Все они почему-то умирали

Пронин Виктор Алексеевич

Допускал, допускал Шаланда, что мог оказаться Вулых у земляков в городе, что мог направиться к ним и переночевать, задержаться на недельку. Но опыт подсказывал – Вулых должен бежать, бежать, бежать безостановочно, нигде не задерживаясь больше, чем требуется, чтобы дождаться ближайшего автобуса, электрички, трамвая.

Да, конечно, человек, не один раз отсидевший, судимый, со своеобразной жизненной школой, прекрасно понимает – надо ложиться на дно и затаиться. Не двигайся, не пытайся всплыть и посмотреть, что делается на поверхности, лишь иногда чуть шевельни плавниками, чтобы не снесло течением, чтобы

удержаться в своей лунке, в ямке, в щели. Можешь на неделю затаиваться? Затаись на неделю. Можешь на месяц? Ложись на дно на месяц. Год? Пусть будет год.

Убил Вулых своего напарника или же бежал, спасая собственную жизнь, в любом случае он в ужасе, в панике, думает только об одном – подальше, подальше, подальше.

Один только раз позвонил Шаланда по пафнутьевскому телефону.

– В котором часу он слинял? – спросил, не здороваясь и вроде бы даже казнясь необходимостью снова обратиться к Пафнутьеву.

– Худолей говорит, что прошло часов пять-шесть.

Услышав ненавистную фамилию, Шаланда бросил трубку.

Сколько часов прошло с тех пор, как Вулых покинул объячевский дом, было для Шаланды важно хотя бы потому, что позволяло прикинуть, на сколько километров мог тот удалиться от города за это время. Аэропорт отпал быстро – за день вылетали всего несколько самолетов, и ни один из них не летел в Западную Украину. Хотя мог, конечно, Вулых рвануть в Киев, но в этот день самолета на Киев не было.

Электрички – вот откуда ждал Шаланда новостей, скорее всего электрички. Он прекрасно знал, что украинские строители облюбовали этот вид транспорта и электричками, пересаживаясь с одной на другую, пересекали всю страну, ездили в Москву и снова возвращались в свои края. В этом был суровый, практический смысл – целые банды возникли при поездах, при автобусных маршрутах, которые занимались только тем, что грабили подзаработавших строителей. Те быстро сообразили – безопаснее на электричках. Расстояния короткие, и кто ты есть – строитель, дачник, грибник, – определить невозможно. Хлопотно, правда, тягостно метаться с поезда на поезд, но зато деньги остаются при тебе.

В такой вот электричке Вулыха и задержали.

Ехал он уже поздним вечером, полагая, что все опасности позади, ехал смертельно усталый, в полупустом вагоне, освещенном тускло и слабо, всего несколькими плафонами. Вжавшись в угол и поглядывая на проносящиеся мимо платформы, дачи, деревеньки с редкими огоньками, пил Вулых «Балтику» – третий номер с ярко-синей этикеткой.

Подсели два милиционера в форме, расположились напротив и некоторое время молча рассматривали небритого пассажира.

– Хорошее пиво? – спросил один из них.

– Нормальное, – Вулых сразу насторожился – наслышан он был о бандах в милицейской форме, и просто о грабителях в поздних электричках, и вообще о беспределе на железных дорогах, хорошо был наслышан, и, едва прозвучал невинный вопрос о пиве, сердце дрогнуло, забилось чаще, и это сразу отразилось на лице.

– Издалека едешь? – милиционер кивнул на пустую бутылку, стоявшую у ног Вулыха.

– Не так чтобы очень... А что?

– Да ничего... Дежурим вот... Ходим, интересуемся... Время позднее, времена опасные, сидит человек один... В одиночку сейчас не ездят. В компании собираются. В стаи.

– Так уж получилось.

– Домой?

– Точно, домой.

– Куда?

– О, еще ехать и ехать.

– Алексей, – неожиданно сказал милиционер, и Вулыху ничего не оставалось, как пожать дружески протянутую руку.

– Васыль, – сказал он, и милиционеры сразу переглянулись. И как только они переглянулись, сердце Вулыха забилось уже в каком-то судорожном ритме. Не надо бы ему называть свое настоящее имя, не надо бы, но поздно – слово выскочило. Да и кто мог бы предвидеть все опасности, все ловушки, все волчьи ямы, которые подстерегают человека каждый день, каждый божий день.

– Васыль, – со значением протянул милиционер. – Так я тебя знаю. Ты из Золочева?

– Приходилось бывать, – осторожно ответил Вулых. А что еще он мог ответить, что мог придумать на эти вопросы, простые, как удары кувалды.

– Ну, ладно, – сказал второй милиционер, до сих пор молчавший, – плотный, румяный, рыжий, в тесном кителе, – видно, недавно располнел, не успел еще форму сменить. – Пиво ты выпил, не мешали мы тебе бутылку закончить... ведь не мешали?

– Вроде того...

– Документы есть?

– Какие документы? – спросил Вулых единственное, что мог спросить, а что еще придумаешь в таком вот положении? – Какие документы? – повторил он и бросил, бросил, не удержался, осторожный взгляд в сторону своей сумки, спортивной сумки на длинном ремне и с «молнией» – она стояла, прижатая к стенке вагона так, чтобы желающий не смог бы сразу схватить ее и убежать.

– Любые. Лучше все-таки документы, которые удостоверяли бы личность. Прости, старик, но служба... Положено. Паспорт, удостоверение, военный билет, водительские права... Что угодно. Есть?

– Есть.

– Давай показывай.

– А если нету?

– Плохо. Придется с нами пройти.

– Куда?

– Старик, – скучающе протянул первый милиционер, тощеватый, хиловатый, но разговорчивее и доброжелательнее рыжего своего напарника. – Ну, куда мы тебя можем повести... Не в баню же. В линейное отделение милиции.

– А может, договоримся? – неловко намекнул Вулых на возможность сговора, даже как бы пообещал что-то.

– Там и договоримся, – нельзя сказать, что рыжий не понял намека, понял, прекрасно все понял, но, окинув взглядом фигуру Вулыха, две пустые бутылки из-под пива, сумку – потертую, заношенную, в некоторых местах схваченную медной проволокой... Опять же электричка, небритая физиономия, заискивающий взгляд... Ну, попытается мужик сунуть полсотни, да и те мелочью. Ну, расколется, ну, раскошелится – каждому по полсотне даст... Нет, не стоит связываться. А если окажется, что тот самый... Награда будет куда круче. – Давай, старик, шарь по карманам, ищи свои ксивы.

– Ксивы? – не понял Вулых.

– Документы, значит, – сказал рыжий и еще раз убедился в правильности своего вывода – если мужик не знает слова «ксивы», значит, полный лох.

Некоторое время Вулых сидел неподвижно и прикидывал, прикидывал, как поступить. Оттолкнуть милиционеров, броситься по проходу к выходу... Нет, догонят, морду набьют, и все будет еще хуже. «Может, и в самом деле простая проверка документов? – мелькнула обнадеживающая мыслишка. Может, зря запаниковал... Отъехал-то порядочно, уже другая область...»