Все вечеринки завтрашнего дня
Шрифт:
Он обернулся и увидел, как она дернула за конец длинной оранжевой веревки из нейлона, отчего каскадом обрушилась алюминиевая лесенка на противовесе.
— Лезьте наверх, — сказала она, — я пришлю ваши сумки.
Райделл опустил на пол свой вещмешок и посылку из «ГлобЭкс» и встал на нижнюю ступень лесенки.
— Смелее, — сказала она.
Райделл вскарабкался наверх и обнаружил невероятно тесное помещение, в котором, очевидно, ему и предполагалось спать. Сперва он подумал, что кто-то решил устроить здесь японский гробик-отель из обрезков досок, приобретенных
— Хотите снять этот номер? — крикнула снизу женщина.
— Конечно, хочу, — сказал Райделл.
— Тогда тяните наверх свои сумки.
Он обернулся и увидел, как она ставит его вещмешок и посылку от «ГлобЭкс» в ржавую проволочную корзину, которую подвесила к лесенке.
— Завтрак в девять ноль-ноль, — сказала она, не глянув наверх, и исчезла.
Райделл подтянул к себе лесенку с багажом за оранжевую веревку. Он вытащил из корзины вещи, лесенка осталась в том же положении — видно, ее удерживал невидимый противовес.
Он встал на четвереньки и вполз в свою спальню по шмату пены, накрытой типичным микрошерстным одеялом на пенной основе, и достиг чего-то вроде полусферического пузыря пластика, — возможно, детали аэроплана, — который держался на эпоксидке с внешней стороны стены. Снаружи, казалось, он был покрыт слоем соли: корка засохшего «спрея». Он пропускал едва брезжащий свет. Судя по всему, спать придется, засунув голову прямо в эту хреновину. Ничего, сойдет и так. Пахло здесь странно, но не противно. Надо было спросить, сколько стоит ночлег, но с этим можно повременить.
Он сел на край кровати и снял туфли. Из обоих носков пальцы торчат. Нужно купить побольше носков.
Он достал из куртки очки, надел их и набрал по памяти номер Лэйни. Слушая, как где-то в Токио звенит телефон, он представлял себе комнату, в которой звенит телефон, некий роскошный отель, хотя, возможно, телефон звенел в офисе на столе, громадном, как у Тонга, только реальном. Лэйни взял трубку, прервав девятый звонок.
— «Сбойный сектор», — пробормотал Лэйни.
— Что?!
— Кабель. Он там.
— Какой еще кабель?
— Который вам нужно воткнуть в проектор.
В эту секунду Райделл глядел на посылку «ГлобЭкс».
— Какой проектор?
— Который вы сегодня забрали в «ГлобЭкс».
— Погодите минутку, — сказал Райделл, — откуда вы знаете?
Минутная пауза.
— Я просто знаю, Райделл.
— Слушайте, — сказал Райделл, — я влип в неприятность. Подрался. Не я подрался, другой парень, но драка вышла из-за меня. Они просмотрят записи охранной системы «ГлобЭкс» и узнают, что я расписался за вас. И у них будет видеоролик с моим участием.
— Ничего у них на вас нет.
— Да есть у них все! — запротестовал Райделл. — Я же там был!
— Не были, — сказал Лэйни, — у них есть видеоролик с моим участием.
— О чем вы болтаете, Лэйни?!
— О бесконечной пластичности цифры.
— Но я расписался. Написал свое имя, не ваше.
— На экране, не так ли?
— О, — Райделл был озадачен. — Кто это, интересно, может взломать «ГлобЭкс» и изменить эти данные?
— Не я, — сказал Лэйни, — но я вижу, что их изменили.
— Ну и кто это сделал?
— Сейчас это чисто академическая проблема.
— Что это значит?
— Это значит — не задавать вопросов. Где вы находитесь?
— На мосту, в ночлежке с кормежкой. Вы стали меньше кашлять.
— Это синий сироп, — сказал Лэйни. Райделл понятия не имел, что тот имеет в виду. — Где проектор?
— Похожий на термос? Он у меня.
— С собой не берите. Найдите магазин под названием «Сбойный сектор» и скажите, что вам нужен кабель.
— Какой именно кабель?
— Вас будут ждать, — сказал Лэйни и дал отбой.
Райделл сидел на кровати, в солнцезащитных очках, порядком разозленный на Лэйни. Чувствовал жгучее желание провалить операцию. Найти работу в парковочном гараже. Сидеть себе и глазеть на природу в бывшем деловом центре Детройта.
Но тут чертова служебная этика не дала ему покоя. Он снял очки, засунул их в карман куртки и принялся вновь надевать туфли.
28
ФОЛСОМ-СТРИТ
Начало Фолсом-стрит под дождем, все эти испачканные сажей транспортные средства, страдающие костным шпатом домики на колесах, рванобрюхие колымаги любых марок — лишь бы в названии было слово «старый»; машины, что работали — если вообще работали — на газолине.
— Глянь-ка на это, — сказала Тесса, подогнав свой фургон впритык к старому «хаммеру», в прошлом — военному, каждый квадратный дюйм облеплен микромусором на эпоксидке, миллион мельчайших обломков производства, блестящих в свете фар и дождя.
— Думаю, здесь найдется свободное место, — сказала Шеветта, вглядываясь в мутные размывы «дворников». «Дворники» фургона Тессы были с лезвиями, в стиле Малибу — старые и успевшие отвыкнуть от влаги. Подругам пришлось снизить скорость и буквально ползти весь последний квартал до самого Эмбаркадеро, когда дождь зарядил всерьез.
Теперь он размеренно барабанил по металлической плоской крыше фургона, но Шеветта знала Сан-Франциско и понимала, что это ненадолго.
Черный парень с дредами честно заработал свой чип на пятьдесят. Вернувшись, они обнаружили его скорчившимся на поребрике, словно горгулья, выражение лица его неприветливое; он покуривал русские сигареты из красно-белой пачки, сунутой за закатанный рукав поношенной армейской рубашки, которая была ему на три размера велика. Фургон, как ни странно, все еще был на колесах, и шины были целы.