Все шансы и еще один
Шрифт:
– Пожалуйста, – сказала она. – Я еще не хочу возвращаться.
Он покачал головой и взял ее за талию. Они шли медленно. Повстречали даму, которая терпеливо наблюдала за своей собакой, обнюхивающей что-то задумчиво и долго. Поднимет собака ногу или нет? Они прошли мимо и продолжали деликатную прогулку в женевской ночи, Лиза повернулась к Лорану:
– У меня кошмары.
– У всех бывают… – сказал он. – Это жизнь. Есть средство от этого: лампа у изголовья и хорошая книга.
Она положила ладонь на руку Лорана.
– Пожалуйста, будьте совершенно откровенны, что
Он глубоко вздохнул, прежде чем ответить:
– Вы так же неосторожны, как и соблазнительны.
– А вы такой привлекательный, – сказала она.
Она остановилась. Лоран обнял ее. У нее было такое сильное ощущение, почти блаженство, подняла голову. Взволнованное лицо ее приняло детское выражение. Из-за этого он не смог поцеловать ее в губы. Они продолжили идти в прежнем ритме.
Потом она остановилась и повернулась к нему:
– Я… – сказала она, прикасаясь губами к обшлагам пальто Лорана.
– Вы?
– Я вела себя, как избалованное дитя. Вы еще сердитесь на меня?
– Нет. Я чувствую ваше смятение. Вашу печаль. Может быть, вам следует повидать вашу матушку?
– Нет, – сказала она. – Кого угодно, но не ее.
Казалось, ночная Женева всплыла из сновидения.
– У нас есть дом возле венгерской границы, в Бургенланде. Я говорила вам, что отец мой был венгр?
– Да. Нет. Не знаю.
– Мы повсюду повесили кормушки. Птицы одолевали нас. Мать все время протестовала. Она говорила, что птицы все запачкают. Это было глупо с ее стороны. Нет ничего прекраснее нашествия счастливых птиц.
Надо было, чтобы он что-то сказал:
– Вы еще ездите в этот дом?
– Да, – сказала она. – Там остановилось время. Все вещи моего отца находятся там. Даже газета, сложенная на его письменном столе.
Он чувствовал себя перегруженным прошлым Лизы. Чужой семейный фольклор ему надоел. Темнота ночи нарушал голубоватый неоновый свет гостиницы. Она сказала скороговоркой:
– Не покидайте меня… С вами мне хорошо.
«Смешная победа, – подумал Лоран. – Победа ли это?»
Медленно, растягивая шаги, они дошли до гостиницы. Лоран сказал несколько нервным тоном:
– Не бойтесь. Ни меня, ни ночи.
– Не будем расставаться, – сказала она. – Я…
И она с трудом проговорила, как произносят первую фразу после удаления миндалин:
– Я хорошо занимаюсь любовью.
– Вам нечем хвалиться, – сказал он. – Не надо говорить такие вещи. Подождите меня здесь. Я вернусь.
Он оглянулся:
– Не убегайте…
Ему надо было преодолеть сильное желание сбежать. Но он поддался ему и вошел в гостиницу. Лиза стояла неподвижно на улице, беззащитная и без будущего, как срезанный цветок. Лоран прошел небольшой холл, увешанный афишами выставок, и подошел к приемному столику, узкому, как прилавок бара, где сидел дремлющий сторож. Он окликнул его вежливо, но энергично. Тот выпрямился и встал со стула.
– Здравствуйте, сударь.
– Свободная комната есть? – спросил Лоран.
Ему было жарко, он чувствовал, что за ним следят.
– Когда надо?
– Сейчас.
– На сколько ночей?
Лоран с раздражением
– На одну ночь. Может быть, только на несколько часов. Не знаю.
Швейцар посмотрел на таблицу, где висели на крючках ключи.
– 17-й…
Лоран положил на столик сто швейцарских франков.
– Это вам. Комнату оплачу отдельно. У меня багажа нет, со мной еще человек.
– Надо записаться, – сказал швейцар – Даже если на несколько часов. Это будет стоить восемьдесят франков.
Лоран заплатил. Испанец принял деньги. Он даже сказал «gracias Senor» вместо «спасибо, сударь», так он обрадовался сотне франков. И протянул ему ключ.
– Второй этаж. Комната с удобствами. Тихая.
Лоран добавил:
– Прошу вас проявлять равнодушие. Вы меня понимаете? Не смущайте молодую особу ни взглядом, ничем.
Швейцар согласился. С ключом в руке, Лоран вышел из гостиницы. Свет от фонаря цвета слоновой кости окружал Лизу.
Он подошел к ней и деликатно прикоснулся к ее плечу. Тело Лизы согрелось. Это прикосновение вернуло ее к жизни.
– У меня есть предложение, направленное против одиночества. Мы можем провести ночь здесь. Вместе.
И тут же добавил:
– Не бойтесь. Вы будете делать то, что захотите. Вы свободны. Никаких обязательств по отношению ко мне. Долой вежливость Можете молчать, можете говорить или спать. Что вы сами решите.
Почти счастливый, он констатировал, что был искренен. Она колебалась, потом сделала несколько шагов по ступеням гостиницы. Лоран ее удержал.
– Я не хочу согласия против воли. Вы поднимаетесь не на эшафот, а идете в комнату в гостинице.
– Я поняла, – сказала она. – Я поняла. Я согласна.
Они прошли через холл. Портье отсутствующим взглядом проводил их.
– Нам на второй этаж, – сказал Лоран.
Она не вошла в лифт. Молча, с какими-то прерывистыми движениями, как в немом фильме, они подошли к комнате номер 17. Лиза вошла первой и остановилась. Комната была не более гостеприимна, чем убранный вокзал. Он снял с нее пальто. Надо было что-то сказать. Произнести несколько подходящих слов, поговорить о морали, обнимая ее, или же превозносить блага платонической любви, лаская ее. Восхвалять целомудрие перед тем, как целовать. А главное – не очень утомляться, поскольку завтра – собрание. Он взял ручку и записал в блокнот мысль, которую считал нужным включить в предстоящее выступление. Пока царапал несколько слов, подумал о людях, отказывающихся от военной службы по религиозно-этическим соображениям. Надо было их уберечь.
Не останавливаясь, Лиза крутилась по этой комнате. Как зверек, попавший в ловушку и перепроданный ловкачами в душный зверинец. Она пыталась узнать эту клетку. А он убрал блокнот.
– Вы уже сожалеете, что пришли сюда? – заметил он. – Сделаем поворот кругом и уйдем. Нет ничего проще.
Это и его бы устроило: лечь спать в пижаме, почистив зубы.
– О нет, – сказала Лиза. – Наоборот! Я очень хорошо себя чувствую.
Она остановилась возле стула и начала медленно и методично раздеваться. Как ученик, который не может избежать своего занятия физкультурой.