Все на мою голову
Шрифт:
— Ладно, давай, — согласилась я и прошла пока в соседний кабинет.
Я прекрасно знала, на какие уловки частенько приходится идти милиции, чтобы расколоть преступника. Не раз Жора на моих глазах нарушал закон, но делал это ради торжества справедливости, поэтому думаю, что такое вполне простительно. Что же, преступники врут, изворачиваются, а с ними цацкаться, что ли? Каждый действует своими методами, и все! Никаких этических норм тут быть не может. У каждого свой интерес: у преступника — любым способом избежать наказания, у милиции — посадить его
Через несколько минут Жора позвал меня.
Я вошла и увидела пятерых мужчин. Я сразу же выхватила взглядом двоих из них: сидящего у окна и сидящего возле шкафа.
Они были очень разными внешне, хотя чувствовалось нечто общее, что их объединяло: какая-то настороженность во взгляде, неухоженность. И чувство постоянного страха и напряжения.
Один, тот, что сидел у окна, был постарше, с рябоватым лицом и добрыми, какими-то детскими глазами. Смотрел он на нас так непосредственно и невинно, как ребенок, который понимает, что натворил что-то нехорошее, но ничего не мог с собой поделать — слишком велик был соблазн. Во всем его облике сквозила какая-то чистота. Я бы не удивилась, если б узнала, что он искренне верит в бога.
Второй, сидящий у шкафа, был совсем другим. Взгляд его маленьких глаз был колючим и неприятным. Смотрел он озлобленно. И вообще был каким-то нервным. Чувствовалось, что в экстремальной ситуации он может выкинуть что-то непредвиденное, совершенно ему несвойственное в обычных обстоятельствах. И даже сам не осознает до конца, на что способен. Что он будет скорее действовать, не думая о последствиях.
Он посмотрел на меня, и на лице его отразилась сложная гамма чувств. Он, конечно же, принял меня за Ольгу, как и следовало ожидать.
Второй, с рябоватым лицом, посмотрел на меня своими добрыми глазами и слегка виновато улыбнулся и даже пожал плечами. Извини, мол, так получилось…
Я поняла, что это и был тот самый Рябой, такой философ с прекрасной душой. А товарищ его — наверняка Мутный. Иначе просто быть не может.
— Ольга Андреевна, — начал Жора, — посмотрите, пожалуйста. Не узнаете ли вы кого-то из сидящих перед вами людей? Что касается остальных, то я в последний раз предлагаю признаться добровольно, пока потерпевшая не опознала вас, — Жора обращался будто бы к пятерым сразу, но Мутный с Рябым отлично понимали, что обращаются к ним.
Оба бандита молчали.
— Значит, не хотите признаться? Хорошо. Тогда послушайте… — Жора взял со стола какой-то листок, вложенный в папку, и принялся делать вид, что читает:
«Я, Снегирева Ольга Андреевна, заявляю, что второго июня 1999 года ко мне на дачу ворвались трое вооруженных мужчин, которые, угрожая пистолетом мне и моим детям, заставили меня скрывать их у себя…» Так… «Приметы всех троих отлично помню, в случае необходимости могу легко их опознать…» — Жора искоса посмотрел на Мутного, который весь напрягся. Видимо, его гораздо сильнее огорчало то, что кто-то может понять, ради чего его понесло
Я стояла и переводила взгляд с Мутного на Рябого.
— Так, приступим к опознанию, — вытерев платком лоб, сказал Овсянников. — Ольга Андреевна, вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний…
— Хватит, — ответил вдруг Рябой. — Были мы там. Как раз у девчушки вот этой.
Мутный быстро вскинул голову, взглянул на Рябого. Зрачки его сузились, он мрачно пробормотал что-то себе под нос.
— Вот и отлично, — обрадовался Жора. — Давно бы так. И нам канители меньше.
Потом мы сидели в кабинете, и Жора допрашивал Мутного. Рябой, по всей видимости, о коллекции ничего не знал, вернее, знал, но очень мало. И Жора понял, что трясти нужно Мутного. Он пугал его убийством Скворца, отчаянно пытаясь повесить убийство на Мутного. Тот же отчаянно сопротивлялся.
— Говорю тебе, начальник, не убивал я его! — в сто пятидесятый раз твердил Мутный.
— А кто тогда? — настойчиво вопрошал Жора.
— Так а мне откуда знать? — делал удивленное лицо Мутный. — Мало ли кто! Это уже не мои проблемы!
— А как же факт, что вас видели втроем в Вишневке в тот день? Свидетелей хватит!
— Начальник! — взмолился Мутный. — У меня и так грехов — во! — Он провел рукой по горлу. — Мне одним больше — одним меньше — разницы нет. Но про Скворца скажу: клянусь чем хошь — не убивал я его. Хочешь, расскажу, как дело было? Разделились мы тогда, чтобы внимания не привлекать. Решили в город пробираться. Договорились, где встретимся в Тарасове. Скворец через лес пошел, а мы с Рябым полем. Попутку поймать хотели. Доехали до города, стали ждать Скворца. Так и не дождались. Я и подумать не мог, что его убили. Думал, засыпался по глупости. А он, выходит, вон чего…
— Зачем ограбили дачу? — спросил Жора. — Не отпирайтесь, на ней найдены ваши отпечатки пальцев… — никаких отпечатков, конечно, найдено не было, потому что никто их не снимал. Никто, кроме Жоры, вообще не знал, что Галину ограбили. Но я понимала, что Жора изо всех сил старается выудить у Мутного сведения о коллекции.
— Переодеться нужно было, — глядя в сторону, заявил Мутный.
— А что, у Ольги Андреевны нельзя было взять?
— А вы видели ее барахло? — хмыкнул Мутный. — Его же на пугало надеть стыдно!
Я почувствовала, как заливаюсь краской. Особенно досадно было сознавать, что краской я заливаюсь из-за Ольги. Это ей полагалось краснеть. Довела дачу черт знает до чего, зараза такая! Все вещи похерила! Ну ничего, вот приеду — я разберусь с ней по-своему!
— Врете, — спокойно сказал Жора, выпуская сигаретный дым.
— Не вру, — также спокойно ответил Мутный, но выпускать ему было нечего, и он сплюнул на пол.
— Нам известно, что вы пытались добраться до коллекции, похищенной вами в компании с Григорием Мельниковым по кличке Седой много лет назад.