Все только хорошее
Шрифт:
— То есть вы практически ничем не сумеете ей помочь? Что это значит, черт побери! — Йохансен прекрасно понимал, что негодование Берни более чем оправданно: судьба нанесла Лиз чудовищный удар, а врачи оказались бессильны. — Чем вы тут занимаетесь целыми днями, разрази вас нелегкая? Вытаскиваете занозы и вскрываете чирьи на задницах? Человек умирает от рака, а вы говорите, что не можете даже снять боль? — Сидевший за столом Берни начал всхлипывать, не сводя глаз с Йохансена. — Что же нам теперь делать… Господи… помогите ей кто-нибудь… — Он сознавал, что беда непоправима. А они еще говорят, что почти ничем не сумеют помочь. Лиз умрет, мучаясь от невыносимой боли.
Уронив голову на стол, он заплакал от чувства глубокой жалости к себе, от сознания полнейшей беспомощности.
Доктор Йохансен помедлил, а затем пошел и принес стакан воды. Он покачал головой, грустно глядя на Берни светлыми скандинавскими глазами.
— Я понимаю, как это ужасно, мистер Фаин, и мне очень жаль. Мы сделаем все, что в наших силах. Мне просто хотелось, чтобы вы знали: наши возможности не беспредельны.
— Что вы имеете в виду? — Берни смотрел на врача с тоской умирающего. Ему казалось, что сердце вот-вот разорвется у него в груди.
— Для начала мы пропишем ей демерол в таблетках или перкодан, как она захочет. Со временем переведем ее на уколы. Дилаудид, демерол или морфин, посмотрим, что будет лучше действовать. Мы будем постепенно увеличивать дозу, чтобы ей как можно меньше пришлось страдать от боли.
— Можно, я сам буду делать ей уколы? — Он был готов на все, лишь бы облегчить ей боль.
— Да, если хотите, или наймите ей потом медсестру. Я знаю, что у вас двое маленьких детей. И тут Берни вспомнил о планах на лето.
— Как вы думаете, нам можно будет выехать в Стинсон-Бич или стоит поселиться где-нибудь поближе к городу?
— Я не вижу греха в том, чтобы отправиться на море. Пожалуй, смена обстановки будет полезна всем вам, и особенно Лиз, а езды до города всего полчаса. Я и сам порой туда езжу. От этого поднимается настроение.
Берни мрачно кивнул и поставил принесенный доктором стакан с водой на стол.
— Она так любит это место.
— Значит, непременно поезжайте туда.
— А как быть с ее работой? — Внезапно вся их жизнь перевернулась, и стало необходимо обдумать все заново. А на дворе еще только весна. И до конца занятий осталась не одна неделя. — Ей придется уволиться прямо сейчас?
— Это зависит только от ее желания. Не бойтесь, работа не причинит ей вреда. Впрочем, если боли значительно усилятся, она может оказаться ей просто не по силам. Попробуйте предоставить решение ей самой. — Врач поднялся из-за стола, и у Берни вырвался вздох.
— Что вы намерены ей сказать? Вы хотите сообщить ей, что метастазы распространились по всему организму?
— Я не вижу в этом необходимости. Она ощущает боль и наверняка понимает, что болезнь продолжает развиваться. По-моему, не стоит говорить ей о результатах обследования, чтобы не подрывать ее душевные силы. — Он бросил на Берни вопросительный взгляд. — Или вы полагаете, что лучше сказать? — Берни тут же замотал головой, думая о том времени, когда поток дурных известий окончательно сломит их всех. А может, они выбрали не правильный путь? Возможно, ему следует отвезти ее в Мексику, к индейским колдунам, или посадите на макробиотическую диету, или же надо обратиться к последователям учения «христианская наука»? Он не раз слышал поразительные истории о людях, излечившихся от рака с помощью какой-нибудь экзотической диеты, гипноза или веры, а ведь
— Привет, милый. Ну как, уже все? — Дожидаясь Берни в своей палате, Лиз успела одеться и натянуть на голову новый парик, привезенный его матерью. Он оказался таким удачным, как будто у нее отросли свои волосы, и, если не обращать внимания на худобу и темные круги под глазами, Лиз выглядела просто замечательно. Она надела голубое отрезное платье спортивного покроя и сандалии такого же цвета. Светлые пряди волос парика рассыпались по плечам, почти как прежде, когда у нее еще не выпали свои собственные.
— Что они тебе сказали? — спросила она, встревоженно глядя на Берни. Лиз догадывалась, что дела идут неважно. Она стала ощущать боль в ребрах, сильную и резкую, чего прежде никогда не бывало.
— Ничего особенного. Никаких новостей. Похоже, химиотерапия оказывает какое-то действие.
Приподняв голову, Лиз посмотрела на врача.
— Тогда почему же у меня так болят ребра?
— Вам часто приходится брать малыша на руки? — спросил врач с улыбкой. Лиз призадумалась и кивнула. Ей приходилось чуть ли не все время носить его на руках. Ходить он еще не начал и то и дело просился на руки.
— Да.
— А сколько он весит? Вопрос вызвал у нее улыбку.
— Доктор собирается посадить его на диету. Он весит двадцать шесть фунтов.
— Разве это не убедительный ответ на ваш вопрос? Нет, не убедительный, но врач поступил благородно, и Берни почувствовал признательность к нему.
Медсестра довезла Лиз до вестибюля на кресле, и они с Берни вышли за дверь рука об руку. Но ходить она стала гораздо медленней, и он заметил, как она поморщилась, садясь в машину.
— Родная, тебе очень больно? — Она замялась, потом кивнула. Ей было трудно говорить. — Попробуй поделать дыхательные упражнения для беременных, вдруг поможет.
Идея оказалась гениальной. На обратном пути Лиз занялась дыхательной гимнастикой и сказала Берни, что ей полегчало. А в кармане у нее лежали прописанные врачом таблетки.
— Я не хочу принимать их без крайней необходимости. Подожду до вечера.
— К чему такое геройство?
— Геройство проявляете вы, мистер Фаин. — Лиз потянулась к Берни и нежно поцеловала его.
— Я люблю тебя, Лиз.
— Лучше тебя нет никого на свете… Мне очень жаль, что из-за меня тебе приходится так трудно. — Каждому из них приходилось нелегко, и она это понимала. Ей самой было тяжко, и она злилась из-за этого, злилась, потому что они тоже мучаются, а изредка на нее накатывала ненависть к ним, потому что она умирает, а они нет.
Берни отвез ее домой, помог подняться по ступенькам. Джейн и Руфь сидели, поджидая их. Джейн волновалась, потому что они долго не возвращались — на сканирование костных тканей и на рентген потребовалось немало времени. И пока не наступило четыре часа дня и они не приехали домой, она все приставала к матери Берни:
— Бабушка, она всегда возвращалась утром. Что-то случилось, я уверена. — Она упросила Руфь позвонить в больницу, но оказалось, что Лиз уже на пути домой, и, когда хлопнула входная дверь, Руфь многозначительно посмотрела на Джейн.