Все только хорошее
Шрифт:
— Где нет?
— Ее нет в живых. — Он произнес эти слова едва слышным голосом, и тогда доктор поняла, как ему тяжело, и от души пожалела его. Смерть близкого человека — это страшный удар, от которого крайне трудно оправиться.
— Простите меня, пожалуйста… — Она приумолкла и посмотрела на малыша. Ужасная трагедия для всей семьи, а особенно для девочки. Алекс еще совсем маленький и ничего не понял. А у его отца такой расстроенный вид. — Мне не следовало спрашивать об этом.
— Ничего страшного. Вы же не знали.
— А как давно это случилось? — Наверное, не очень, ведь Александру всего два года. Она взглянула в лицо Берни и почувствовала, что сердце у нее заныло от боли за них всех, а на глаза навернулись слезы.
— В июле прошлого
Она поняла, что ему невыносимо говорить об этом, и перевела разговор на другую тему, продолжая заполнять карточку. На душе у нее стало тяжело, и когда они ушли, легче не стало. Бедный, он так расстроился, когда речь зашла о его жене. Мысли о нем преследовали ее весь день, а потом она неожиданно повстречала его на той же неделе в супермаркете. Александр, как обычно, сидел в корзинке, а Джейн стояла рядом с Берни. Она о чем-то торопливо говорила отцу, а малыш кричал во все горло: «Жвачка! Папа, жвачка!» — и размахивал руками. Доктор Джонс чуть было не столкнулась с ними, но вовремя остановилась и заулыбалась. Оказывается, они вовсе не такие грустные, как она предполагала. Честно говоря, вид у них вполне счастливый.
— Ну, здравствуйте, как поживает наш малыш? — Она посмотрела на Александра, а затем на Берни и поняла, что он рад этой встрече.
— Ему уже гораздо лучше. Наверное, антибиотики помогли.
— Он ведь еще продолжает их принимать? — Ей казалось, что курс еще не закончен, хотя вспомнить точно она не смогла.
— Да. Но он уже пришел в себя.
Улыбающийся Берни показался ей немного усталым, но отнюдь не унылым. Он пришел в магазин в шортах, и она заметила, какие красивые у него ноги, хотя изо всех сил старалась не разглядывать его чересчур пристально. Он очень привлекательный человек. Но и сам Берни успел хорошенько ее рассмотреть. Она опять в джинсах, а еще на ней синяя рубашка и красные сандалии, а чистые черные волосы так и сияют. На ней не было врачебного халата, и Джейн не догадалась, кто она такая. Когда Берни наконец представил их друг другу, Джейн осторожно протянула ей руку, словно опасаясь чего-то, и посмотрела на нее крайне подозрительно. Девочка решилась упомянуть о встретившейся им женщине, лишь когда они вернулись в машину.
— Кто это был?
— Доктор, к которому я недавно возил Алекса. — Берни старался говорить как ни в чем не бывало, но у него возникло такое ощущение, будто он снова стал маленьким и разговаривает не с дочкой, а с собственной матерью. Он даже рассмеялся такому разительному сходству ситуаций. Руфь задала бы ему точно такой же вопрос.
— А почему ты возил его именно к ней? — Он сразу догадался о том, что кроется за этими словами, но никак не мог взять в толк, чем врач так не понравилась девочке. Ему и в голову не пришло, что она ревнует.
— Перед отъездом я заглянул к доктору Воллаби, и он дал мне ее номер телефона на случай, если кто-то из вас внезапно заболеет, как и случилось с Алексом. И я очень рад, что мы попали к ней. Она тут же согласилась принять нас в больнице прямо посреди ночи. Собственно говоря, она выехала туда раньше нас по вызову другого больного, что явно свидетельствует в ее пользу. — Он чуть не добавил, что она закончила Стэнфордский колледж.
Джейн что-то пробурчала в ответ и больше ни о чем не стала спрашивать. Но спустя пару недель доктор повстречалась им снова, и Джейн полностью ее проигнорировала, даже не откликнувшись на ее приветствие. Когда они устроились в машине, Берни с упреком сказал дочке:
— Знаешь, ты очень некрасиво себя вела.
— Не понимаю, что в ней такого замечательного.
— Замечательно то, что она доктор, и тебе может понадобиться ее помощь. А кроме того, она не сделала тебе ничего плохого, и у тебя нет причин так грубо с ней обращаться.
К счастью, хоть Алекс обрадовался, увидев среди супермаркета своего доктора, и тут же закричал: «Привет!» Он успел запомнить ее, а врач принялась тормошить и забавлять его, а потом вытащила из кармана леденец. Она сказала,
— Просто не надо ей грубить, солнышко, вот и все. Джейн стала такой чувствительной. То ли это такой возраст, то ли она до сих пор с невероятной силой тоскует по Лиз. Няня Пиппин решила, что скорей всего сказывается и то, и другое, и Берни показалось, что она права. Няня служила им надежной опорой в жизни, и Берни проникся к ней глубочайшим уважением.
В следующий раз он встретился с Меган только в День труда, когда, поддавшись на уговоры, пришел на вечеринку. Он не бывал в гостях уже почти три года, с тех самых пор, как Лиз заболела. Но агент по операциям с недвижимостью, который оформлял ему бумаги на аренду дома, так долго зазывал его к себе на праздник, что Берни решил зайти хоть ненадолго, чтобы не обидеть его. Он почувствовал себя как ребенок, только что переехавший в незнакомый город и не успевший ни с кем свести дружбу. Едва он вышел из машины, как сразу понял, что слишком старательно разоделся. Гости пришли в джинсах и футболках или в шортах и майках, а он надел белые брюки и бледно-голубую рубашку. Такой наряд оказался бы уместен на Капри или в Беверли-Хиллз, но никак не в долине Напа, и, когда хозяин дома налил ему пива и спросил, куда он собирается пойти потом, Берни стало неловко.
Но он лишь рассмеялся и пожал плечами. «Наверное, просто на мне сказались долгие годы работы в магазине модной одежды». И тогда агент по операциям с недвижимостью отвел его в сторону и спросил, не хочет ли он продлить срок аренды. Владельцы дома решили пожить в Бордо подольше, и им очень бы хотелось, чтобы дом остался в прежних руках.
— Честно говоря, Фрэнк, я совсем не против. Его ответ обрадовал агента, и он предложил Берни продлевать контракт каждый месяц и заверил его, что осенью, когда листва на деревьях меняет цвет, долина становится еще прекрасней.
— Да и зимой тут неплохо. Вам будет приятно иметь возможность приезжать сюда в свободное время, да и плата не такая уж высокая. — Коммерсант всегда остается коммерсантом, и Берни улыбнулся, думая про себя, как бы поскорей улизнуть с вечеринки.
— Мне кажется, условия вполне приемлемые.
— Фрэнку удалось продать вам винокурню? — послышался знакомый голос и звонкий смех, похожий на треньканье серебряных колокольчиков.
Берни обернулся и увидел блестящие черные волосы и синие глаза, повергавшие его в растерянность при каждой их встрече. Меган Джонс показалась ему очень хорошенькой. Он заметил, как сильно она загорела. На фоне темной кожи синие глаза выглядели еще ярче. Она пришла на вечеринку в белой крестьянской юбке, красной цыганской кофте и белых сандалиях. Внезапно он осознал, как она красива, и ему стало не по себе. Куда легче представлять ее себе в джинсах и белом халате. Она стояла совсем рядом, и взгляд его скользнул по смуглым гладким плечам, хотя он изо всех сил старался смотреть прямо ей в глаза. Но и это давалось ему с трудом, ведь эти глаза всякий раз напоминали ему о Лиз. И все же у Меган они другие. Смелее, старше и мудрей. Они с Лиз разные люди. В ее взгляде сквозит сочувствие к ближним, отчего она кажется старше своих лет, но, если врач склонен проявлять участие к больным, это прекрасно. Он попытался отвести взгляд от ее лица и с изумлением обнаружил, что ему это никак не удается.
— Мы с Фрэнком только что продлили арендный договор. — Он говорил спокойно и неторопливо, и Меган подметила, что улыбка появляется у него только на губах, а во взгляде читается все та же печаль, и сдержанность, и немая просьба к окружающим: не подходите слишком близко. Боль утраты слишком свежа, и он еще не в силах поделиться с кем-нибудь своим горем. Мег без труда догадалась об этом, пока стояла, глядя на него и думая о его детях.
— Значит, вы решили остаться здесь? — с интересом спросила она, попивая белое вино, изготовленное в долине Нала.