Все на мою голову
Шрифт:
— Но ведь это не от меня зависит! — развела я руками.
— Так, ладно, решено: вы занимаетесь письмами, а я слежу за Тимофеем, — распределила роли Полина и отправилась спать. Мы тоже улеглись.
На следующий день мы с Галиной с первой электричкой уехали в город. Галинина малосемейка располагалась далеко от центра. От электрички нам пришлось еще ехать четыре остановки на автобусе, а потом идти пешком в гору. Я сразу устала и проклинала себя за то, что ввязалась в эту поездку. Ноги болели. Дорога была ужасной, неасфальтированной, мне в пятки, просвечивающие
Наконец мы подошли к серому пятиэтажному дому, одиноко стоящему посреди маленьких, покосившихся частных домишек. Мы поднялись на пятый этаж (это прямо было издевательство какое-то!), Галина отперла дверь.
— А что, квартирантов нет твоих, что ли?
— Нет. Они на работе.
Мы вошли в квартиру. Она была совсем крохотная, даже скудная мебель еле-еле умещалась в узенькой комнатенке.
— Садись, Оля, — показала Галина на диван. Я опустилась на него и невольно съежилась и подобрала ноги, ощутив себя лишней в этом нагромождении.
— Я сейчас, — Галина рылась на полках. — Вот, — сказала она, доставая небольшую шкатулочку. — Здесь письма.
Галина отперла шкатулку маленьким ключиком. Я увидела небольшую стопочку писем, перевязанных черной ленточкой.
— Это я перевязала, — тихо сказала Галя. — Когда папа умер.
Она перебирала стопочку в руках, не развязывая ленты. Глаза у Галины были грустными-грустными.
— Можно я посмотрю? — Мне не терпелось увидеть то, что было написано в письмах.
— Да, конечно, — словно очнулась Галина. — Смотри. Извини меня, я просто задумалась…
— Да, да! — бормотала я, выхватывая у нее письма и лихорадочными движениями развязывая ленточку.
Письма рассыпались мне на колени. Я взяла одно, самое верхнее.
«Милая моя доченька… — замелькали перед глазами знакомые синеватые строчки, написанные химическим карандашом, — все вспоминаю время, что проводил с тобой. Как в лес ходили, как в пруду купались. А помнишь, как мы с тобой ловили рыбу? Ты могла все часы проводить на берегу…»
Ничего особенного, все в таком духе. Я отложила это письмо и развернула следующее.
«Галочка, солнышко! Как ты живешь без меня, чем занимаешься? Я все представляю тебя с удочкой в руках. Ты не ездила в этом году на рыбалку, милая? А помнишь то место, где мы с тобой поймали здоровенную щуку, которую еле до дома дотащили? Помнишь? Ты съезди туда, девочка, поброди возле березы старой, где червей копали. Накопай и сходи на рыбалку, помяни отца тем самым…» — я удивленно подняла на Галину глаза.
По ее щекам текли слезы, она тоже перечитывала эти строки.
— Вот про это письмо я говорила, — глотая соленые капли, сказала Галя. — Бедный папа! Ты видишь, какую ерунду он пишет? Накопай червей, сходи на рыбалку, помяни отца… Да разве мне тогда до рыбалки было? Глупость какая!
— Да, может быть… — задумчиво произнесла я. — Может быть… Ты знаешь, Галя, я, пожалуй, возьму это письмо с собой. Если
— Господи! Да бери, конечно. Только зачем оно тебе?
— Нужно, — уклончиво ответила я. Просто чувствовала, что Седой вовсе не идиот и не старый маразматик, и ничего не станет писать просто так. Я еще не знала до конца, чем мне поможет это письмо, но все-таки чувствовала, что все это не просто так.
— Так, Галя, у тебя еще дела здесь есть? — пряча письмо в сумку, сказала я.
— Дома нет. Мне на базар сходить нужно.
— Поехали, — проговорила я, вставая. — И на дачу поскорее вернемся. Чую я, недолго нам осталось ждать разгадки.
Галя посмотрела теперь на меня как на пациентку психдиспансера и, ничего не сказав, вышла в коридор.
Мы спустились на улицу и пошли к остановке. Улица, как я уже говорила, не из лучших в Тарасове, к тому же в этот час она была пустынна. Мы болтали о чем-то, стараясь не замечать неудобств, как вдруг на нас налетело что-то непонятное. Это был высокий, сутуловатый человек. Лицо его скрывала маска. Я могла бы поклясться, что это был мужчина. Он сильно ударил меня в грудь. Так, что я отлетела в сторону, а сумка моя на длинном ремешке подлетела вверх и куда-то исчезла. В это время мужчина кинулся к обезумевшей от страха Галине, которая стояла, не в силах вымолвить ни слова от страха, и, сбив ее с ног, выхватил сумку из ее рук. После этого он метнулся в сторону и исчез за деревьями.
Я поднялась на ноги и бросилась к Гале. Она стояла на коленях и тихо всхлипывала. Я поняла, что опасность миновала, и тут меня, наконец, прорвало.
— Помогите! — завопила я на всю улицу. — Грабят!
Галина почувствовала поддержку и заорала, подражая мне:
— Помогите! Милиция!
Голоса наши очень хорошо слились в унисон, вскоре мы увидели бегущего в нашу сторону человека в милицейской форме.
— Кто? Что? Где? — прокричал он на бегу.
— Там, там, вон, — загалдели мы наперебой, тыча пальцами в сторону, куда побежал неизвестный.
Милиционер кинулся туда. Вообще-то, если честно, он не очень спешил, как мне показалось. Через пару минут вернулся и доложил, что никого не обнаружил.
— Заявление будем писать? — спросил он хмуро.
— Будем! — хором ответили мы.
После этого он совсем раскис.
— Ну… пойдемте в отделение, — вздохнув, пригласил он нас. — Но имейте в виду… Шансов поймать его немного.
— Подождите, — вспомнила вдруг я. — А где же моя сумка?
— Может быть, он и у тебя ее вырвал? — спросила Галя.
— Нет, это я точно помню. Я отлетела в сторону, сумку выпустила из рук, а потом… Потом она исчезла! — Я округлила глаза. Человек исчез, сумка исчезла… Может, мы с какими инопланетянами имеем дело? А что? Не бывает, скажете, такого?
Я уже собиралась высказать посетившую меня мысль вслух, как вдруг милиционер поднял голову. Мы с Галькой тоже задрали головы вверх и старались разглядеть, что же он такого интересного увидел?
На дереве, тихонько раскачиваясь на ветру, на длинном ремешке висела моя сумка.