Все в свое время [СИ]
Шрифт:
Но это было и не нужно. Следопыты ищут их, ищут хищников, что притаились в засаде, ищут смертоносные окна подземных болот, которые глаз и нос отличить не способны. То, что искал Нит, нашлось совсем неподалеку, в одном-двух полетах стрелы — неглубокая расщелина, где, на склонах, сквозь каменистый грунт пробивалось несколько пучков зелено-желтой травы. Чахлые на вид, совершенно на первый взгляд неприметные, они любили старые могилы и места, где когда-то пролился красный сок жизни. Их обходили стороной животные, только безумные лесные кары готовы были пролить озера крови, лишь бы увидеть квелый желто-зеленый росток.
Али-трава. То ли благо, то ли проклятье — в землях вокруг города Верных Псов ее росло немало, и редко кто из щенков ни разу этой травы не попробовал. Еще реже находились те, кто пробовал ее дважды. Нит не
Готов ли на такое Нубил? Не готов. Но он не оставил охотнику выбора, жизнь воина дороже, чем боль труса. Потому, осторожно, не прельстившись сверх необходимого, Нит срезал с куста пять-шесть желто-зеленых травинок — этого должно было с запасом хватить на дорогу до города.
Когда Нит вернулся, чужак дремал, свернувшись у ног бессознательного воина, и к ним осторожно, бесшумно, не поверив своей удаче, подбиралась степная змея-одноглазка, что откладывает яйца только в мертвых телах. Промедли Нит на несколько мгновений, и в голубой мир отправилось бы два новых гостя — змея-одноглазка не опасна, она никогда первой не нападет на человека, но укус ее так же смертелен, как и у остальных змей. Нит не стал убивать. Отпугнул брошенным камнем, и оставил в покое — мясо змей не съедобно, их шкура жжет кожу и не поддается обработке, их яд быстро выдыхается и теряет всю свою силу. Только они убивают ради убийства, мудрость Али-владыки гласила, что любая из тварей имеет право на жизнь. Что же касается Нубила… Нит уже махнул на него рукой. Еще человек так устал от земной жизни, то это только его выбор. Они дойдут до города, а дальше чужака будут судить те, кто имеет на это право.
Пока же, чтоб хоть немного облегчить его участь, охотник вспоминал слова ведунов — Али-трава даст больше сил, если не жевать ее, как делают глупые кары, а сделать особый отвар. Измельчив шесть травинок, он прогрел их огненным прутом, растер в белесый порошок, добавил несколько капель воды, дал немного отстояться и всю эту массу хорошо размял, чтоб она превратилась в однородный серый ком с резким, терпким запахом, от которого глаза начинали лить воду. Теперь этот ком надо было еще раз нагреть и растворить в воде. Зачем? Неизвестно. Почему, дважды нагретый, порошок начинал растворяться? Неизвестно. Еще одна шутка богов — Верные Псы давно привыкли, что мир вокруг непознаваем, и выжить можно только приняв его таким, какой он есть. Напиток, который даст любому человеку силы богов, был готов.
— Вставай, — охотник не собирался церемониться с чужаком, проявлять снисходительность, и будил так, как опытные охотники глупых мальчишек — ногами. — Вставай.
— Вотсзэхэл! Вотаю дуи? — проверенный поколениям метод не подвел, и уже через несколько мгновений сон оставил Нубила.
— Пей.
— Вот? Дрин? Айдово тодрин, айв джас…
— Пей! — огонь в глазах охотника не сулил чужаку ничего хорошего, и тому ничего не оставалось, как подчиниться. Поднеся ко рту флягу, сначала осторожно, с подозрением, сделал скромный глоток… Затем второй, третий… Когда фляга опустела, Нит кивнул, и, как нечто само собой разумеющееся, продолжил. — Теперь пошли.
"Мы и так слишком долго сидим на одном месте", — добавил он про себя. — "Три лисы, волк-одиночка и стая рыжих крыс — пока их слишком мало, но скоро на наш запах соберется вся степь"… После того, как следопыт выпускает из тела душу, какое-то время он видит и знает больше, чем простой человек, и Нит мог точно сказать, сколько хищных глаз сейчас примерялись к трем человеческим телам. Нубил этого не знал. Он ничего не знал про этот странный, смертельно опасный и такой непривычный мир, но сейчас это его не заботило. С каждым глотком отвара в тело как будто вливались новые силы, уходила усталость, сонливость, голод и жажда, сознание становилось светлым
— Батай… Ай… Вотвозэт? Айфилайке… Джизэ! — чтоб описать переполняющие его чувства, чужаку не хватало слов своего языка.
— Пошли, — повторил Нит, и Нубил не заставил себя ждать. Ни о каком привале речь больше не шла.
Как охотник и думал, теперь уже ему приходилось приноравливаться к быстрому шагу своего спутника, то и дело спасая его из очередной беды. Быстрому, но слепому — яд Али-травы толкал чужака вперед, его глаза просветлели, но разум окончательно погрузился в туман. Он рвался через песчаную рябь, под которой строят норы те самые рыжие крысы. Пытался перебраться через кусты нож-травы, обманчиво-нежные листья которой по остроте немногим уступают стали. Все время упускал из виду, что там, где легко пройдет человек, не всегда проедут носилки с раненным. И говорил. Все время, не переставая, говорил: высокий девичий голос разливался над степью полноводной рекой. Он комментировал Ниту все, что видел, а когда понял, что охотник его начисто игнорирует, просто говорил вслух. Или даже пел, забавные, хоть и совершенно непонятные песни, повторяя все время "майкин, майджизэ энмайло!". Пел громко, даже не пытаясь себя сдерживать — опьянение Али-травой на каждого человека действует по-своему, и в случае Нубила оно нашло выход через боевые марши и лирические баллады. В тишине степи звуки разносились на многие полеты стрелы, но, к счастью для путников, хищники степи предпочли не связываться со странной добычей.
Когда облака начали темнеть, чужак выдохся. Опьянение перешло в следующую стадию — теперь он и сам не смог бы объяснить, что толкало его весь день на певчие подвиги. Через силу перекусив, отравленный Али-травой организм мог обходиться без еды и воды до той поры, пока не умрет от голода и жажды, он всю ночь молчал, не издав ни единого звука. Даже тогда, когда Нит нашел тело молодого Ната — уже обглоданное до самых костей. Нубил молчал, когда охотник предал тело своего друга огню. Молчал, когда они зарылись в землю, спасаясь от нежданного ночного дождя. Лишь следующим утром, когда облака были уже совсем светлые, он тихо позвал, каким-то образом вспомнив единожды названное имя охотника:
— Нит, амсосори… Айдонан дэстэн вотэз хэпнтуми…
— Все в порядке, Нубил, — охотник постарался голосом передать интонацию спокойствия. — Все в порядке. Ничего страшного не произошло, все так и должно быть.
Чужак кивнул. Они еще не знали языки, но в общем уже понимали друг друга. Третий день пути обещал быть опаснее: степь подходила к концу, и дальше на север начиналась лесостепь. А леса — это смерть. Ведь недаром у Верных Псов зеленый был цветом смерти и траура — каждый раз, когда женщина умирала родами, все ее дети одевали зеленые туники. И наоборот, желтый — цвет жизни, когда молодой Верный Пес проходил посвящение и получал имя, он имел право одеть желтое, как символ своей радости. Синее же, цвет воды, которая несет смерть, но без которой невозможна жизнь, носили ведуны, потому что только они могут отличить добро от зла, мудрость от глупости, правду от лжи.
К счастью, Нубил уже успел понять, что до сих пор живой он только благодаря опыту Нита. Опьянение прошло, сила осталась — теперь он старался быть сосредоточенным, не забывал про раненного друга, который продолжал метаться между двумя мирами. Когда понимал, слушался приказов охотника, когда не понимал — переспрашивал. Нит сразу дал понять, что любые два близкорастущих дерева — потенциально смертельная ловушка, где ждет-не дождется неопытного зверя голодный паук. Что любая ветка может быть змеей, что кусты иногда стреляют, а толстый поваленный древесный ствол может за миг превратиться в муравьиное полчище. Что самый безопасный путь — по песку, а самый опасный — по траве, под которой никогда не отличить твердую землю от болота. Что болота бывают не только там, где мокро, что свежесть лесных трав туманит голову, что… Перечислять можно до бесконечности. Нит дал понять, что сила в этом мире — ничто. Тут выживают те, кто лучше всех приспособился, и у Нубила нет ни единого шанса без руководства охотника пройти даже на один полет страны.