Всем глупышкам посвящается

Бенашвили Мари

Чуть поглаживала его по голове, пока он продолжал говорить:

– Когда мы переедем отсюда?

Этот вопрос застал меня врасплох, потому что я ждала его с того самого момента, как Джек купил нам домик в деревне.

– Не знаю, - понизила я голос.

– Это твой любимый ответ на все мои вопросы.

– И не только на твои.

– Я люблю в тебе эту детскость, но иногда ты перебарщиваешь с безответственностью.

Я больно прищемила ему клок волос на макушке:

– Ты обижаешь меня второй раз за вечер.

– Прости, - он убрал мою руку и сел повыше.
– Я правда хочу уехать. Хоть немного дальше.

– Я думала, ты не очень-то хочешь расставаться с городом.

– Не хотел. Раньше. Сейчас я думаю, вдалеке вместе с тобой мне было бы не одиноко.

– Было бы. Ты бы остался в одиночестве от других людей, от звуков, от шума, от событий.

– Кто сказал тебе, что мне они нужны?

– Тут учеба, у тебя - работа, наши друзья, родители.

– Твои, не мои. При этом ты и не общаешься с ними.

– Неправда.

– Интернет не в счет. Он будет у тебя и там.

– Если там есть цивилизация.

Он повернул голову от меня:

– Иногда я тебя не понимаю.

Разговор не задался, и мы стали вновь молча просиживать время, если так можно сказать. Перед сном я рассказала ему о разговоре с одноклассницей, которая уехала путешествовать. Джек улыбался, слушая меня, и, перед тем, как мы разошлись каждый по разным комнатам, он заключил:

– Прекрасная штука - молодость, дурманит здравый смысл. Посмотрим, как скоро эта девочка заползет, разочарованная, обратно в наш социальный кокон.

Джек, что он понимал! А может...может, он знал нечто большее? Некоторые загадки, скрывающиеся в Джеке не суждено было разгадать. Вот мы жили с ним, жили, а порой мысли в его голове оставались полнейшей тайной, насколько откровенным бы он со мной ни был. Это не только у нас так, у всех. Что можно ожидать от совместной жизни, когда зовешь его чужим именем и не удосужишься узнать, какие сны ему снились в детстве? Ничего.

Тем не менее, иногда муж оставался единственным, на кого я надеялась. Так как человек я далеко не самостоятельный, часто приходилось просить о помощи. А с ним не было страшно, что он откажет или посмеется. Джек выручал меня с учебой, на кухне, когда нужно было добраться по городу, а я не знала, как. Один звонок, и он был тут. Тогда я ласково брала его за руку, целовала в щечку и шептала: "Ты мой супергерой!". Было очаровательно наблюдать, как взрослый парень розовеет и млеет, улыбается смущенно. Ему было так приятно. Мне же было радостно, что он так тешится своему счастью быть нужным, таким безусловно и постоянно нужным. Идеальный союз, неправда ли?

Он меня кормил. Много, часто. А потом мы вместе садились на диеты, бегали по утрам (правда, недолго), переходили на правильное питание. Но большого смысла в этом не было. Стоило только увидеть фаст-фуд или ресторанчик, или интересные вкусности в магазине, как кто-нибудь из нас срывался. Должно быть, в этом браке суждено было зародиться двум толстякам, благо, провидение спасало нас. Один раз Джек принес домой два пакета продуктов с радостным предвкушением на лице. Я отложила учебники с тетрадками и разыскала пару-тройку рецептов. В тот день на нашей кухне разразилась война. Джек разбивал яйца, я роняла специи, в конце концов, мы остались вымазанными в муке и сахаре, запачкали все, испекли торт, еще и курицу пожарили. Ни он ни я не знали истинного значения слова "аккуратность", поэтому и ели без меры, и готовили отчаянно. Стало жарко и душно в маленькой кухне, мы опустились на грязный пол. Вокруг нас была еда и не было стеснения. Он наливал нам соков и газировки, мы смеялись, кушая, говорили. Макс поставил играть Моцарта, это значило, настроение у него сегодня наилучшее. Двое погрузились в безумную сладкую негу. Знаете ли вы, как преображается вкус мяса, когда ешь под нестихаемые тона скрипки, как крепчает привкус сахара под громыхание, как заливает глаза в возбужденной игре маэстро? А мы знали. Мы ощутили это каждой мурашкой на каждом миллиметре кожи, каждым волоском. Он закурил зачем-то, зачем-то откинул голову назад, держа в руке свежеиспеченный торт, зачем-то затушил сигарету тут же.

– Нет, не пошла, - засмеялся он.
– Только запах яств испортила.

– Ничего, - я подсела ближе, - не страшно, мы еще испечем.

– Нет, хватит. Тебе хорошо, у тебя из того, что растет, только грудь, а ты на это посмотри, - Джек пощупал живот.

– А я люблю твой животик, - погладила я его.
– Он мягенький и теплый.

Он невольно расхохотался во весь голос и приобнял меня:

– Глупая.

– Да ну тебя. Может я в любви так признаюсь.

– Правда?

– Нет, но ведь могла бы.

Он замолчал на миг, полез целоваться ко мне, но я отпрянула:

– Ты слишком измазанный.

Джек сделал грустные глазки, прижимаясь подобно коту:

– Люби меня. Ну, пожалуйста, люби.

Мы съели все, а потом прикрыли двери с зеркалом на обороте и разглядывали себя, лежащих на полу.

Я подняла ноги повыше:

– Фу, сколько жира.

– Где?

– Тут, - провела рукой по голени, - тут, - поднялась выше к бедру, - тут, - спустилась к ягодицам.

Он трогал меня там же, только медленно, пока я вытирала волосами пол.

– Ты красивая. Хватит. Не греши на ноги, посмотри - они совершенные.

– А руки?
– я посмотрела на свое отражение, поднимала руки и щупала плечо.

– И руки тоже.

– А как же живот?
– сняла с себя кофту.
– Посмотри, какой он стал большой и обвислый.

Джек все так же лежал и смотрел вверх на меня и на мое отражение:

– Не вижу.

Я повернулась к нему. Он сел на корточки:

– Не вижу.

Я заставила его встать за собой у зеркала. Мы разделись. В кухне становилось еще жарче. Пол был измазан, мы были измазаны. Повсюду крошки, еда, грязь. А мы все смотрели на двоих впереди. Макс обнимал меня за талию, его плечи выпячивались над моими, он расставил широко ноги и целовал меня в шею.

– Смотри, мы стали такие похожие, - шепнула ему.

Он не поднял глаз, продолжал гладить меня, дышал громко. В душной комнате было темно, мы и впрямь были, как одно целое. Мои черные волосы окутывали его рыжие, мы стояли нога к ноге, наши руки имели одинаковую форму, кожа имела один тон, совсем как одно целое, мы не расплетались. Я видела неидеальные черты, у нас их хватало. Но мы были такими красивыми. Мы не стеснялись друг друга, не боялись. Он видел все мои недостатки и любил каждый. Я знала все его минусы, а видела одни плюсы. Мне нравилось, как ласково он обращался со мной. Макс принадлежал к тем мужчинам, которые не осуждают. Все, что он видел - прекрасное во мне. От него нельзя было услышать и одного замечания по поводу фигуры, лица. Он говорил лишь о том, что внутри. Встреть я его раньше Джека, влюбилась бы до самой смерти. Но жизнь так не устроена. Она устроена так, что влюбись я в него, он бы меня и не заметил. Вечные весы. Перевес всегда на одной, неправильной, стороне. Ты всегда в проигрыше.

Но не тогда. Тогда нам было вкусно, и мы были счастливыми. Одни, вдвоем, любили друг друга. Можно было все ему позволить и радоваться, какой он нежный. Перед нами зеркало, над нами Бог. Такая вот, наверное, судьба идти нам вброд. Все плывет, ломается, и мне жмет в груди. До чего мне нравится, ты не стой, иди. Хорошо, очень хорошо. Хотелось обнимать его вечность. Прижимала его сильнее, под нами холодный пол, но с нас течет пот. Мы такие отвратные для всего мира и такие прекрасные друг для друга. Он исцеловывал все тело и у губ моих тихо шептал, запинаясь от отдышки: