Все сказки старого Вильнюса. Начало
Шрифт:
Проснулся только в полдень, от телефонного писка. Прочитал сообщение: «Я уже прилетел». Озадаченно покачал головой – вот это заспался! Из больницы ни разу не звонили, значит, там все в порядке. Лучшая новость – отсутствие новостей, в моем случае это чистая правда. Значит – что? Значит, можно просто отдыхать дальше. Ну надо же.
Нажал кнопку кофейного аппарата, подошел к окну. Стоял, уткнувшись носом в стекло, слушал, как фыркает умная машина. Без особого интереса привычно взглянул на градусник – сколько там у нас? Сегодня, впрочем, это не имеет особого значения, если холодно, можно просто сидеть дома,
На градуснике было плюс десять. И на солнечные лучи не спишешь, пасмурно. Да и вообще северная сторона, тут всегда тень.
Подумал: наколдовали все-таки оттепель, ай да мы! Отлично погуляли, ничего не скажешь.
Понятно, что просто совпадение. Но какая разница. Все равно здорово.
Написал Юлу: «А у нас, между прочим, плюс десять». Тот сразу же ответил: «Неудивительно. Когда я выходил, уже было плюс семь».
Минуту спустя, когда сделал первый глоток кофе, телефон снова брякнул. «Проверь, как там мой шиповник», – написал Юл.
Делать больше нечего. Шутник хренов. Впрочем, на его месте и сам так бы пошутил.
Делать мне больше нечего, – думал Томас, пока кофейная машина трудилась над второй порцией. Делать мне больше нечего, говорил он себе, изумленно разглядывая в интернете удивительную птицу шухшнабеля-китоглава. Делать мне больше нечего, – твердо сказал Томас, отправляясь к машине за третьей чашкой кофе. Делать больше нечего мне, мне нечего делать больше, нечего больше мне делать, – повторял, меняя слова местами, для разнообразия, чтобы самому себе не надоесть с этим рефреном.
Все равно надоел. И стал одеваться. В такой прекрасный день, плюс десять в декабре, любой повод выйти из дома – благо. Даже такой дурацкий. Тем более, пройтись в Старый город, до Антоколскё и обратно, полчаса в один конец, если не спешить, лучше не придумаешь.
В конце концов в прошлом году в декабре у нас цвели каштаны, думал Томас. А в позапозапрошлом форзиция, во дворе на Бокшто. Оттепель в декабре – это нормально. Хотя, конечно, каждый раз кажется чудом. Каковым, строго говоря, и является.
Но как бы здраво ни рассуждал, а свернуть во двор на Антоколскё не решался долго. Целый час кружил в окрестностях. Постепенно сужал радиус нарезаемых кругов, а позавтракав в кулинарии на Стиклю, внезапно преисполнился храбрости. Сказал себе: что бы ни зацвело нынче в городе, я это переживу. Случались со мной вещи и пострашнее цветочков. Знаю, висел я в ветвях на ветру [5] . И все в таком роде.
Вышел и сразу свернул за угол, на Антоколскё. Прошел под аркой, мимо шляп на витрине кафе «Рене», прямиком во двор, где, по заверениям Юла, рос куст шиповника, которому вчера было велено зацвести.
5
Цитата (без явного повода) отсылает нас к «Речам Высокого» из «Старшей Эдды»:
Знаю, висел яв ветвях на ветрудевять долгих ночей,пронзенный копьем,посвященный Одину,в жертву себе же,на дереве том,чьи корни сокрытыв недрах неведомых.Думал, что готов к чему угодно. Ну, то есть к двум вариантам, как в анекдоте про блондинку, встречающую динозавра: шиповник либо цветет, либо нет. Однако реальность припрятала в рукаве козырный туз и теперь с нескрываемым удовольствием выложила его на стол.
Юл, похоже, все перепутал. Немудрено, в незнакомом городе поначалу чуть ли не все дворы на одно лицо. И в этом дворе шиповник явно не рос. Во всяком случае, ни одного мало-мальски колючего куста, усеянного почерневшими от мороза ягодами, Томас не заметил.
Однако других кустов, по-зимнему голых и потому неопознаваемых, здесь хватало. И все они были украшены цветами, вырезанными из бумаги. Нескольких штук вполне хватило бы, чтобы остановиться, придерживая рукой ошалевшее сердце, но их были – сотни. Бело-розовая бумажная мишура кипела и пенилась, сладко шуршала от прикосновений южного ветра и, кажется, даже благоухала, хотя в этом вопросе Томас не стал бы доверяться органам чувств. Чего только ни примерещится, когда ты обескуражен, совершенно сбит с толку и – что это за непривычное, но все же смутно знакомое ощущение? – да, именно. Счастлив.
Шел потом по городу – пальто нараспашку, улыбка до ушей, глаза, если верить отражениям в витринах, совершенно бешеные. Думал: интересно, как станет теперь выкручиваться птица шухшнабель, достопочтенный Отец Башмака? Найдет ли себе рыбу по вкусу в наших холодных реках? Зато за Небесную Канцелярию можно не волноваться, уж эти всегда выкрутятся, и лестниц у них, небось, видимо-невидимо, и небесные сквозняки дуют без наших просьб, ныне и присно, во веки веков, на сквозняках этих земля стоит. На сквозняках и еще, надо понимать, на клювах птиц китоглавов, аминь.
То и дело нащупывал во внутреннем кармане Элькину веточку. Думал: еще одно чудо у меня в запасе. Все что угодно могу натворить. То есть вообще все, что взбредет в голову, я – могу. И весь мир сейчас приподнялся на цыпочки, смотрит на меня, слушает, ждет, чего я решу.
Подумал: если так, я знаю, что делать.
Достал из кармана волшебную палочку, взмахнул ею, для пущей убедительности вычертил в воздухе завалившуюся на бок восьмерку, общеизвестный символ бесконечности. Очень строго, как легкомысленному пациенту перед выпиской, сказал:
– Пусть чуды никогда не заканчиваются.
Конечно, не заплакал.
Улица Арклю
(Arkliu g.)
Встреча выпускников
Когда Юстас вышел на платформу, часы на табло показывали 22:22. Но Юстас не обратил внимания на красивое совпадение, только с легкой досадой отметил, что наверняка прибыл раньше всех. Еще даже темнеть не начало.
«Интересно, – насмешливо подумал он, – откуда я приехал?» Судя по новенькой табличке на ярко-красном вагоне, который он только что покинул, выходило, что из Минска. Ладно, предположим. Пусть так.