Все темные создания
Шрифт:
Ламия перестаёт расчёсываться и наклоняется к ней, когда она достаёт гребень из сумки. Существо делает ей знак рукой, чтобы она подошла ближе, и после короткого колебания она заходит в воду, погружаясь по бёдра, чтобы приблизиться к скале, на которой её ждут.
Она храбрая. Этого у неё не отнять.
Возможно, она храбрее меня, ведь я осторожно кладу руку на бедро, готовясь к возможной атаке.
Ламия берёт гребень в свои тонкие пальцы и поднимает его, чтобы рассмотреть. На её губах появляется мягкая, едва заметная улыбка, и
— Вы выполнили свою часть сделки, — тихо произносит Ламия. — Взамен вам будет даровано одно желание.
Ламия кладёт гребень к себе на колени. Она не расчёсывается им, просто остаётся на месте и внимательно на нас смотрит.
Моя спутница снимает накидку, открывая обнажённую руку, на которой тут же начинает мерцать магический браслет — символ нашего договора.
— Мы заключили сделку с Тартало и хотим её разорвать, — объясняет она. — Ты можешь это сделать?
— Только тот, кто заключил сделку, может её расторгнуть. Для этого нужно лишь немного магии и правильные слова.
Разочарование накрывает её тяжёлой плитой, она закрывает глаза и шумно вздыхает.
Мгновение чего-то вроде угрызений совести накатывает на меня, когда я понимаю, что всё это не трогает меня так, как должно было бы.
— Значит, ты не можешь разорвать этот договор?
— Нет. Прости меня, — отвечает Ламия, тихо продолжая плакать. — Вы мне помогли, и я желаю помочь вам. Есть ли что-то ещё, о чём вы хотите попросить?
В этот момент она смотрит на меня. Всего на мгновение.
— Ты можешь вернуть умерших к жизни?
— Нет, — отвечает существо, с глазами, полными слёз, которые катятся по её щекам.
Она глубоко вдыхает.
— Есть что-то, что тебе нужно? — снова обращается ко мне.
Я качаю головой, не понимая, откуда в её взгляде этот блеск.
— Нет никого, кого бы ты хотел забыть? — предлагает она.
Грудь сжимается лишь от одной мысли об этом.
— Нет, — отвечаю резко.
Если она говорит о Лире, то забыть боль, которую мне приносила её любовь, означало бы также забыть всё, чему она меня научила. А если речь идёт о ней самой… злость охватывает меня лишь от одной мысли об этом.
— Только одно предупреждение, — говорит нам Ламия. — Вам следует быть осторожными с вашими желаниями. Мы часто не осознаём силу своих стремлений до тех пор, пока они не сбываются.
Честно говоря, мне всё равно, что она попросит. Если я сам не прошу о чём-то великом, если я не прошу о чём-то для Эреи, то именно из-за того, что сказала Ламия. Я не готов менять важное с помощью магии, не понимая всех последствий.
Моя спутница сглатывает, и я готовлюсь услышать её желание.
В последний момент мне приходит в голову, что, возможно, она могла бы пожелать, чтобы я забыл её, забыл её секрет или то, что я к ней чувствую, и меня охватывает паника. Но то, что она произносит, оказывается совсем другим.
— Тогда мы желаем, чтобы ты обрела
Ламия наклоняет голову и перестаёт плакать.
Я замечаю, что на её коленях вдруг оказывается два гребня.
Новый меньше нашего, его золото темнее, а зубья выглядят старше, и всё же он прекраснее. Я не могу сказать почему.
Ламия берёт его в руки с тёплой, потрясённой улыбкой, прежде чем встать, бросить фальшивый гребень в воду и подойти к нам… нет, к ней.
Существо смотрит ей прямо в глаза, и меня охватывает беспокойство, пока я не замечаю, что в её взгляде светится лишь благодарность.
Ламия осторожно кладёт руку на её щёку и встаёт на цыпочки, чтобы поцеловать её в лоб.
— Спасибо, дочь Мари.
Её глаза широко раскрываются от этих слов, но она не отвечает. Мы оба наблюдаем, как Ламия разворачивается и молча уходит обратно в пещеру.
Теперь от её присутствия остаётся лишь та призрачная атмосфера, что она оставляет после себя.
— Пойдём, — вдруг говорит она.
— Почему она так тебя назвала? — хочу я узнать.
Она идёт быстро, стараясь как можно скорее уйти отсюда. Низ её мокрой юбки прилипает к ногам, пока она пытается пробираться между камнями и папоротниками.
— Я не знаю, — отвечает она, не оборачиваясь.
— Это та сущность, которой ты являешься? Ты дочь Мари? Как Эгузки и Иларги? Как ведьмы?
Она останавливается на бегу и становится передо мной, сжимая юбку как может, и бросает на меня взгляд, который сильно отличается от тех, что бывали у Лиры.
— Я не какая-то сущность, — бормочет она обиженно. — Я человек, как и ты.
— Мари дала тебе эти способности?
— Конечно, нет, — отвечает она, как будто мои вопросы абсурдны и возмутительно невежливы. — Я уже сказала, что не знаю, почему меня так называют.
Я поднимаю брови.
— Кто ещё так тебя называет?
Ей требуется несколько секунд, чтобы осознать, что она сказала.
Она ругается — тоже не в духе Лиры.
— Тартало назвал меня так, когда я заключала договор, — наконец признаётся она. — Некоторые легенды утверждают, что ведьмы — дочери Мари. Возможно, они чувствуют магию во мне и думают, что я одна из них.
— Но ты ведь не одна из них.
Ветер звучит, как шёпот среди ветвей деревьев.
— Нет, — качает она головой. Не похоже, что она лжёт. — Я не ведьма.
— А кто ты?
Глубокий вздох, и она снова идёт между густыми деревьями, ловко обходя шиповник, который тут и там пробивается сквозь листву, и перепрыгивая через самые большие корни.
— Вчера ты разговаривала со мной намного осторожнее. Кажется, ты быстро забываешь свои обиды, — замечаю я.
Она замирает, всё ещё не поворачиваясь, и кладёт руку на шершавую кору дерева.
— Вопрос не в том, кто я, а в том, во что я могу превращаться. — Я вижу, как она смотрит на свои пальцы на мгновение. — Я могу менять форму по своему желанию.