решили, что пора женить сына. Поехали на родину, выбрали и купили себе там красивую, умную, образованную, воспитанную и здоровую невестку. Привезли сюда. Здесь она живет по сути на положении инкубатора для наследников, няньки и домработницы. Сразу, как забеременела, родители сына отселили ее спать в отдельную комнату – нечего, все важное уже случилось, вдруг ребенку повредит? Сын подчинился. Зарабатывают в семье сын и отец. Женщинам выдают деньги строго на хозяйство. Сходить с дочкой в зоопарк считают баловством, «да и она в метро будет плакать, зачем?»
– Гузаль, как вы учились в школе, в техникуме, там, под Хивой?
– Я отличница была, самая веселая в нашем классе, много друзей, все меня любили.
– А что вы теперь чувствуете, когда стоите перед свекром и свекровью и не можете ничего сделать?
– Меня тошнит.
Ага. Вот теперь все симптомы прояснились.
– Приведите ко мне бабушку Бахмал. Чтобы пришла, скажите так: психолог хочет говорить с главной женщиной в семье.
Бабушку звали Адолат, что в переводе с узбекского означает «справедливость». Она с ходу пошла в наступление:
– Небось невестка вам жаловалась на меня, да? Гулять не даю, на ребенка кричать не даю, по дому всю работу проверяю. Вы скажете: ваши традиции здесь не работают, надо по здешнему порядку жить, надо самостоятельность дать, пусть гуляет где хочет, пусть старших не слушает, мужа не слушает, пусть спит допоздна, пусть на дочку кричит…
– Помилуйте! – я подняла руки ладонями к собеседнице. – Я что, похожа на товарища Сухова или председателя Общества освобождения женщин Востока? Вы совершили
– Какую это ошибку? – подозрительно спросила Адолат.
– На рынке провинциальных узбекских невест вы, столичные жители из России, могли выбирать. Понятно, что вы выбрали лучшее. Но здесь и таилась ловушка. Вы приобрели для себя и своего сына слишком красивую, умную и самостоятельно мыслящую девушку. Для ваших целей надо было брать что-нибудь поневзрачнее. Сейчас Гузаль бьется о прутья клетки, а страдает развитие вашей внучки.
Адолат надолго задумалась.
– И что же теперь? – спросила она.
– Вы старше и умнее, – сказала я. – Вам и придется всё налаживать. Знаете, как лишнюю воду при поливе отводят?
– Конечно. Еще один арык открыть надо.
– Ну вот. Отведете от внучки ее злость, напряг, разочарование. Отправите невестку на какие-нибудь курсы, медицинские или педагогические, чтобы полезно было. Потом, когда Бахмал подрастет, – на работу. Можно прямо в садик, в школу, чтоб за детьми (будут же еще?) присматривала. И еще: раз в неделю – в кино, в театр или в музей, под присмотром вашего сына, конечно, – вы же видите, какая она красавица, а у нас сейчас в городе неженатых гастарбайтеров пруд пруди, так что, сами понимаете…
– А Бахмал как же?
– А вы-то на что? Годик уж еще помучаетесь, а потом – в садик, ей ведь нужно социализироваться. А сейчас отдельными тройками (вы, ваш муж, Бахмал; мать, отец, дочь) возите ее в наши парки – это для нее менее травматично, чем закрытые помещения, пусть постепенно привыкает. Два раза в месяц – обязательно, как лекарство, лучше чаще. Каждый месяц будете приходить ко мне вместе с Бахмал, отчитываться о проделанной работе.
– Я буду приходить?
– Конечно вы. Мне нужно разговаривать с тем, кто решает. Сейчас позовите мне Гузаль на десять минут, я ей скажу, как карточки сделать для развития речи у дочери.
С Гузаль мы в основном говорили об ее отношениях с мужем. Что ж, могло быть и хуже: ей достался вполне добродушный, спокойный и неглупый экземпляр. Есть с чем работать. Про карточки я велела ей прочесть в Интернете.
– Здравствуйте, тетя! – сказала мне Бахмал через три месяца, входя в мой кабинет. – Как поживаете? Можно ту куклу взять?
– Конечно, можно, зайчик! – я так и расплылась в улыбке. – Какой прогресс в речи! Адолат, да вы просто волшебница!
– Тогда хватит, может? – хитренько глядя, спросила практичная Адолат. – А то какой расход! Им, вишь, понравилось везде ходить-бродить…
– Нет-нет, ни в коем случае не прекращать! – воскликнула я. – Бахмал еще как минимум год нужно нагонять сверстников в речи и социализации…
«А потом уж пусть Гузаль сама крутится как хочет», – подумала я.
Почему-то мне кажется, что она справится.
Плохой человек
Девочка пришла ко мне в конце вечернего приема. Тогда, я помню, на дворе стояла мокрая желтолапая осень, запах холодной воды и увядающих кленовых листьев заползал в приоткрытое окно, и фонарь светил сквозь уцелевшую листву.