Все шедевры мировой литературы в кратком изложении
Шрифт:
Начинается воплощение замысла: Орест и Пилад, переодетые странниками, стучатся во дворец. К ним выходит Клитемнестра. «Я проходил через Фокиду, — говорит Орест, — и мне сказали: передай в Аргос, что Орест умер; если хотят — пусть пришлют за прахом». Клитемнестра вскрикивает: ей жалко сына, она хотела спасти его от Эгисфа, но не спасла от смерти. Неузнанный Орест с Пиладом входят в дом. Нарастание трагизма перебивается эпизодом почти комическим: старая нянька Ореста плачется перед хором, как она любила его малюткой, и кормила, и поила, и стирала пеленки, а теперь он умер. «Не плачь — может быть, и не умер!» — говорит ей старшая в хоре. Час близок, хор взывает к Зевсу: «Помоги!»; к предкам: «Смените гнев на милость!»; к Оресту: «Будь тверд! если мать вскрикнет: «сын!» —
Является Эгисф: верить или не верить вестям? Он входит во дворец, хор замирает, — и из дворца доносятся удар и стон. Выбегает Клитемнестра, за нею Орест с мечом и Пилад. Она раскрывает грудь: «Пожалей! этой грудью я тебя вскормила, у этой груди я тебя баюкала». Оресту страшно. «Пилад, что делать?» — спрашивает он. И Пилад, до этого не сказавший ни слова, говорит: «А воля Аполлона? а твои клятвы?» Больше Орест не колеблется. «Это судьба судила мне убить мужа!» — кричит Клитемнестра. «А мне — тебя», — отвечает Орест. «Ты, сын, убьешь меня, мать?» — «Ты сама себе убийца». — «Кровь матери отомстит тебе!» — «Кровь отца страшней». Орест ведет мать в дом — на казнь. Хор в смятении поет: «Воля Аполлона — смертному закон; скоро минует зло».
Раскрывается внутренность дворца, лежат трупы Клитемнестры и Эгисфа, над ними — Орест, потрясающий кровавым покрывалом Агамемнона. Он уже чувствует безумящее приближение Эринний. Он говорит: «Аполлон велел мне, мстя за отца, убить мать; Аполлон обещал мне очистить меня от кровавого греха. Странником-просителем с масличной ветвью в руках я пойду к его алтарю; а вы будьте свидетелями моего горя». Он убегает, хор поет: «Что-то будет?» На этом кончается вторая трагедия.
Третья трагедия, «Евмениды», начинается перед храмом Аполлона в Дельфах, где середина земного круга; храм этот принадлежал сперва Гее-Земле, потом Фемиде-Справедливости, теперь Аполлону-Вещателю. У алтаря — Орест с мечом и масличной ветвью просителя; вокруг хор Эринний, дочерей Ночи, черных и чудовищных. Они спят: это Аполлон навел на них сон, чтобы вызволить Ореста. Аполлон говорит ему: «Беги, пересеки землю и море, предстань в Афины, там будет суд». «Помни обо мне!» — молит Орест. «Помню», — отвечает Аполлон. Орест убегает.
Является тень Клитемнестры. Она взывает к Эринниям: «Вот моя рана, вот моя кровь, а вы спите: где же ваше мщение?» Эриннии пробуждаются и хором клянут Аполлона: «Ты спасаешь грешника, ты рушишь вечную Правду, младшие боги попирают старших!» Аполлон принимает вызов: происходит первый, еще короткий спор. «Он убил мать!» — «А она убила мужа». — «Муж жене — не родная кровь: матереубийство страшней мужеубийства». — «Муж жене — родной по закону, сын матери — родной по природе; а закон всюду един, и в природе не святее, чем в семье и обществе. Так положил Зевс, вступив в законный брак с своею Герою». — «Что ж, ты — с молодыми богами, мы — со старыми!» И они устремляются прочь, в Афины: Эриннии — губить Ореста, Аполлон — спасать Ореста.
Действие переносится в Афины: Орест сидит перед храмом богини, обняв ее кумир, и взывает к ее суду, Эриннии хороводом вокруг него поют знаменитую «вяжущую песнь»: «Мы блюдем кровавый закон: кто пролил родную кровь — тому поплатиться своей; иначе не станет рода! Он бежать — мы за ним; он в Аид — мы за ним; вот голос старинной Правды!» Афина предстает из храма:
«Не мне вас судить: кого осужу, тот станет врагом афинянам, а я этого не хочу; пусть же лучшие из афинян сами свершат суд, сами сделают выбор». Хор в тревоге: что решат люди? не рухнет ли древний порядок?
Выходят судьи — афинские старейшины; за ними — Афина, перед ними — с одной стороны Эриннии, с другой — Орест и его наставник Аполлон. Начинается второй, главный спор. «Ты убил мать». — «А она убила мужа». — «Муж жене — не родная кровь». — «Я такой матери — тоже не родная кровь». — «Он отрекся от родства!» — «И он прав, — вмешивается Аполлон, — отец сыну родней, чем мать: отец зачинает плод, мать лишь взращивает его в утробе. Отец и без матери может родить: вот перед вами Афина, без матери рожденная из головы Зевса!» — «Вершите суд», — говорит Афина старейшинам. Один за другим они голосуют, опуская камешки в чаши: в чашу осуждения, в чашу ^ оправдания. Подсчитывают: голоса разделились поровну. «Тогда и я подаю мой голос, — говорит Афина, — и подаю за оправдание: милосердие выше озлобления, мужское родство выше женского». С тех пор во все века в афинском суде при равенстве голосов подсудимый считался оправданным — «голосом Афины».
Аполлон с победою, Орест с благодарностью покидают сцену. Перед Афиной остаются Эриннии. Они в неистовстве: рушатся древние устои, люди попирают родовые законы, как покарать их? Наслать ли на афинян голод, чуму, смерть? «Не нужно, — убеждает их Афина. — Милосердие выше озлобления: пошлите афинской земле плодородие, афинским семьям многодетность, афинскому государству крепость. Родовая месть цепью убийств подтачивает государство изнутри, а государство должно быть прочным, чтобы противостоять внешним врагам. Будьте милостивы к афинянам, и афиняне будут вечно чтить вас как «Благих богинь» — Евменид. А святилище ваше будет меж холмом, где стоит мой храм, и холмом, где судит вот этот суд». И хор постепенно умиротворяется, принимает новую почесть, благословляет афинскую землю: «Прочь раздоры, да не будет крови за кровь, да будет радость за радость, да сплотятся все вкруг общих дел, против общих врагов». И уже не Эринниями, а Евменидами, под водительством Афины, хор покидает сцену.
М. Л. Гаспаров
Прометей прикованный (Prometheusdesmotes)
Трагедия (450-е до н. э.?)
С титаном Прометеем, благодетелем человечества, мы уже встречались в поэме Гесиода «Феогония». Там он — умный хитрец, который устраивает дележ жертвенного бычьего мяса между людьми и богами так, чтобы лучшая часть досталась в пищу людям. А затем, когда разозленный Зевс не хочет, чтобы люди могли варить и жарить доставшееся им мясо, и отказывается дать им огонь, Прометей похищает этот огонь тайком и приносит людям в полом тростнике. За это Зевс приковывает Прометея к столбу на востоке земли и насылает орла выклевывать его печень. Только через много веков герой Геракл убьет этого орла и освободит Прометея.
Потом этот миф стали рассказывать иначе. Прометей стал величавей и возвышенней: он не хитрец и вор, а мудрый провидец. (Само имя «Прометей» значит «Промыслитель».) В начале мира, когда старшие боги, Титаны, боролись с младшими богами, Олимпийцами, он знал, что силою Олимпийцев не взять, и предложил помочь Титанам хитростью; но те, надменно полагаясь на свою силу, отказались, и тогда Прометей, видя их обреченность, перешел на сторону Олимпийцев и помог им одержать победу. Поэтому расправа Зевса со своим бывшим другом и союзником стала казаться еще более жестокой.
Мало этого, Прометею открыто и то, что будет в конце мира. Олимпийцы боятся, что как они свергли в свое время отцов-Титанов, так и их когда-нибудь свергнут новые боги, их потомки. Как это предотвратить, они не знают. Знает Прометей; затем Зевс и терзает Прометея, чтобы вызнать у него эту тайну. Но Прометей гордо молчит. Только когда Зевсов сын Геракл — еще не бог, а только труженик-герой — в благодарность за все добро, которое Прометей сделал людям, убивает терзающего орла и облегчает Прометеевы муки, то Прометей в благодарность открывает тайну, как спасти власть Зевса и всех Олимпийцев. Есть морская богиня, красавица Фетида, и Зевс добивается ее любви. Пусть он не делает этого: судьбой назначено, что у Фетиды родится сын сильнее своего отца. Если это будет сын Зевса, то он станет сильнее Зевса и свергнет его: власти Олимпийцев придет конец. И Зевс отказывается от мысли о Фетиде, а Прометея в благодарность освобождает от казни и принимает на Олимп. Фетиду же выдали замуж за смертного человека, и от этого брака у нее родился герой Ахилл, который действительно был сильнее не только своего отца, но и всех людей на свете.