Все страхи мира

Клэнси Том

В рубке управления старшина, ответственный за бортовую связь, получил сообщения о готовности из всех отсеков и боевых частей — личный состав находился на местах и был готов действовать.

— Что случилось? — спросил Клаггетт. Капитан молча передал ему краткий текст экстренного сообщения.

— Учение?

— По-видимому. Почему бы и нет? — спросил Рикс. — Ведь сегодня воскресенье, правда?

— На поверхности по-прежнему штормит?

Словно отвечая на этот вопрос, «Мэн» начал раскачиваться. Указатель глубины показывал двести девяносто футов, и массивная подлодка внезапно накренилась на десять градусов вправо. Члены команды покачали головами и принялись ворчать. Вряд ли на борту ракетоносца был хотя бы один человек, которого

никогда бы не тошнило. Условия для морской болезни были идеальными. При отсутствии всяких наружных ориентировок — а подводные лодки отличаются тем, что у них нет окон и иллюминаторов, — глаза не замечали никакого движения, тогда как внутреннее ухо сообщало, что изменялось равновесие. Аналогичное явление, влиявшее почти на всех астронавтов «Аполло», начало оказывать воздействие и на этих моряков. Бессознательно они встряхивали головами, словно пытаясь избавиться от неприятного ощущения. Все до единого надеялись, что после осуществления этого непонятного манёвра — никто, кроме Рикса, пока не догадывался, в чём он заключался, — подводная лодка скоро вернётся в родную стихию, на глубину в четыреста футов, где качка практически отсутствует.

— Корабль выровнялся на глубине шесть ноль футов, сэр.

— Хорошо, — ответил Рикс.

— Мостик, говорит акустик. Контакт с Сьеррой-16 утерян. Поверхностный шум лишил нас возможности прослушивать.

— Какими были последние координаты цели? — спросил капитан.

— Перед утратой контакта пеленг был двести семьдесят градусов, дистанция сорок девять тысяч ярдов, — ответил младший лейтенант Шоу.

— О'кей. Поднять перископ на антенну УВЧ, — скомандовал Рикс мичману, находящемуся на вахте. Сильная бортовая качка бросала «Мэн» то на один борт, то на другой, и крен достигал двадцати градусов, поэтому Риксу хотелось скорее узнать, почему ему пришлось подняться на поверхность. Мичман начал вращать бело-красное колесо управления, сверкающий смазкой цилиндр пополз вверх, выталкиваемый гидравликой.

— Вот это да! — пробормотал капитан, держась руками за рукоятки управления перископом. Он чувствовал, с какой силой били волны по кончику перископа, едва поднявшегося над поверхностью.

— Принимаем сигнал по УВЧ, сэр, — доложил офицер связи.

— Приятно слышать, — заметил Рикс. — Мне кажется, что волны достигают тридцати футов, главным образом зыбь, но с некоторых ветер срывает пену. Ничего страшного, если понадобится, мы и в такую погоду можем осуществить запуск, — добавил он словно в шутку. В конце концов, это всего лишь учение.

— Как небо? — спросил Клаггетт.

— Затянуто облаками — звёзд не видно. — Рикс сделал шаг назад и сложил рукоятки вверх, прижав их к корпусу перископа. — Опустить перископ. — Он повернулся к Клаггетту. — Помощник, мы должны снова взяться за слежение, как только представится возможность.

— Слушаюсь, капитан.

Рикс протянул руку к телефону. Он собирался передать в центр управления запуском ракет, что нужно как можно быстрее заканчивать учение, но связист вошёл в рубку ещё до того, как Рикс успел нажать на кнопку.

— Капитан, это не учение..

— Что вы хотите этим сказать? — Рикс заметил, как побледнело лицо лейтенанта.

— Боевая готовность номер два, сэр. — И лейтенант протянул Риксу текст шифровки.

— Что? — Капитан быстро прочитал текст, написанный коротко и с предельно холодной ясностью. — Что происходит, черт побери?

Он протянул шифровку Клаггетту.

— Боевая готовность номер два? Я никогда не слышал, чтобы объявлялась такая высокая степень боевой готовности с того самого момента, как… Помню, один раз объявили боевую готовность три, но в то время я был ещё курсантом…

Находящиеся в рубке обменялись взглядами. В американских вооружённых силах существует пять уровней боевой готовности, от пятого до первого. Боевая готовность номер пять означала обычные операции, проводимые в мирное время. При четвёртой уровень готовности был несколько выше,

на некоторых постах постоянно находились команды, большая часть личного состава — в первую очередь лётчики, армейские солдаты и офицеры — не уходила далеко от своих самолётов и танков. А вот боевая готовность номер три была намного серьёзнее. Все воинские части были полностью укомплектованы и готовы к оперативному развёртыванию. При боевой готовности номер два части начинали развёртывание, и такая боевая готовность объявлялась только при непосредственной угрозе войны. Наконец, боевая готовность номер один ещё никогда не объявлялась в американских вооружённых силах. Это означало, что война становилась чем-то более серьёзным, чем просто угрозой. Все боевые системы были заряжены и нацелены в направлении противника, ожидая команды открыть огонь.

Однако вся система боевой готовности была более беспорядочной, чем могло показаться. На подводных лодках уровень боевой готовности всегда был выше, чем в других родах войск. Ракетоносцы, постоянно готовые к запуску своих баллистических ракет через несколько минут после получения команды, фактически находились на уровне боевой готовности номер два непрерывно. Полученная шифровка только официально подтвердила это, придав ситуации намного более зловещую окраску.

— Что-нибудь ещё? — спросил Рикс офицера связи.

— Нет, сэр.

— Не поступало никаких новостей, никаких предупреждений?

— Сэр, вчера мы приняли обычную сводку новостей. Я готовился получить следующую примерно через пять часов — понимаете, чтобы узнать, с каким счётом закончился матч на Суперкубок. — Лейтенант сделал короткую паузу. — Сэр, в новостях не было ничего, совершенно ничего официального относительно какого-либо кризиса.

— Тогда что это за чертовщина? — задал риторический вопрос капитан. — Впрочем, какое это имеет значение?

— Капитан, — произнёс Клаггетт, — для начала нам следует оторваться от нашего «друга» на пеленге двести семьдесят.

— Да. Сделайте поворот на северо-восток, помощник. В ближайшее время он не должен совершать поворот, и мы сумеем оторваться от него очень быстро, затем ещё больше увеличим дистанцию.

Клаггетт взглянул на карту, больше в силу привычки, чтобы убедиться, что в этом районе достаточная глубина. Глубина была более чем достаточной. По сути дела «Мэн» находился на линии дуги большого круга, протянувшейся от Сиэттла до Японии. Клаггетт дал команду, и подводный ракетоносец «Мэн» повернул налево. Вполне можно было повернуть и направо, однако левый поворот позволял немедленно удалиться от «Акулы», которую они преследовали несколько дней. В следующую минуту подводная лодка повернулась бортом к гигантским тридцатифутовым волнам, бушующим всего в нескольких футах над головой, и выступающая над корпусом рубка, именуемая на американском флоте «парусом», превратилась именно в парус, игрушку сил природы. Подлодка накренилась на сорок градусов. Весь экипаж немедленно схватился кто за что смог, стараясь удержаться на ногах.

— Может быть, опустимся поглубже, капитан? — спросил Клаггетт.

— Подождём несколько минут. Может быть, по системе космической связи услышим что-нибудь ещё.

Три бревна, которые когда-то представляли собой одно из самых великолепных вечнозелёных деревьев в Орегоне, плавали в северной части Тихого океана уже несколько недель. В тот момент, когда их смыло волной с палубы лесовоза «Джордж Макриди», они были ещё зелёными и тяжёлыми. Превратившись в плавающий в океане мусор, бревна пропитались водой, и стальная цепь, соединяющая их, лишила бревна остатков положительной плавучести, придав им нейтральную. Они не могли всплыть на морскую поверхность — во всяком случае не в такую погоду. Бушующие волны лишали бревна возможности подняться вверх, под лучи солнца, которого сейчас все равно не было, и потому они плыли на некоторой глубине подобно дирижаблям, медленно поворачиваясь, в то время как море пыталось разорвать скрепляющую их стальную цепь.