Все в шоколаде
Шрифт:
– Ты тоже выглядишь неплохо, только болтаешь много и все не по делу.
Тут я нажала на тормоза и заорала:
– Мешок!
И в самом деле, парнишка как ни в чем не бывало двигал по тротуару. На этот раз Лукьянов не подкачал, выскочил из машины, схватил растерявшегося парня за шиворот, запихнул на заднее сиденье. Сам устроился рядом. Я вдруг вспомнила его слова о том, что Мешок нам больше не нужен, но напомнить об этом не рискнула.
Парень сразу же зашмыгал носом, косясь на Лукьянова,
– Чего вы ко мне привязались?
– Парня, что из клуба удрал, хорошо знаешь? – спросила я, поворачиваясь к нему.
– Пастуха? Так себе… Он, вообще-то, не из наших. Заходит иногда.
– А Гарик из ваших?
– Гарик – он сам по себе. У него батя большой человек, и он всегда при деньгах, ему пятьсот рублей просадить как раз плюнуть. А я за тысячу восемь часов в день горблюсь. У нас почти все такие, как я. Гарик, в общем-то, тоже не наш, но парень неплохой, когда ему надоедает в папашином клубе торчать, к нам приходит. Деньги в долг дает и не выпендривается. Нормальный пацан.., был.
– Папашин клуб это где?
– Не знаете, что ли? – удивился Мешок, с подозрением глядя на нас, ясно, мы лишаемся его доверия. – “Пирамида”, – решил пояснить он.
– Это он сказал, что клуб папашин?
– Он вроде не говорил, и так все знают.
– Друзей у него много?
– Ну.., только кого считать друзьями. Здесь он с Ромкой несколько раз был, с Пастухом… С тем, что сбежал. У того тоже деньги водятся. А с кем они в “Пирамиде” тусуются, я не знаю.
– Ромка в “Пирамиде” был с Гариком?
– Ромка? Может быть. Я ж с ним не хожу, откуда мне знать?
– Ты чего из клуба удрал? – вдруг спросил Лукьянов.
Мешок маетно взглянул на него и, помедлив, ответил:
– Испугался.
– Чего? – удивился Саша.
– Как чего, говорю, батя у него крутой, а у меня – грузчик на элеваторе. Вот и навешают всех собак…
– Каких собак? – разозлился Саша.
– Ну, так говорится, – вздохнул парень.
– Ты у Гарика дома был? – спросила я.
– Нет.
– А кто был?
– Не знаю. Он меня не приглашал.
– А вообще часто к себе гостей звал? Парень неожиданно задумался.
– Нет, по-моему. Он батю своего здорово боялся. Батя у него строгий и, видно, здорово внушал за то, что он с нами дружбу водит. Ясное дело – мы ему не друзья-товарищи. Так что вряд ли кто из наших там был. Если только Пастух.
– Они с ним давно дружили?
– Вроде нет…
– С девчонкой Гарика кто познакомил, Пастух?
– С Мальвиной, что ли? – опять вздохнул парнишка. – Они с Пастухом в одной школе учились. Вроде гуляли. А потом она к Гарику переметнулась. Само собой, у него денег куры не клюют, а она не дура, соображает.
– Как ее зовут-то?
– Маринка. Терехова.
– Где живет?
– Возле двадцать третьей школы, розовый дом, – с неохотой ответил он. – Только вы ее дома не застанете.
– Это почему? – насторожилась я.
– Нет ее дома. С пятницы. Пастух сказал. Вроде уехала куда-то.
– Он сказал тебе, что она уехала?
– Ну да, вроде бы. Он к ней ходил, искал, в общем. И в бильярдной про нее спрашивал, не видел ли кто.
– Постой, – нахмурилась я. – Если он знает, что она уехала и сам тебе об этом сказал, чего ж тогда в бильярдной расспрашивал?
– Не знаю, – пожал плечами Мешок. – Он сегодня явился и про Мальвину спрашивает. Мы говорим, не видели, а он говорит, значит, уехала. Да я не очень слушал. Не до Мальвины… Сегодня все разговоры только об убийстве.
– А что говорят? – проявил интерес Лукьянов.
– Говорят, из-за бати его. Чего-то не поделили, вот и… Батя у него крутой… – Он испуганно покосился на нас, будто что-то вспомнив, и, насупившись, замолчал.
– При чем здесь батя, если дом ограбили, – попыталась я вновь разговорить его.
– Не знаю. Так говорят. А мне что? Вы меня отпустите, а? Мне мать велела в девять быть, на вокзале. Кормить, говорит, не буду, если не встретишь, она на дачу поехала, за картошкой. Я правда больше ничего не знаю. Вы лучше с его дружками поговорите, с которыми он в “Пирамиду” ходил. Пойду я, ладно?
– Иди, – кивнула я. Лукьянов молчал, но, когда парнишка распахнул дверь, возражать не стал. – Куда отправимся? – наблюдая за тем, как Мешок поспешно скрылся за углом, спросила я. – К девочке, к мальчику?
– К девочке, – развалясь на заднем сиденье, кивнул он. – Двадцать третья школа это где-то рядом?
– В двух кварталах, – ответила я, стараясь не особо удивляться. Выходит, Саша в нашем городе неплохо ориентируется.
Свернула на светофоре и вскоре выехала к двадцать третьей школе, сразу за зданием школы высилась новая многоэтажка, оштукатуренная и покрашенная в розовый цвет.
– Кажется, здесь, – сообщила я. Я свернула во двор и притормозила возле первого подъезда. Две девчушки, лет девяти, играли в скакалки. – Тереховы где живут? – приоткрыв окно, спросила я.
– А мы таких не знаем, – переглянувшись, ответили девчушки.
– А Мальвину знаете? – не отступала я.
– Мальвину? Знаем. Она в пятом подъезде живет, на первом этаже.
Я подарила им улыбку и проехала дальше.
– Как думаешь, менты здесь уже побывали?
– Вряд ли. Ты идешь? – спросила я, извлекая из сумки липовое удостоверение, то есть липой было то, что я где-то там якобы служу закону. Пользоваться этим удостоверением я не любила, но иногда приходилось. Лукьянов секунду размышлял, потом покинул машину.