Всем стоять
Шрифт:
Женская Рыжесть выявлена и прожита Пугачевой с ослепительной ясностью. Но вот что такое быть блондинкой? Ведь это шаг героический. Быть блондинкой – значит, выбрать себе судьбу. Джентльмены предпочитают блондинок – и всякая, становящаяся блондинкой, тем самым извещает джентльменов, что ей известно об их предпочтениях, и более того, она хочет быть предпочтенной. Блондинка – это женщина для мужчин. Она сигнализирует им, что все возможно. Идет прямо навстречу пожеланиям трудящихся.
Итак, как же складываются мифологические судьбы Блондинок в поп-культуре? Стоит ли игра свеч? Решаться ли нам на судьбоносное? Быть или не быть блондинкой – вот в чем вопрос! Главная Блондинка отечественной поп-культуры – конечно, незабвенный Борис Моисеев, "дитя порока". Вот, доложу я вам, случай умелой пропаганды добродетели. Ибо, при взгляде на то, до чего довели этого нежного упыря стилисты и визажисты,
Полной противоположностью Моисееву является дивная Рената Литвинова. Видимо, на той планете, где пребывал этот высокорожденный дух до своего земного воплощения, ничего похожего на мужчин не было вообще – так ее изумляет сам факт их существования и так странна ей извечная женская задача их непременно любить. (Рената, я вас понимаю, но если мы не будем любить мужчин, им конец!). Литвинова, писательница и актриса, как творческая единица находится в пространстве настоящей культуры, но ее пародийно-цитатный женственный облик растиражирован ТВ и журналами, стало быть, девушка, «обдумывающая житье – делать жизнь с кого?», может примерить на себя и Ренату. Литвинова сочинила себя сама. Это героическое и блестящее существование достойно уважения. В московском бомонде, пожалуй, нет полноценного мужчины, который не делал, не собирался или не мечтал сделать предложение Ренате Литвиновой – или, заранее предвидя отказ, запрещал себе и думать в эту сторону, именуя ее "провинциальной и манерной". Дескать, не больно-то и хотелось. Любимица репортеров и фотографов, цель труда всех модельеров и ювелиров на свете, Литвинова вызывает жажду обладания, которая ее страшит и отвращает. Подумайте, девушки, прежде чем провоцировать то, что вам, в сущности, не нужно…
Наследная принцесса Греза Кристина Орбакайте – что называется, блондинка в законе. Правда, и "Чучеле", и в "Лимите" режиссеры делали ее рыжей, в надежде, что яблочко не упадет далеко от яблони, но в пространстве клипового воркованья и мяуканья для Орбакайте уготован статус "девушки-мечты". Она неподдельно хороша собой, неподражаемо строит глазки, а все-таки какой-то печальной неосуществленностью и непроявленностью веет от ее изящного отшлифованного облика. Талантливая драматическая актриса, Кристина Орбакайте поет слабо – что само по себе не беда, кто там у нас вообще поет? – а до кичевого мифа не дотягивает. Как архетип, она должна была бы, подобно своему прообразу, принцессе из "Бременских музыкантов", бросить опостылевший дворец и убежать с трубадуром. Принцесса обязана быть романтичной! Ну, какое там. Унылые мелодраматические коллизии, дети, разводы, поиски "своего места в жизни" – короче говоря, тоска зеленая. Не приживаются у нас принцессы – не тот климат.
Таня Буланова, русская и русая по натуре, не блондинкой быть просто не могла – ведь ее героиня для возлюбленного была готова на все. Такие девушки, перекрасившись, с тревожной и неугасимой надеждой смотрят в глаза неверному кавалеру: " Мне идет? Правда ведь, идет?" "Ничего… – снисходительно цедит тот сквозь зубы. – Поехали, что ли, к тебе". Люди, нашептавшие Булановой, что ей хватит ныть, плакать и страдать, а пора веселиться и торжествовать, совершили культурологическое преступление. Страдание так же украшало Буланову, как ее мифологическую предшественницу, Сонечку Мармеладову. "Нельзя же все время страдать". Да кто вам сказал? Неизбывно-душевная, смиренно– мечтательная Таня плотной стеной окружала нас в жизни. Зайдешь ли в поликлинику – там в регистратуре сидит Таня Буланова; забредешь ли в маленькое придорожное кафе – там у стойки, вздыхая о чем-то своем, нальет вам стопочку Таня Буланова; вздумаешь ли купить в киоске "Московские новости" – кротко попросит помочь со сдачей Таня Буланова… И вот этот драгоценно-страдальческий образ вечной сироты и матери-одиночки заставили лихо скакать на метле и небрежно говорить Единственному "поссорились мы зря". Во всяком случае, до этого огорчительного мещанского падения судьба Тани учила, что, конечно, можно броситься навстречу любви вплоть до перехода в блондинки, но это ничего не даст и ни от чего не защитит. Он все равно будет курить и молчать, а потом уедет. И останется только глядеть на пожелтевшую открытку и целовать его в нежную улыбку… нет, хватит про Таню, а то я сейчас заплачу.
Но вот мы смотрим на победительных блондинок, не допускающих и мысли о поражении. Как горделиво возвращала "все, что ты подарил" своему милому такому плейбою Наталья Ветлицкая! И где она теперь? Все вернула? А на что, извините, живет? Другой нашелся? И эта петрушка всю дорогу? Что-то нервно как-то. Как-то беспокойно. Таня Буланова хотя бы явно сама зарабатывает на свою маленькую печальную жизнь. А тут вечно ищи плейбоев с подарками, потом возвращай, потом опять ищи. Если уж так унижаться – то стоит ли об этом столь победительно петь? У Маши Распутиной, которая родилась в Сибири и всю тоску зеленую в гробу видела, дело поставлено, по крайней мере, честно и просто. Нет ничего лучше доброй и веселой русской шлюхи – вот о чем напоминает нам этот экранно-сценический образ. Не повезет – придется тащиться к лысому, нельзя ж бедной девушке без денег. Повезет – "ты меня не буди, не целуй горячо". Как пойдет, так и поедем, не разбирая дороги. Хорошая девушка Маша, хорошие и правильные жены в конце концов из них получаются. Верные – на свой лад.
И что же – быть или не быть блондинкой? С одной стороны, очутиться в одной компании с "шальной и-и-императрицей" Ириной Аллегровой – вроде зазорно. С другой – как им, чертям, объяснить, что ты, в общем, не против… Ох, девчонки. Сами думайте. Можно, конечно, пойти на мелирование. Но это – отдельная философия.
1998
Леди зимой
Алла Демидова читает Цветаеву в Нью-Йорке… Алла Демидова на гастролях в Греции… Алла Демидова приглашена в Париж… «Когда моя подруга, итальянская герцогиня N, позвала меня в свой замок…» – рассказывает Алла Демидова, – и продолжение излишне. Собственно говоря, достаточно уже одного факта дружбы итальянской герцогини с русской актрисой, чтобы настроить слушателя на определенный лад, вовсе не иронический, нет. По отношению к Демидовой ирония уместна, как швабра в руках английской королевы.
Ей это все к лицу – Нью-Йорк, Париж, итальянская герцогиня, интервьюеры, почтительные, как метрдотели, атмосфера всеобщего уважения на заданной ею самой дистанции; все обеспечено долгой и достойной жизнью в искусстве, ничем не омрачено, залито ясным ровным светом постоянной рефлексии – недаром Демидова, наверное, одна из самых пишущих русских артистов. В Петербурге Демидова провела ровно одну неделю, сыграла спектакли «Квартет» (пьеса Хайнера Мюллера по мотивам романа Шодерло де Лакло «Опасные связи») и «Медея» (пьеса того же Мюллера по мотивам трагедии Еврипида), был дан поэтический вечер – «Реквием» – с широкой и вольной композицией от Пушкина до Ахматовой.
Мюллер питерской публике неизвестен, остальные имена вкупе с именем Аллы Демидовой настраивают на высокий лад. Хочется поговорить о своем, интеллигентском. Не зря интеллигенция так давно и так безоговорочно считает Аллу Демидову своей, прикосновенной к священным явлениям духовной жизни общества 1960–1980 годов: Театр на Таганке, Анатолий Эфрос (в его «Вишневом саде» Демидова играла Раневскую), Владимир Высоцкий (многолетний партнер по сцене), Андрей Тарковский (маленький эпизод, но – в «Зеркале»!)… Затем добавился спорный Роман Виктюк («Федру» Марины Цветаевой Демидова играла несколько лет назад, в том числе на гастролях в Петербурге) и совершенно бесспорные русские поэты Золотого и Серебряного веков.
Все, что публика может узнать о жизни Демидовой, звучит строго, сдержанно и ответственно. В ее биографии был только один театр, покинутый, в общем, совсем недавно, ради рискованных поисков «пространства трагедии» совместно с греческим режиссером Теодорасом Терзопулосом; она всегда узнаваема, постоянна в привязанностях и вкусах, не суетится, нарочито привлекая к себе внимание, но и не пропадает надолго, существуя хоть и замкнуто-обособленно, но вместе с нами и в некоторой степени для нас.
Представьте себе, что на одной лестничной площадке с вами живет серьезный, приятный, интеллигентный человек – и он к вам не вхож, и вы к нему не вхожи; вы, может, и двух слов с ним не сказали, но всегда с удовольствием отмечаете, случайно повстречавшись, что он так же подтянут, так же бодр и прям, так же методично выгуливает свою аккуратную собачку, а его портфель так же отягощают толстые книги и журналы, как и всегда. Примерно такое впечатление производит на меня «соседство» (по времени) с Аллой Демидовой.