Все только хорошее

Стил Даниэла

— Папа, а цыпляток? И козочку? — Джейн пришла в бурный восторг, и Берни расхохотался.

— Погодите, ребята, нам нужна не ферма, как у старика Макдональда, а всего лишь дом на лето.

Их устраивало в нем все без исключения. Перед тем как отправиться в город, Берни созвонился с агентом, который занимался вопросами аренды, и сумма, которую он назвал, оказалась вполне приемлемой. Они смогут располагать домом с первого июня до Дня труда. Берни согласился на все условия, оформил договор об аренде, выписал чек, и они поехали в город, радуясь

тому, что им будет где провести каникулы. Берни вовсе не хотелось отправлять детей к родителям, ведь он отчаянно скучал бы по ним. Он сможет ездить из долины Напа на работу и обратно, как прежде ездил из Стинсона. И дорога совсем ненамного длинней.

— Полагаю, поездка в лагерь отпадает окончательно, — сказал он Джейн и засмеялся.

— Отлично, — с довольным видом ответила она. — Мне совершенно туда не хотелось. Как ты думаешь, бабушка с дедушкой приедут к нам в гости? — Места в доме хватит, у каждого из них будет своя спальня, а вдобавок еще и комната для гостей.

— Я в этом абсолютно уверен.

Но Руфь встретила его идею в штыки. До моря слишком далеко, наверняка там будет жарко, на каждом шагу гремучие змеи, и дети куда лучше провели бы время с ней в Скарсдейле.

— Мама, им там очень понравилось. Адом и вправду замечательный.

— А как же ты будешь работать?

— Стану ездить туда и обратно. Вся дорога займет не больше часа.

— Лишние хлопоты. Только этого тебе и не хватало. Когда же ты наконец образумишься? — Ей очень хотелось еще раз сказать Берни, чтобы он позвонил Эвелин Розенталь, но она решила немного подождать. Бедняжке страшно одиноко в Лос-Анджелесе, и она подумывает о возвращении в Нью-Йорк, а из нее вышла бы неплохая жена для Берни. Конечно, не такая, как Лиз, но все же. И детей она любит. У нее их тоже двое, мальчик и девочка… Поразмыслив над этим, Руфь все же решила поговорить с Берни. — Знаешь, я сегодня звонила Линде Розенталь. Так вот: ее дочка все еще в Лос-Анджелесе.

Берни с трудом поверил своим ушам. Как она только может? А ведь в свое время уверяла, будто всей душой любит Лиз. Он рассвирепел:

— Я же говорил тебе: меня это не интересует! — Он говорил крайне резко: при любом упоминании о других женщинах у него начинало ныть сердце.

— Ну почему же? Она такая славная. И…

Берни перебил мать и заорал во все горло:

— Я сейчас повешу трубку!

Как трудно разговаривать с ним на эту тему. Руфь стало жалко сына.

— Прости. Я просто думала…

— И совершенно зря.

— Наверное, для этого еще не пришло время, — со вздохом сказала она, но Берни разозлился еще сильней:

— И никогда не придет, мама. Мне ни за что не найти такой, как Лиз. — Внезапно на глаза ему навернулись слезы.

Руфь почувствовала в этот момент, что вот-вот заплачет.

— Нельзя же так к этому относиться, — мягко и грустно проговорила она, и по щекам ее потекли слезы. Она понимала, что он постоянно ощущает боль, и сознание этого было ей невыносимо.

— Нет, можно.

Лиз была воплощением всех моих мечтаний, и второй такой мне не найти никогда. — Думая о ней, он перешел чуть ли не на шепот.

— Ты мог бы повстречать женщину, совершенно непохожую на нее, и полюбить ее, только совсем иначе.

Зная, насколько Берни чувствителен, она постаралась проявить как можно больше такта. Прошло целых десять месяцев, и она решила, что это достаточный срок, а он не согласен с ней.

— Ты бы хоть иногда выходил куда-нибудь проветриться. — Судя по словам миссис Пиппин, он проводил все свободное время дома с детьми, а это ему не полезно.

— Мама, мне не хочется. Мне куда веселей сидеть дома с детьми.

— Пройдет время, и они вырастут. Как вырос ты. — Оба улыбнулись. Но Руфь не осталась одна, у нее есть Лу, и на мгновение ей стало неловко.

— У меня есть еще целых шестнадцать лет. Пока что рановато беспокоиться об этом.

Руфь решила, что не стоит больше его донимать, и перевела разговор на дом, который Берни снял в долине Напа.

— Джейн очень хочется, чтобы ты приехала к нам летом в гости.

— Хорошо, хорошо… приеду.

А когда Руфь и в самом деле приехала к ним, ей там очень понравилось. Живя в таком месте, можно не заботиться о прическе, ходить по траве, валяться в гамаке, подвешенном в тени раскидистых деревьев, часами глядя в небо. По краю участка протекал ручей с каменистыми берегами, по которому можно было бродить, шлепая босыми ногами по воде, как делал в детстве Берни, когда они жили в горах Кэтскилл. Долина Напа многим напоминала ему о тех далеких днях, и Руфь тоже припомнились те времена. Она увидела, как дети играют, бегая по траве; заметила, какое делается у Берни лицо, когда он смотрит на них, и ей стало немного спокойней за сына. Руфь согласилась с Берни: жизнь в Оуквилле — как раз то, что им нужно, и дети повеселели, и сам Берни тоже.

Потом она улетела в Лос-Анджелес, чтобы встретиться с Лу: в Голливуде в это время проходил медицинский конгресс. А оттуда они должны были отправиться с друзьями на Гавайи. Она напомнила Берни о том, что Эвелин Розенталь по-прежнему живет в Лос-Анджелесе и ей вполне можно позвонить. На этот раз он только рассмеялся. Женщины не вызывали у него интереса, но настроение у него стало получше, и он больше не кричал на мать.

— Ох, мама, ты опять за свое? Руфь улыбнулась:

— Ну ладно, ладно.

В аэропорту она крепко расцеловала сына и в последний раз внимательно посмотрела на него. Он все так же высок и привлекателен, только за этот год в волосах у него прибавилось седины, морщинки вокруг глаз стали глубже, и взгляд у него печальный. С тех пор как умерла Лиз, прошел почти год, а он до сих пор горюет по ней. Но по крайней мере он перестал злиться. Он больше не сердится на нее за то, что она его покинула. Просто ему страшно одиноко. Ведь он потерял не только любимую женщину и жену, но и своего лучшего друга.