Все напоминает о тебе
Шрифт:
– Так что вас привело ко мне?
– спросила она, присаживаясь напротив, Илья перевел на меня взгляд. Я помолчала, не зная, с чего начать.
– Понимаете, - сказала неловко, - двадцать четыре года назад в роддоме случилась необычная история: сразу после нового года был украден ребенок.
Илья нахмурился и не сводил с меня глаз, Людмила Петровна вдруг кивнула.
– Помню я эту историю, она у нас столько шуму наделала. Правда, за пределы отделения она не должна была выйти.
– То есть?
– нахмурилась я.
– Кто вам рассказал об этом?
– Одна знакомая, а ей ее мама, у той вроде какая-то приятельница работала в роддоме и поведала об этом случае. Потом эта знакомая уехала из города, а мне история не дает покоя.
– Я врала на ходу, но Людмила
– Это неудивительно, что она все же вышла в мир. Тем более, столько лет спустя вряд ли она причинит вред.
Я была с ней не совсем согласна, потому что кое-какие мысли в моей голове появлялись, и мне очень не хотелось, чтобы они оформились.
– Значит, вас привело ко мне любопытство?
– Не сочтите блажью, но это дело меня очень заинтересовало... Я хочу разыскать этих людей.
Людмила Петровна вздохнула.
– Не думаю, что получится. Давайте я расскажу с самого начала. Были новогодние праздники, и в отделении, уж извините, творилось, черте что: врачей не хватало, их всегда не хватало, а тут уж... Санитары выпивали, было около одиннадцати вечера. И тут заваливается в приемный покой девчонка... Меня тогда не было, но историю эту так измусолили, что все знали подробности. Лет двадцать ей было в лучшем случае, при себе ни документов, ничего, кричит от боли, рожает. Что делать прикажете? Вся в испарине, еле соображает. Записали имя с фамилией, да на родильный стол... Родила она девчонку, здоровенькую, сама тут же сознание потеряла, пульс нитевидный, кровотечение началось. Данных-то о ней никаких не было, может, ей вообще рожать нельзя? В общем, попала в реанимацию. Девочку ее в порядок привели, покормили и уложили, а на утро - хвать!
– ребенка нет. Что началось! Само собой, первым делом главврача вызвали. Он велел всем молчать. Мужик ушлый был... Думал, сам разберется. Опросили всех, никто ничего не видел, что неудивительно. Предположили, что вор через заднюю дверь прошел, там обычно закрыто, но в праздники открыто было, санитары выпивали и курить бегали постоянно... Ну это ладно, что дальше делать? Девчонка без сознания, при смерти, ребенка нет, а из данных только ее имя и фамилия. Мы были уверены, кто-то да объявится, отец или родные какие. Должны же понимать, раз она пропала на таком сроке, то, наверняка, в роддоме. А на второй день девчонка умерла, так и не приходя в сознание.
– Умерла?
– выпалила я.
– Да. Тут уж ясно: надо в милицию идти, но главврач все тянул. Время-то какое было: конец советского союза, неразбериха, все дрожат, не зная, чего ждать. А тут такой скандал: неизвестная роженица и похищенный ребенок. Головы полетели бы будь здоров, начиная с главврача и кончая санитарами. И он, главврач, вот что придумал... Только это уже точно неизвестно, как все было, мы сами слухи собирали и картину составляли. У главврача друг был начальником морга, и девчонку туда свезли и оставили там. Вроде как ждали, что кто-то объявится. Только все данные о ней удалили и сообщать никуда не стали, а когда месяц прошел и никто не объявился, история утихла. Про девушку старались не вспоминать, потому как выходило: от тела избавились, - вот и вышло, что не было ни девушки, ни ребенка. И всем было строго-настрого запрещено об этом говорить, вплоть до увольнения. А тогда это хуже чумы было, и так никакой уверенности в завтрашнем дне, да еще работы лишишься... Только врать не пришлось, никто так и не явился. Вот и сгинули оба: и мать, и ребенок, - только где, неизвестно. А главврача потом все-таки посадили, в конце девяностых. Он, оказывается, занимался незаконной трансплантацией органов... Вот такие дела.
Я сидела, уперев кулак в губы, и смотрела вниз. Все происходящее действительно походило на дурной фильм, как заметила Марина. Только мне в нем отвели не роль зрителя, к сожалению. Рогожин был мрачнее тучи, нетрудно догадаться, о чем он думал.
– Вижу, вы расстроились, - заметила Людмила Петровна, - но тут, увы, ничего не поделаешь.
– Вы не помните, как ее звали?
– Звали Верой, это точно, а фамилия...
–
– Почему же не попытались разыскать ее близких, ведь было имя?
– Во-первых, я вам уже объясняла мотивы главврача. Разыскать - одно дело, а что про ребенка говорить? Что из роддома среди рабочего дня украли младенца? А во-вторых, вроде как искал он ее, на всякий случай, и в нашем городе она не была прописана. Ну и опять же - кто-то же младенца украл, значит, знал, что она рожает? Как размышляли: были у кого-то мотивы. В общем, история темная, и вряд ли сейчас на нее возможно пролить свет.
Я кивнула, мы немного помолчали, Людмила Петровна обратилась к Илье:
– Ты у своих давно был?
– видимо, хотела перевести тему. Они стали разговаривать, мы просидели еще минут двадцать, после чего стали собираться. Я была в состоянии прострации, прощалась по инерции. Только мы оказались в машине, Рогожин выругался, трогаясь с места.
– Скажи, моя радость, когда у тебя день рождения?
– Пятого января. То есть в этот день меня нашли у крыльца детского дома.
– Двадцать четыре года назад?
– Да.
– Черт, - снова высказался он сквозь зубы. Мне было не до разговоров, хотя со словами Ильи я была вполне согласна. Только он видел часть картины, а я - всю. И выходило, что известный в этом городе бизнесмен Иван Абрамов - мой отец, а Наталья - моя сводная сестра, укравшая меня из родильного отделения и подкинувшая на крыльцо детского дома. Вполне вероятно, ее план бы провалился, если бы Вера Москвина не умерла, и если бы главврач не замял эту историю, сделав так, что никакой Москвиной в роддоме вовсе не было. Почему Абрамов не приехал к Вере в роддом? Почему она не позвонила ему? Почему при ней не оказалось никаких документов? Что случилось в тот вечер, когда у нее начались роды? Витя сказал, Наталья сообщила ему о роженице, значит, следила за ней, могла ли она навредить ей в надежде, что девушка потеряет ребенка? Могла ли помешать отцу узнать о том, что начались роды? Чтобы успеть унести ребенка из роддома и избавиться от него? Когда Вера умерла, она, скорее всего, успокоилась: отец будет искать как минимум женщину с ребенком, ему и в голову не придет, что они могли быть разлучены. Будет искать, и не найдет. Все это время я была у него под носом... Стоп! Я не могу с полной уверенностью говорить о том, что тот младенец я. В жизни случаются разные совпадения, и меня могли подкинуть в тот же день случайно, в то время, как дочь Абрамова и Москвиной может быть погибшей...
– Мне надо найти ее, - сказала я вслух, бросив взгляд на Рогожина.
– Москвину?
– Да.
– Попробуем.
Дома он налил мне коньяка и приказал выпить все, сам же отошел к окну, набирая чей-то номер.
– Привет, - я слушала его разговор, глотая горячительный напиток и морщась, - мне срочно нужна информация на одного человека. Данных мало: Москвина Вера, родилась около сорока пяти лет назад. Не из нашего города, может, не из нашей области. Больше данных нет. Интересует любая информация, как можно скорее. Звони в любое время. Спасибо.
Илья сел рядом и уставился на меня.
– Как ты узнала об этой истории?
– Что?
– Тетя Люда ясно дала понять, что об этом за стенами больницы не болтали. Никаких знакомых и их знакомых, как ты наплела, у тебя нет.
Отставив бокал, я потерла лицо руками. Он все равно узнает, стоит ему выйти на Марину. Свяжет все воедино, может, не сразу, но свяжет. Мне не хотелось рассказывать. Это было ужасное, медленно наступающее безумие.
– Я, действительно, узнала случайно. Пыталась накопать что-нибудь на Наталью, на случай, если она будет наседать, искала ее старых друзей, попала к одной женщине, жившей по соседству. Она рассказывала про Наталью, а потом как-то всплыла эта история, совершенно не в тему, но я... не знаю, я вдруг почувствовала, что слишком много совпадений, понимаешь? Стала расспрашивать, но женщина толком ничего не знала, ей мать рассказывала. И вызнать не было возможности, потому что та уже умерла...