Все на мою голову
Шрифт:
— Значит, откладываем все до завтра? — посмотрела я на Галину с Ольгой.
— Лучше на завтра, — ответила Галя. — Я постараюсь получше все вспомнить за ночь.
— Ты лучше отдыхай! — посоветовала я. — Завтра нам силы понадобятся.
— Поля, может быть, я не буду забирать сегодня детей от бабы Клавы? — спросила Ольга. — Как ты думаешь, она не будет возражать?
— А что такое? — повернулась я к сестре.
— Да что-то у меня в горле першит… Боюсь, как бы не заразить детей…
— А ты самогоночки у Петровича выпей! — предложила я ей.
Ольга непонимающе уставилась на меня.
— Ложись
Назавтра все случилось так, как я и предполагала: едва я вошла к Ольге в комнату, чтобы поднять ее, как меня встретили какие-то странные хрипы.
— Что с тобой? — спокойно спросила я.
— Горло болит, — прохрипела Ольга. — Голова болит, все болит, и вообще, мне плохо!
Я потрогала ее лоб. Лоб был горячим.
— Покажи горло! — рявкнула я.
Ольга разинула рот, вывалила язык и выпучила глаза. Я повернула ее голову к свету. Так и есть! Не знаю, каким непостижимым образом сестре удалось этого добиться, но горло ее было ярко-пунцового цвета! Так всегда! Стоило мне заикнуться, что завтра нужно съездить на дачу и что-то покопать или пополоть, у сестры тут же начинался приступ аллергии, как она говорила. Глаза краснели, из носа лились сопли, Ольга кашляла, чихала, стонала и кряхтела. Но как только я махала рукой и говорила, что поедем в следующий раз — все тут же столь же таинственным образом прекращалось. Недуг исцелялся сам собой. И вообще, я не замечала, чтобы Ольга была подвержена аллергии. Это у меня аллергия, поэтому, собственно, я и не пью. Хотя иногда так хочется! Вот сейчас, например. Напиться, а потом швырнуть пустой бутылкой в Ольгу и выругаться от души…
— Вставай! — гаркнула я изо всех сил.
Ольга аж подскочила.
— Чего ты? — испуганно спросила она. — Я же болею…
— Сегодня ты меня не проведешь своими штучками. Поднимайся.
— Я не пойду, — запротестовала Ольга, накрываясь одеялом с головой и отодвигаясь от меня.
Я решительно стащила с нее одеяло. Ольга взвизгнула и попыталась вырвать его у меня. Не тут-то было!
Я взяла Ольгу под мышки и потащила в кухню, приказав сидеть там и ждать меня, а Галине не спускать с нее глаз. Сама вышла на улицу, прихватив на всякий случай с собой одеяло.
Шла я к Петровичу.
— Дядя Коля! — уверенно закричала, барабаня в его каморку.
— Ты, что ль, Полинка? — высунулась взлохмаченная голова старика.
— Я. Мне нужен твой самогон. Давай! — потребовала я.
— Чего это?
— Ольга заболела, давай сейчас же!
Озадаченный Петрович ничего не сказал, пошел в сарай и вынес большую бутыль с мутноватой жидкостью.
— Крепкий он, — растерянно сказал он мне.
— Ничего, — я решительно выдернула у него бутыль из рук. — В самый раз!
И уверенно зашагала домой. Дома я налила полный стакан самогона и достала из кастрюли малосольный огурец. Ольга с ужасом наблюдала за мной, округлив глаза. Я пододвинула ей стакан.
— Пей! — приказала я.
— Не буду, — хрипло проговорила Ольга.
— Пей без разговоров! — прикрикнула я.
— Не буду! — в отчаянии закричала Ольга, отодвигаясь. — У меня уже все прошло!
— Ах, прошло? — обрадовалась я. — Прекрасно! Тогда собирайся, пойдем землю копать.
Ольга чуть не расплакалась. Я воспользовалась случаем,
Сунув ей огурец, я удовлетворенно сказала:
— Вот и ладненько. Теперь я за тебя спокойна, не разболеешься. Одевайся в то, что я тебе дам, и пойдем.
— Ты садистка! — простонала Ольга. — Знать тебя больше не хочу!
— Ладно, ладно, — добродушно усмехнулась я. — Ты мне еще спасибо скажешь!
Галина только смеялась, глядя на нас.
Я прошла к шкафу, достала из него свою старую вязаную кофту и Кириллово шерстяное трико. Он носил его еще в юности, а когда жил с Ольгой, то надевал дома для тепла, так как зимой в Ольгиной квартире топили отвратительно, и там можно было с ума сойти от холода. Однажды я, будучи еще молодой и глупой, застала Кирилла дома в этом дырявом трико с отвисшими коленками и подняла его на смех. Кирилл тут же переоделся и никогда больше не прикасался к нему. Более того, он стал орать на Ольгу, чтобы она его выбросила, когда сестра предлагала ему надевать «под низ» зимой. В конце концов Ольга увезла трико на дачу, уверенная, что оно ей еще пригодится. Вот пусть и пригодится теперь.
— Надевай! — велела я Ольге.
Она хмуро посмотрела на меня, но облачилась в приготовленную одежду.
— Ну что, пойдемте? — спросила я, взяв в руки лопату.
Галина кивнула. По дороге мы зашли к бабе Клаве и попросили ее еще немного посидеть с детьми. Старушка вздохнула, но возражать не стала. Уходя, я сунула ей пятидесятирублевую купюру, после чего баба Клава была готова сидеть с детьми хоть все дни и ночи.
Шли мы пешком через лес. Шли долго. Ольга прямо изнылась вся, говоря, что нужно было добираться на электричке. Но мне хотелось идти именно пешком, так как, может быть, Галина по каким-то приметам узнает нужное нам место. С лопатой в руках идти было тяжеловато, а тут еще Ольга без конца надоедала со своим нытьем. В конце концов она достала меня так, что я пригрозила переложить лопату на нее, если она не заткнется. Ольга сразу умолкла и некоторое время не трепала нам нервы.
Наконец мы добрались до Речного.
— Ну что? — с легкой тревогой спросила я Галину. — Не вспоминаешь?
— Кажется, где-то здесь, — неуверенно ответила та, когда мы спустились к речке. — Точно не помню. Знаю, что береза старая там росла, кривая такая. Она очень приметная была. Но только что-то я ее не вижу…
— Так давайте походим, поищем!
— Сколько можно ходить! — снова заныла Ольга. — Уже ноги болят!
Я смерила ее ледяным взглядом и сказала:
— Если не хочешь, можешь подождать нас здесь на пенечке. Но предупреждаю: скоро мы не вернемся!
— Да нет, я ничего, — испугалась Ольга. — Я с вами пойду, конечно. Только знать бы еще, куда идти…
Мы с Галиной пошли вперед. Ольга брела сзади, сокрушенно качая головой. Длинные рукава кофты болтались чуть не до колен, сестра постоянно поддергивала их, резинка трико давно ослабла, к тому же Ольга была худенькой, поэтому трико то и дело норовило свалиться с нее. Ольга выглядела как сомнамбула.
Бродили мы долго, но так и не нашли ничего похожего на кривую березу. Галина уже устала и чувствовала себя виноватой.