Все ради любви
Шрифт:
— Да? И что же тебе помешало?
Мать наклонилась, взяла стакан и сделала большой глоток. Ее рука сильно дрожала.
— Я пошла в мини-маркет за сигаретами. По дороге обратно встретила Недди. «Прибой» был открыт. Я сказала себе: быстренько выпью стаканчик — и домой. Мне нужно было выпить, чтобы… ну, ты понимаешь… Но, когда я посмотрела на часы, было уже поздно. — Она затянулась, выдохнула и сквозь клуб дыма посмотрела на Лорен. — Вид у тебя неважный. Дать тебе аспирин? Я сейчас схожу за ним.
— Со
— Прости, Лорен, — тихо проговорила мама.
Лорен удивилась, услышав сожаление в голосе матери.
— Я в порядке. — Она принялась собирать пустые коробки из-под пиццы и сигаретные пачки. — Похоже, вчера вы с Джейком славно повеселились.
Оглянувшись, она увидела, что мать плачет. Это было что-то новенькое. Лорен не помнила, когда в последний раз видела такое искреннее проявление эмоций у своей матери.
— Я в порядке, мам, не волнуйся, — сказала Лорен, опускаясь перед матерью на колени. — Не надо плакать, все будет хорошо.
— Он хочет бросить меня, представляешь?!
— Что?
— Вся моя жизнь насмарку, я никому не нужна. Я старею. — Мать загасила сигарету и тут же закурила новую.
Лорен стало больно как от пощечины. Даже сейчас, в этот ужасный день, ее мать думает только о себе! Лорен медленно поднялась.
— Я не стала делать это, — тихо произнесла она, с трудом сдерживая слезы.
Мать подняла голову. Под ее покрасневшими глазами были темные разводы от размазавшейся туши.
— Что? — Ей потребовалась минута, чтобы осознать значение того, что сказала Лорен. — Ты шутишь!
— Я не шучу. — Лорен изо всех сил старалась сохранять присутствие духа, но у нее это плохо получалось. Ей очень хотелось, чтобы мама распахнула объятия, прижала ее к себе и сказала: «Все в порядке, детка», однако она знала, что надеяться на это — полное безумие. — Я не смогла. И платить за свои ошибки должна я, а не… — Она перевела взгляд на свой живот.
— Ребенок, — холодно договорила за нее мать. — Ты даже не можешь произнести это слово вслух.
Лорен вдруг схватилась за голову:
— Мне страшно, мама. Я думала…
— А тебе и должно быть страшно. Посмотри на меня. Оглянись вокруг. — Она встала и обвела рукой комнату. — Ты такой жизни хочешь? Ради этого ты училась как проклятая? Ты понимаешь, что тебе придется пропустить этот год и не поступать в университет? А если ты сейчас не поступишь, то не поступишь никогда. — Она взяла Лорен за плечи и сильно тряхнула ее. — Ты станешь такой же, как я. И вся твоя усердная учеба пойдет прахом. Ты этого хочешь? Этого?
Лорен вырвалась из ее рук и попятилась.
— Нет, — еле слышно произнесла она.
Мать тяжело вздохнула.
— Если ты не смогла сделать аборт, как, скажи на милость, ты сможешь отдать ребенка на усыновление? А если ты оставишь
Лорен резко отстранилась — эта ласка для нее была хуже материнских криков.
— Не могу.
Мать смотрела на нее сквозь навернувшиеся на глаза слезы.
— Ты разбиваешь мне сердце.
— Не говори так.
— А что еще я могу сказать? Ты приняла решение. Замечательно. Я устала. — Она потянулась за своей сумкой. — Мне надо выпить.
— Не уходи, пожалуйста.
Мать пошла к двери. На полпути она обернулась.
Лорен не двигалась с места и плакала. Ей было безумно горько оттого, что она понимала: никакие мольбы, обращенные к матери, никогда не будут услышаны, дочь не дождется материнского сочувствия и помощи, ей придется одной решать свалившиеся на нее проблемы.
Постояв секунду, мать произнесла:
— Что ж, мне жаль, — и вышла, хлопнув дверью.
Полночи Лорен промучилась бессонницей, а утром ее разбудила музыка, доносившаяся через стену от соседей. Это был диск Брюса Спрингстина.
Она медленно села и протерла опухшие от слез глаза. Очевидно, выставка, о которой говорила мать, перетекла в ночной разгул. Что ж, это и неудивительно. Когда твоя семнадцатилетняя дочь своими руками губит свою жизнь, тебе ничего не остается, как веселиться.
Лорен выбралась из постели и побрела в ванную. Она довольно долго стояла под горячим душем, а потом, встав на брошенное на пол полотенце, принялась изучать в зеркале свое тело. Ее грудь увеличилась, это точно. Кажется, и соски тоже, хотя уверенности в этом нет. Она повернулась к зеркалу сначала одним боком, затем другим. Живот еще плоский. Ничто не указывает на то, что в нем растет маленький человечек.
Лорен завернулась в полотенце и вернулась в спальню. Застелив кровать, она надела школьную форму — красный свитер под горло, клетчатую юбку, белые колготки и черные туфли без каблука, — выключила в комнате свет и вышла в коридор.
Когда она проходила мимо гостиной, то с удивлением, приглядевшись, заметила, что в пепельницах на журнальном столике не было гор окурков. Она заглянула на кухню — и там никаких окурков и нет привычной батареи пустых бутылок. А еще из гостиной с дивана исчез старый туркменский ковер.
Исчез?
Не может быть! Мама вряд ли решилась бы…
В этот момент Лорен услышала на улице характерный приглушенный рык, который нельзя было ни с чем спутать, — это заработал двигатель «харли-дэвидсона». Она подскочила к окну и раздвинула шторы.