Все рассказы про Ирокезовых

Перемолотов Владимир Васильевич

— Что же дотянуло вас в путь, почтенные, в такую погоду.

Самый старший из путников вытер руки о бороду, и закатив глаза ответил:

— Любопытство. Невинное любопытство.

Ирокезов старший поднял бровь над правым глазом. Эти два старичка и мальчишка вполне могли оказаться тевтонской разведкой. С такими нужно было держать ухо востро. Спину бы у мальчишки посмотреть, да руки у стариков пощупать…

Он тряхнул головой, сбрасывая наваждение подозрительности.

— Мы идем — продолжил старец — в славный город Александрию на праздник.

— Что же это за праздник?

Путники оживились.

— Вы не знаете о празднике? Его дает сенатор Порцион в честь девятой годовщины победы над Карфагеном. В город прибывают танцовщики, фокусники и атлеты. И мы оказались в числе приглашенных.

— Чем же знамениты вы, уважаемые незнакомцы?

Странники напыжились и самый младший, ходивший верно в учениках, ответил.

— Мы — величайшие маги Вселенной. А особенно среди нас велик Визуарий.

Он указал пальцем на того самого разговорчивого старика. Старик благосклонно кивнул.

— Величие мое беспредельно…

Ирокезовы

тонко улыбнулись. Тщеславный старик развеселил их.

— Мы благодарим случай, приведший вас в наше убежище — немного напыщенно сказал Ирокезов-младший.

Своим тоном он скрывал усмешку — всемогущий маг не смог справиться с непогодой. Мгновение подумав он решил. Что старик мог по глупости своей просто не понять намека и добавил уже совсем откровенно, открытым текстом.

— Мы также сожалеем, что случай этот, оказался связанным с проливным дождём, доставившим величайшему магу столько неудобств…

Ирокезов-старший оценил и громко и неприлично хмыкнул.

— Вы считаете, что я должен был прекратить дождь? — проницательно заметил Визуарий — но зачем же вмешиваться в волю Богов?

— Воля Богов священна — согласился Ирокезов-младший, хотя в Бога не верил.

Мальчишка, не сдержавшись, хихикнул. У этого в голове еще бродили трезвые мысли. Визуарий грозно посмотрел на него. Тогда хихикнул и Ирокезов-младший.

— Я тебя сейчас в жабу обращу — пообещал Визуарий мальчишке. Но, наверное, передумал и вместо этого ударил его. Тот ойкнул, заскулил.

— Ах ты… маленьких обижать? — разъярился Ирокезов младший. Не то, чтоб он как-то особенно любил маленьких мальчиков. Скорее наоборот — он любил больших женщин, но такая наглость…

Он вскочил на ноги с самыми дурными намерениями.

Костер снизу высветил его фигуру. Ах, как хорош он был! Ирокезов-старший даже залюбовался сыном. Тот поднял руки, и могучие пласты мышц прокатились под упругой кожей. Его сухожилия — предмет зависти персидских лучников — вздулись, придавая мощному телу строгие геометрические формы. Пифагор, однажды сказал папаше, что торс его сына по идеальности формы даст сто очков вперед любой трапеции. И Ирокезову старшему, не смотря на присущую ему скромность, пришлось согласиться с мудрецом.

Незваные гости бросились к выходу… Ночная погоня была долгой. Ирокезов бегал как ветер, но догнать странников сумел только в городе — страх окрылил их ноги. Он долго преследовал их по кривым Александрийским улицам, пока не упал, зацепившись на бегу за угол административного здания…

Так была разрушена Александрийская библиотека.

Сорок вторая история. «Былина о выздоровлении Ильи Муромца»

Эту былину сочинил Ирокезов — младший, описав в ней обстоятельства встречи его и папаши с человеком, впоследствии названном Ильей Муромцем.

Но тут, мне кажется, мы сталкиваемся со случаем искажения исторической правды. Ибо хорошо известно, что до написания былины сам же Ирокезов-младший рассказывал об этом иначе. По его словам питье, которое они дали жителю села Карачарова получилось в следствии спора, произошедшего между папашей и сыном о том, будет ли смертельной для нормального человека смесь всех алкогольных напитков, которые повстречаются им на пути из столицы Поднебесной империи до Амстердама. Составление смеси шло на основе двух кувшинов, подаренного Ирокезову-старшему императором Подебесной и прокисшего по дороге вина, а так же остатков турецкого чая.

Как раз при входе в Карачарово отец с сыном в очередной раз передрались между собой и кувшин треснул, чтобы не выбрасывать накопленное, всегда обладавший научным мышлением Ирокезов младший, дал хлебнуть этой смеси первому, кого они встретили.

Чем окончился смелый эксперимент, мы все знаем.

«…У окна сижу тридцать третий годИ не вижу я света белогоЗа окном народ свои жилы рветОх устал сидеть очень зело я…Что зима с снежком, что весна с дождемНету силы мне рукой двинути,Рукой двинути, раззудить плечо,Выйти во поле с Катериною.Я сижу в тоске, взгляд в окно вперев.Солнце в зареве поднимается…Под моим окном враг в разгул вошелОт тоски мое сердце мается.Вот ужо идут странник с путникомВсе идут, поют песни скорбные.В песнях их вой да плач стоит,Колокольный звон, пламя-зарево…»Подозвал их Илья громким голосом«Эй вы странники горемычные,Сказ скажите, что поете вы,Что в земле родной деется..»Подошел один, губу выпятивНа восток срыгнул, перекрестился«Что ж ты здесь сидишь, сила русская?Ведь тебе давно пора бой держать?»И второй завыл тонким голосомПоводырь всплакнув подошел к окну.«Хан Мамай пришел. Русь огнем горит!Ворог уж почти в Ново-Городе!»Застонал Илья от обиды злой«Сила

есть в руках — ноги мертвые!Русь бы грудью я защитил своейКоли Бог бы дал силы в ноженьки!Ох в душе моей дюже муторно!Удавиться что ль? Иль чего хлебнуть?»«Не печалься, брат, есть у нас зельёВыпей ковш-другой — враз поправишься!»«А чего терять? Ну давай сюда.Выпью жбан-другой, чай полегчает!»Поднесли ему и хлебнул ИльяИ глаза на лоб сами вылезли…«Что ж ты дал, подлец? Аль убить хотел?Не убьешь меня, я ведь жизнь люблю!»Злоба лютая овладела им.Со скамьи вскочил…В изумлении сел.«Ай, спасибо вам, старцы добрыеЧую силу в себе небывалуюДайте мне совет, что мне делатьКак врага сего извести с Руси.»Опустил глаза богатырь ИльяСтал ответу он ждать ото странниковКак почтенный сын от родителейВолю их Илья выслушал….Оседлал Илья ворона-коняКоня русского, богатырскогоКрепко обнял он родну матушкуПоложил в мешок бычий окорок.Катю он лобзнул в губы алыеПодхватил копье, мечик востренькийОн отбил поклон Карачарову,Помахал рукой родной матушке…Ветер засвистал, пыль столбом пошлаА народ кругом закричал «Ура!»Шапки вверх взвились, воздух застонал,А Илья в тот час на коне скакал.Час Илья скакал или два скакалНе узнать теперь не изведати.Как стегнул коня, так из глаз пропал,Только пыль столбом завивается.С непривычки-то занемог ИльяЖжет в груди ему, глаз навыкате,Глаз на выкате, в животе грешноИ вот-вот оттель что-то выпадет…Соскочил Илья с ворона-коняИ в кусты тотчас резво бросилсяОблегчение думал там найти,Ну а там уж враг в ряды строился.«Смерть за Русь приму!» — закричал ИльяИ врагов стал бить с одного плеча.Тех кого достал — насмерть порешил,Остальных врагов — в бегство обратил.Как узрел Илья, что рассеян врагОн бочком, бочком сразу и в оврагТам сидел, кряхтел, пот утер со лбаИ не думал он что грядет беда.У беды у той имя есть своеИмя есть. Оно — «Соловей-бандит»«Соловей-бандит» — негодяй, злодей.Много он, подлец, погубил людей.Вот уж встал Илья, застегнул портки,Кончил думу думати, подпоясался.«— Вот уж жизнь пошла — все кругом враги!Ну уж надо жить, коли вляпался…»

Сорок пятая история. Египетская ночь

Из всех видов разбоя, Ирокезовы больше всего не любили разбой на воде.

На суше еще туда-сюда. Там у жертвы оставались хоть какие-то шансы убежать и спасти свою жизнь, когда её имущество переходило в чужие руки, но вода отнимала у неё и эту последнюю возможность. Именно по этому Ирокезовы сразу согласились помочь жителям Крита, страдающих от набегов Санторинских пиратов паши Аль Мукейна.

Делегация жителей была не многочисленна, и подарки, что страдальцы привезли собой, не имели большой художественной ценности, но Ирокезовы не минуты не колеблясь, взялись помочь обиженным и вылетели на место. Кроме естественного желания помочь хорошим людям их подогревала затаённая обида. Год назад этот Аль Мукейн приказал высечь на одинокой скале две громадные буквы — И и Д, покрытые золотом, они привлекали всеобщее внимание. Слух о них разнесся по всему миру — мудрецы всех стран решали, что же хотел сказать этим Аль Мукейн? В Афинах и Милете мудрецы рвали друг другу бороды, взыскуя к истине, но ответа не находили, а сам паша хранил высокомерное молчание.

Ирокезовы лично для себя расшифровали это как недооценку пашой их умственных способностей. Такой вывод сулил неприятности всякому, а уж человеку, занимающемуся морским разбоем и вовсе обещал тьму неприятностей.

Прибыв на Крит, Ирокезовы спешно развернули военные действия. В течении 15-дневного патрулирования над прибрежными водами они уничтожили 37 кораблей паши Аль Мукейна, а потом лихим налетом на Санторин (налет сопровождался бомбардировкой) стерли гнездо пиратов с лица земли.

Сам паша был четвертован.