Все способные держать оружие…
Шрифт:
Извиваясь; как змеи, мы ползком пробирались сквозь кусты, стараясь как можно более бесшумно и как можно дальше убраться от колпака. Наконец мы решили, что отползли достаточно, обнялись и начали целоваться, изображая романтически настроенную парочку. В этой имитации любострастия мы зашли уже достаточно далеко, когда над нами раздалось дружное жизнерадостное ржание и посыпались советы. Патруль состоял из четырех солдат и офицера. Судя по акценту, солдаты были венграми, офицер – баварец. Валечка изображала дикий стыд, я – бессильную ярость. В ответ на мою гневную тираду о том, что скоро к каждой койке поставят по солдату с автоматом, офицер поощрительно похлопал меня по плечу: уходим, уходим, ничего не поделаешь, государственная служба,
Некогда, некогда, дорогая, надевай трусы – и в машину. Чертовы гансы, сказала Валечка, всю малину обгадили. Какие же они гансы, когда они венгры? – сказал я.
Все одно гансы, сказала Валечка, змеей вползая в свои узкие обтягивающие брючки, помнишь, как у Гоголя? В машину, в машину, торопил я. Что, неужели эта чернявка лучше меня? – Валечка, если можно так выразиться, всем телом сделала непристойный жест; ее маленькие, с лимон, грудки возмущенно топорщились. Что-о?
Да не делай такого лица, сказала Валечка, поворачиваясь, видела я, как ты на нее смотрел… Глупости какие-то городишь сказал я ей в спину. Черт-те что… Голос у меня был немыслимо фальшивый.
11.06. 15 час. Турбаза «Тушино-Центр»
– Алло, справочная? Дайте мне, пожалуйста, номер телефонной станции сто семьдесят первой. Да, да, аварийную службу. Спасибо, запомнил. Спасибо…
Я набрал шесть цифр, до кнопки «7» дотронулся, но не вдавил ее; естественно, никакого соединения ни с кем…
– Алло, аварийная? Я не могу дозвониться по теле-фо… что? Вас плохо слышно. По телефону сто семьдесят один – шестьдесят пять – шестьдесят пять… Да. Не понял.
Что? Как это нет контакта? Что? Несколько часов? У меня срочное дело, я не могу ждать несколько часов. Да, именно убытки. Да, предъявлю. Да. Хорошо. До свидания.
Я положил трубку и повернулся к княжне. Она, наклонив голову, стояла у окна.
– Я все слышала, – сказала она. – Но как же это не вовремя, о, Боже…
– Предлагают воспользоваться услугами телеграфа -за счет телефонной компании, – сказал я. – Но, думаю…
– Нет-нет, это не годится… это совсем не то…
– Вряд ли это гепо, – сказал я. – Они предпочитают устраивать телефонные засады.
– Кто знает? Может быть, им проще прервать связь… перекрыть дороги?..
– Вообще-то на их месте я бы так и сделал. Но, Кето… не поймите меня как-нибудь не так… неужели нет какого-нибудь запасного канала связи?
– Есть, – сказала княжна. – Но еще не время прибегать к нему. Нет ведь никакой спешки, не так ли?
– Спешки пока нет…
– В конце концов, у Грифа есть возможность самому связаться со мной.
– Так мы не договаривались.
– Не беспокойтесь, Игорь, это одноразовая и односторонняя связь… условный сигнал.
– Об этом я должен был догадаться… Впрочем, все это действительно неважно.
– Пан, – подала, как и условились, голос Валечка. – А не сменить ли нам географию?
– Географию… географию… можно и географию… Я не разыгрывал нерешительность – я и на самом деле ее испытывал. Мне вдруг остро разонравился первоначальный – мой же – план: накачать княжну наркотиками и держать в подвале у Ганса до тех пор, пока не появится возможность вывезти ее в Сибирь. И вот сейчас я на ходу решал, как сделать так, чтобы наша группа тоже «погибла» и мы с княжной остались вдвоем в Москве – с перспективой безумного романа на краю братской могилы и моего форсированного внедрения в систему «Пятого марта»… В этом случае Валечка была третьей лишней – не только как ревнивая соперница – ха! – а главным образом как «человек без паспорта». До сих пор никому еще не удалась
– Давайте-ка съездим к Гансу, – сказал я.
– Я переоденусь, – сказала княжна. Она скрылась в своей комнате. Я наклонился к уху Валечки.
– Все меняется, – прошептал я. – Ты летишь домой – прямо сейчас. Я тебя высажу у аэропорта. Выходя, скажешь мне: через час у Ганса – и, естественно, не придешь.
– Ты переигрываешь, Пан, – покачала головой Валечка.
– Я просто делаю другой ход.
– Как знаешь.
Мы замолчали. Валечка, хмурясь, смотрела куда-то в угол. Вышла княжна, в черной юбке и белой кружевной блузке – купили вчера в той же лавочке, где и знаменитый купальник с рукавами. Но на этот раз стиль десятых годов оказался к лицу.
– Я готова, – улыбнулась она.
– В путь.
Машину, которая нам осталась, брал сам Венерт, автомеханик милостью Божией, и я сразу отметил это. «Хеншель-адажио», семидесятого года, драный и мятый, – но мотор! Но подвески! Мы выпорхнули на шоссе и полетели к городу, почти не касаясь асфальта.
Впрочем, прямым путем к аэропорту нам проехать не дали: примерно в полукилометре от коммерческого центра «Норд» Питерская была перекрыта танками, и всех сгоняли на Хорошевский просек, с которого не было съезда до самого Пресненского узла, там мы покрутились по лепесткам, пытаясь выскочить на Питерскую, но ничего у нас не получилось: аэропорт был прикрыт со всех сторон. Да, пожалуй, не следует лезть туда очертя голову… и вообще – можно уехать в Питер или Нижний, а уж оттуда по том…
Я крутил руль, жал попеременно то на газ, то на тормоз, перепрыгивал из ряда в ряд, сквозь синюю пелену вглядывался в обезумевших дорожных полицейских, пытаясь угадать их следующие жесты, сделать так, чтобы оказаться там, куда мне нужно, куда я хочу попасть, а между тем внутри меня рождалось и смораживалось в тяжелый лед глухое, безнадежное отчаяние, и рука непроизвольно тянулась к приборному щитку: включить «дворники», смахнуть, протереть все это перед глазами, что мешает, застит, не дает увидеть, не дает проехать… Наконец нас вынесло на зады Геринговского культурного центра, в тихий переулок, прямо к открытым боковым воротам грандиозной подземной автостоянки.
Пешком, оно надежнее… Рассуждая на эту и сопутствующие темы, идучи под руки с двумя обаятельнейшими девушками видимой стороны Земли, я и не заметил, как угодил в ловушку: переулочек, выходящий на Садовую рядом с сибирским посольством, оказался забит народом, мы полезли сквозь толпу, на нас зашикали, – волей-неволей пришлось снизить темп и слушать, что говорят. Над головами лениво шевелились трехцветные флаги, было несколько плакатов: «Россия – россиянам»,
«Толстой! Скажи мне, кто твой друг…», «В единстве – сила». Еле видный над головами, лысый человечек яростно кричал, доносились отдельные слова, понять общий смысл было невозможно. Впрочем, «великая нация» у него получалось очень четко. Что он говорит, что? – подпрыгивал рядом со мной парень в спецовке.