Всего одно злое дело

Джордж Элизабет

– Назовите место, и считайте, что я уже там.

Дейдра назвала.

Белсайз-парк, Лондон

Винный бар, который предложила Дейдра, находился на Риджент-парк-роуд, к северу и от самого Риджент-парк, и от Примроуз-хилл. Он был бесцеремонно втиснут между книжным магазином и магазином кухонных принадлежностей, но его внешний вид был обманчив: внутри все освещено свечами, окна занавешены тяжелыми шторами, а столики, покрытые скатертями, накрыты на двоих.

Было еще сравнительно рано, посетителей – немного, поэтому Томас сразу увидел Дейдру.

Она сидела в углу, под картиной, на которой был изображен современный вариант жены Уильяма Морриса [313] , как бишь ее звали… или это было произведение какого-то не известного Линли прерафаэлита. Картина ярко освещалась, и этого света Дейдре хватало, чтобы просматривать пачку бумаг, лежащую перед ней на столе. Она говорила с кем-то по мобильному.

Томас остановился, прежде чем пересечь зал и подойти к ней, почувствовав радость от того, что снова видит ее. Ему представилась редкая возможность рассмотреть Дейдру, когда она об этом не знает. Линли заметил, что у нее новые очки – без оправы и почти незаметные, и что она одета, как на деловую встречу. Ее шарф был разноцветным, хорошо дополняя ее светлые волосы и, скорее всего, глаза, так как Томас помнил, что по цвету волос и глаз они вполне могли бы сойти за брата и сестру.

313

Моррис Уильям (1834–1896) – английский художник, поэт, издатель, социалист. Крупнейший представитель второго поколения «прерафаэлитов».

Подойдя, он смог рассмотреть и другие детали. На шее у нее висел кулон в виде фигурки вагона-домика, которые сотнями можно наблюдать в Корнуолле, в районе угольных шахт, – там, где она и родилась. В ее ушах были золотые сережки-гвоздики, и они, вместе с кулоном, составляли все ее драгоценности. Волосы Дейдры были несколько длиннее, чем он помнил, – чуть ниже плеч и забраны назад в виде хвоста. Она была симпатичной женщиной, но не красавицей. В век худых, молодых и размалеванных особей на обложках глянцевых журналов на нее не обратили бы внимания.

Перед Дейдрой уже стоял бокал вина, но, казалось, она к нему еще не притронулась. Вместо этого Трейхир делала пометки на полях документа, который держала перед собой. Подойдя, Линли услышал, как она говорит по телефону: «Тогда я все перешлю тебе, да?.. Ну хорошо. Да, я подожду от тебя сигнала. И спасибо тебе, Марк. Это очень благородно с твоей стороны».

Дейдра подняла глаза, увидела Линли, улыбнулась и поднесла палец к губам, как бы говоря «подождите секундочку». Затем выслушала то, что ей говорил собеседник, и произнесла: «Конечно. Я твоя должница», – после чего отключилась, встала и поздоровалась с Линли, сказав:

– Ну вот, наконец вы добрались. Так чудесно, что я снова вижу вас, Томас. Спасибо, что пришли.

Потом последовали «поцелуи в воздух» – сначала одна щека, потом другая, при этом они не касались друг друга. Отстраненно Томас подумал про себя, какой идиот это придумал.

Он сел, стараясь не обращать внимания на очевидные вещи: на то, что она быстро засунула бумаги в свою большую кожаную сумку, стоявшую рядом с ее стулом, на то, что она слегка порозовела, и на то, что на ее губы было нанесено что-то, что делало их

мягкими и блестящими. Томасу вдруг пришло в голову, что он в присутствии Дейдры замечает в женщине то, на что не обращал внимания с момента смерти Хелен. Даже с Изабеллой он не замечал так много. Линли почувствовал себя неловко, пытаясь понять, что бы это значило. Его так и подмывало спросить, кто такой этот Марк. Вместо этого он кивнул на большую сумку и спросил: «Работа?» – после чего уселся, придвинув стул.

– Вроде того, – ответила Дейдра. – Вы хорошо выглядите, Томас. Италия вам к лицу.

– Я бы сказал, что Италия к лицу многим людям. А Тоскана, по моему мнению, к лицу всем и каждому.

– Я бы хотела съездить в Тоскану, – сказала она. – Никогда там не была. – И ровно через секунду добавила, что было для нее типично: – Простите. Не подумайте, что я напрашиваюсь на приглашение.

– Если бы это говорил кто-то другой, то обязательно подумал бы, – сказал Томас. – Но к вам это не относится.

– А почему?

– Потому что мне кажется, что увертки не входят в ваш арсенал.

– Да… наверное. У меня, это правда, вообще нет никакого арсенала.

– Именно, – согласился Линли.

– Хотя надо бы завести. Дело в том, что у меня никогда не хватало на это времени. Или не было желания. Или что там еще. Вы будете вино, Томас? Я пью местное. Когда дело касается выбора вина, я совершенно теряюсь. Не думаю, что могла бы отличить бургундское от вина местного производства. – Дейдра покрутила за ножку свой бокал и улыбнулась. – Мне кажется, я говорю о себе ужасные вещи. Я просто нервничаю.

– Почему?

– Еще минуту назад все было в порядке. Но вот появились вы, и я разнервничалась.

– Ах, вот как, – сказал Линли. – Тогда, может быть, еще бокал?

– Или два. Честное слово, Томас, я не понимаю, что со мной происходит.

К ним подошла официантка. Девушка выглядела как студентка, но с акцентом, очень похожим на акцент выходцев из стран Восточного блока.

Томас заказал себе вино – то же, что пила Дейдра, – и, когда официантка отошла за ним, сказал:

– Нервничаете вы или нет в моем присутствия, но я очень рад, что вы мне позвонили. Не только потому, что я рад вас снова видеть, но и потому, что мне надо было выпить.

– Работа? – спросила Дейдра.

– Барбара Хейверс. У нас был разговор, который вывел меня из себя в гораздо большей степени, чем мне бы этого хотелось, – поверьте мне, она выводит меня из себя разными способами уже много лет. Напиться в данной ситуации было наилучшим решением, если подумать о том, в какую грязь она вляпалась на этот раз. Или напиться, или встретиться с вами.

Дейдра взяла бокал, но подождала, пока Томасу принесут его заказ. Они чокнулись и выпили за здоровье друг друга, после чего она спросила:

– А что это за грязь? Конечно, это не мое дело, но я готова слушать, если хотите выговориться.

– Она опять пошла по своему собственному, дурацкому пути в одном из расследований, и это уже не в первый раз.

– А что, так нельзя?

– Дело в том, что Барбара слишком близко подошла к черте, за которой ей придется забыть о своих этических обязательствах как офицера полиции. Все довольно сложно. Но хватит об этом. Сейчас я хочу об этом забыть. Лучше расскажите, что вы делаете в Лондоне?