Все страхи мира
Шрифт:
— Как хочешь. Я ищу взрыватель.
— Разве он не в носовой части бомбы?
— Там его нет. Обычно в носу находится один взрыватель — но здесь что-то не так. Вместо него заглушка. Второй устанавливается в середине и третий — в хвостовой части.
— А почему у неё нет стабилизатора? — поинтересовался Расселл. — Разве у бомб нет стабилизаторов — как оперения у стрелы?
— Его, наверно, срезало при падении. Мы часто находим бомбы именно в таком виде, потому что стабилизатор отваливается и остаётся на поверхности.
— Хочешь, я очищу хвостовую часть?
— Только осторожно, Марвин. Очень, очень осторожно.
— Ладно,
— Ибрагим?
— Что, Марвин? — Госн даже не повернул головы.
— Здесь ничего нет. Одна дыра.
Госн поднял кисть и повернулся к Расселлу. Действительно, странно. Но оставалось ещё много работы.
— Спасибо. Больше ничего не надо. Я всё ещё не нашёл взрыватель.
Расселл отошёл, сел на кучу грунта и допил остальную воду из фляжки. Затем он встал и направился к грузовику. Шофёр и два бойца стояли вместе с крестьянином. Старик не сводил глаз с бомбы, зато остальные оказались более осторожными — они наблюдали, стоя за каменной стеной дома. Расселл бросил одному из них пустую фляжку и получил обратно полную. Поднял вверх большой палец, показывая, что все идёт хорошо, и вернулся к бомбе.
— Оторвись на минутку и выпей воды, — сказал Марвин.
— Отличная мысль, — отозвался Госн и положил кисть рядом с бомбой.
— Нашёл что-нибудь?
— Штыковой контакт и ничего больше. — И это необычно, подумал Госн, откручивая пробку. На бомбе не было маркировки, всего лишь серебристо-красный знак в носовой части. Вообще-то принято маркировать бомбы цветными кодами, но ему никогда раньше не встречалось такое. Так что же это за штука? Канистра с зажигательной смесью? Скорее всего нечто настолько старое и снятое с вооружения, что больше не встречается. В конце концов, эта штука лежит здесь с 1973 года. Может быть, уже давно вышла из употребления. Тогда дело обстоит очень плохо. Если это устройство, никогда прежде не попадавшееся, на нём может быть взрыватель неизвестной системы. Наставление, что учило обращению с подобными вещами, было составлено русскими, хотя и напечатано на арабском языке. Госн давным-давно запомнил его наизусть, но там не было описания подобного устройства. И это пугало. Госн сделал несколько глотков из фляги и вылил холодную воду на лицо.
— Не волнуйся так, приятель, — заметил Расселл, видя напряжение на лице Госна.
— Такая работа никогда не бывает простой, и всегда приходится испытывать страх.
— Но ты выглядишь таким спокойным, Ибрагим. — Это не было ложью. Сметая кистью землю с бомбы, Госн походил на врача, делающего нечто очень трудное, подумал Расселл, но всё-таки выполняющего свой долг. У этого сукина сына, такого маленького, поразительное самообладание, подумал Марвин.
Госн повернулся к нему. На его лице появилась усмешка.
— Просто притворяюсь. На самом деле мне очень страшно. Знаешь, я ненавижу такую работу.
— И всё-таки ты делаешь её. Значит, умеешь держать себя в руках.
— Спасибо. А теперь пора браться за неё снова — пока я не испугался окончательно. Всё-таки тебе лучше уйти.
— Хотел я её… — Расселл плюнул на землю.
— Это будет непросто, — усмехнулся Госн. — И если ты сумеешь возбудить её, реакция может оказаться тебе не по вкусу.
— Наверно, когда такие штуки приходят в экстаз, дрожит земля.
Госн, видно, был знаком с американскими идиомами достаточно хорошо, потому что откинулся назад и громко расхохотался.
— Прошу тебя, Марвин, не шути так, когда я работаю! — А ведь мне нравится этот парень, подумал он, действительно нравится. Мы утратили чувство юмора, и это плохо. Ему пришлось подождать несколько минут, чтобы успокоиться и возобновить работу.
Прошёл ещё час осторожной очистки бомбы кистью, и Госн не обнаружил ничего. На корпусе были сварные швы, даже какой-то люк… Он никогда не встречал такого раньше. Но — никакого взрывателя или гнезда для его установки. Значит, он внизу, с той стороны, на которой покоилась бомба. Расселл снова взялся за откапывание и выбросил немало грунта, дав возможность Госну продолжить поиски. Однако всё было напрасным. Он решил заглянуть под бомбу.
— У меня в рюкзаке фонарик…
— Вот он, бери. — Расселл передал фонарик Госну. Тот улёгся на землю и попытался заглянуть в откопанную Расселлом пустоту. Там было темно, конечно, и он включил фонарик… Электрические провода и что-то ещё, какая-то сетка… решётка, точнее. По его расчётам он осмотрел восемьдесят сантиметров нижней поверхности… И если это настоящая бомба, поверхность её не должна быть такой гладкой. Ясно. Госн бросил фонарик американцу.
— Мы напрасно потратили пять часов, — заметил он.
— Почему?
— Не знаю, что это за штука, но точно не бомба. — Госн сел, затрясся от нервного перенапряжения, но быстро овладел собой.
— Тогда что?
— Думаю, какое-то электронное следящее устройство или, может быть, система предупреждения. Возможно, подвесная съёмочная камера — с объективом в нижней части. Но все это не имеет значения. Самое главное, что это не бомба.
— Что теперь?
— Заберём её с собой. Эта штука, должно быть, ценная. Может быть, продадим русским или сирийцам.
— Значит, старик беспокоился понапрасну?
— Точно. — Они встали и пошли к грузовику. — Можете не беспокоиться, все в порядке, — сказал Госн крестьянину. Успокоить его стоит, но зачем забивать ему голову ненужными подробностями? Старик с благодарностью поцеловал грязные руки Госна и затем руки американца, что особенно смутило того.
Шофёр развернул грузовик и подвёл его задним ходом к воронке, стараясь причинить как можно меньше вреда растениям. Расселл следил за тем, как двое бойцов наполнили песком полдюжины мешков и кинули их в кузов. Затем обвязали бомбу тросом и начали вращать ручную лебёдку. Бомба — или то, что она напоминала, — оказалась тяжелее, чем они ожидали, и Расселл взялся за ручку лебёдки, ещё раз продемонстрировав огромную физическую силу, — он вращал лебёдку один. Арабы наклонили А-образную опору вперёд, затем уложили бомбу между мешками с песком. Наконец её закрепили на месте верёвками, и работа была закончена.