Все ради любви
Шрифт:
Дом в тюдоровском стиле, с косой крышей из кровельной дранки и парадным арочным входом был очень красив и произвел на Лорен впечатление. Возле двери стояла статуя Иисуса с распростертыми словно в приветствии руками.
Лорен прошла по дорожке мимо небольшого фонтана и постучалась. Ей никто не открыл, хотя из дома доносились голоса. Тогда она позвонила. И опять ничего. Она уже собралась было повернуть обратно, когда дверь вдруг распахнулась.
Лорен увидела маленькую светловолосую девчушку в очаровательном платьице из черного бархата с белым воротником.
— Ты кто? — спросила девчушка, внимательно разглядывая
— Я Лорен. Энджи пригласила меня на обед.
— Ой! — Девочка улыбнулась и неожиданно убежала.
Озадаченная, Лорен топталась на крыльце. Ветер поддувал под пальто и шевелил ее легкую юбку. Лорен сообразила, что дверь следовало бы закрыть и не выстуживать дом.
Наконец решившись, она прошла в прихожую, прикрыла за собой дверь и заглянула в гостиную.
Там было настоящее столпотворение. В комнате было не меньше двадцати человек. В углу у высокого окна стояли трое мужчин. Они пили коктейли, оживленно что-то обсуждали и одновременно следили за футбольным матчем по телевизору. За журнальным столом с хохотом и криками несколько ребят подросткового возраста играли в карты. Дети помладше лежали на ковре вокруг расстеленного поля «Конфетной страны», как спицы вокруг ступицы колеса.
Испугавшись этой толпы, Лорен попятилась обратно в прихожую и заметила дверь в другую комнату, где взрослые смотрели телевизор. Тогда она решила отправиться на поиски кухни. По пути ее никто не спросил, кто она такая и что тут делает.
Сначала она уловила божественный аромат, а потом увидела знакомые лица. Все четыре женщины хлопотали на кухне: Мира чистила картошку, Ливви раскладывала закуски на изящном серебряном блюде, Энджи резала овощи, а Мария раскатывала тесто для пасты. Все говорили одновременно, разговор довольно часто прерывался взрывами хохота. Лорен не поняла, о чем речь, до нее доносились только отдельные фразы.
— Лорен! — вдруг воскликнула Энджи, поднимая голову. — Ты пришла!
— Спасибо за приглашение. — Лишь сейчас Лорен сообразила, что нужно было принести какой-нибудь гостинец или хотя бы букет цветов.
Энджи бросила взгляд за нее:
— А где твоя мама?
Лорен почувствовала, как ее щеки запивает краска.
— Она… у нее… она простудилась.
— Что ж, мы рады, что ты пришла.
Лорен тут же включилась в работу: помогала Ливви накрывать на стол, вместе с Мирой расставляла блюда с закусками, вытирала посуду, которую мыла Энджи. Все действия четырех женщин были отлажены с годами, каждая из них хорошо знала, что ей делать. Их движения были уверенными и экономными, они делали все стремительно, но при этом не мешали друг другу. В общем, работа у них спорилась.
Когда настало время садиться за стол, Лорен обнаружила, что ей отвели место среди взрослых, между Мирой и Салом.
Она впервые в жизни видела такое количество различных блюд: индейка и к ней два вида гарниров, гора картофельного пюре, мясной соус, зеленая фасоль с луком, чесноком и панчеттой [19] , ризотто с пармезаном и прошутто [20] , бульон из каплуна с пастой домашнего приготовления, печеные овощи и домашний хлеб.
— Впечатляющее зрелище, да? — со смехом спросила Мира, наклоняясь к ней.
19
Панчетта —
20
Прошутто — ветчина (ит.).
— Прекрасное зрелище, — с восторгом подтвердила Лорен.
Мария, сидевшая во главе стола, прочитала молитву, которая закончилась просьбой ниспослать благословение на всю семью. Затем все встали.
— Это первый День благодарения, который я встречаю на папином месте. — Мария умолкла и прикрыла глаза. — Он где-то рядом, и знайте, он сильно всех нас любит. — Когда она снова открыла глаза, они были полны слез. — Ешьте, — сказала она и села.
После секундного молчания все снова заговорили.
Мира потянулась к блюду с нарезанным мясом индейки и предложила кусочек Лорен.
— Вот. Юность берет свое: питание лучше красоты, — весело сказала она.
Лорен начала с индейки, но на этом не остановилась. Она то и дело накладывала себе на тарелку все новые и новые яства, и каждый раз ей казалось, что следующее блюдо вкуснее предыдущего.
— Как дела с поступлением? — спросила Мира, потягивая белое вино.
— Я отправила им все документы, — без особого энтузиазма ответила Лорен.
Неделю назад она бы во всех подробностях описала, как собирала документы и копии, как относила их на почту; поделилась бы своими страхами перед поступлением, перед расставанием с Дэвидом и рассказала бы о своих надеждах на будущее.
Но не сейчас.
— А куда?
— В Университет Южной Калифорнии, в Калифорнийский в Лос-Анджелесе, в Пеппердайн, Беркли, Университет Вашингтона и Стэнфорд, — ответила Лорен.
— Внушительный список. Неудивительно, что Энджи гордится тобой.
Лорен удивленно посмотрела на Миру:
— Она гордится мною?
— Она постоянно об этом говорит.
Эта новость подействовала на Лорен так, будто ее пронзила стрела.
— Ох!
Мира, резавшая индейку, не обратила внимания на столь странную реакцию.
— Жаль, что я в свое время не уехала учиться в Университет Райса или Брауна. Но тогда мы об этом не думали. Во всяком случае, я. А потом я познакомилась с Винсом… ну и… сама понимаешь.
— Что?
— План состоял в том, чтобы два года проучиться в «Фиркресте», а потом еще два года в Западном университете. — Она улыбнулась. — В каком-то смысле так и получилось. Правда, с перерывом в восемь лет между первым и вторым этапом. В общем, жизнь внесла свои коррективы. — Она глазами показала на детский стол.
— Значит, это ребенок помешал вам поступить в университет?
Мира нахмурилась:
— При чем тут ребенок?! Просто мне пришлось слегка снизить темп, вот и все.
После этих слов Лорен не могла ни есть, ни улыбаться. Она с трудом досидела до конца обеда, а затем как автомат помогала убирать со стола и мыть посуду. Все это время она думала о ребенке внутри ее, что он растет и что с его ростом ее собственный мир сжимается.
А вокруг нее шел оживленный разговор о детях, о младенцах и о друзьях, у которых уже были дети и которые ждали младенца. Как только в комнату заходила Энджи, разговор тут же прекращался, но стоило ей выйти, женщины опять принимались обсуждать младшее поколение.