Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 2
Шрифт:
Де Сад своим творчеством подвел черту под уходящей эпохой и предвосхитил суть и атмосферу наступающих эпох, отмеченных такой жестокостью и таким цинизмом, что его произведения подчас выглядят благостными рождественскими притчами.
Дальнейшая история человечества показала это со всей наглядностью.
Фантазии Сальватора Дали.
Касательно Истории согласиться никак не могу, но вот «современная трагедия» — иное дело. Недаром же с де Сада начинается XIX век, с ужасами его революций и жесточайшим цинизмом
Сфера Изящного
Трудно, почти невозможно провести хотя бы условную грань между философией как таковой и литературным художественным творчеством. Последнее просто немыслимо без элементов философии, а первая очень и очень много теряет без художественно-выразительных средств. Творчество Вольтера, Дидро, Руссо — яркое тому свидетельство.
Философия эпохи Просвещения нашла свое эмоционально-творческое отражение в стиле рококо, с его замысловатыми орнаментами, игривой асимметрией, с его пастухами и пастушками, нимфами и богинями, пребывающими в непреходящей любовной истоме.
В литературе торжествующий гедонизм рококо в той или иной степени нашел свое выражение и в «Орлеанской деве» Вольтера, и, конечно же, в «Нескромных сокровищах» Дидро, но наиболее ярко он проявился в творчестве поэта Эвариста Дезире де Форжа де Парни (1753—1814 гг.), автора нашумевших «Эротических стихотворений» и поэм «Потерянный рай» и «Битва старых и новых богов», которые принесли ему заслуженную славу и репутацию «единомышленника Вольтера».
ИЛЛЮСТРАЦИЯ:
Приснилось мне, что я — смиренный инок,
Попавший в монастырь визитандинок.
Вечерня уж окончилась; сейчас
Узнаем, спят ли сестры? С этой целью
Из кельи я заглядываю в келью…
Гортензия! Зачем ты одеяло
Откинула? Его не отстраняй!
Не нужно, чтоб рука твоя блуждала!
Сперва груди коснулась невзначай
Атласно-гладкой юная черница,
И вот уже… Ну, можно ль так забыться?
К Цецилии спешу из кельи сей.
Хоть ночь длинна — роман еще длинней.
Евангелье любви она читает,
И грезит, и на ус себе мотает.
Скучающим в таком монастыре
Природу может заменить искусство.
Я безделушку вижу на ковре:
Она разгорячает Зои чувства.
Вот на киоте, рядышком с Христом,
Стоит сосуд с мягчащим молоком…
Поздравим же находчивую Зою!
Любовник скромен, он всегда с тобою,
И обмануть не сможет нипочем…
И совсем иная проблематика и иная поэтика были присущи так называемому просветительскому реализму, отражавшему восхождение буржуазии на вершину общественной пирамиды. В произведениях этого направления духовные конфликты литературы XVIII века (борьба чувства и долга, страсти и разума) уступают место изображению активной, деятельной жизни героев, их борьбе за существование, за общественное признание, за утверждение личного достоинства человека из нижних слоев социума, человека, который «делает сам себя».
Английские писатели создали даже особый жанр романа, получивший название «просветительского». В таком романе герои попадают в различные нестандартные ситуации, где с наибольшей эффективностью проявляются их интеллектуальные, волевые и физические качества. Наиболее характерными образцами литературы этого жанра считаются романы Даниэля Дефо (1660—1731 гг.)и Джонатана Свифта (1667—1745
Дефо, обратившись к форме авантюрного романа, создал целый ряд таких широко известных произведений, как «Робинзон Крузо», «Молль Флендерс», «История полковника Джека» и «Капитан Синглтон».
Самым популярным из них является, конечно, «Робинзон», этот гимн человеческой предприимчивости, трудолюбию и несгибаемой воле к жизни. Своим описанием идеала «естественной жизни» Дефо предвосхищает теории Руссо, а взаимоотношения Робинзона и Пятницы лягут в основу жанра так называемого «колониального романа», где цивилизованные европейцы терпеливо и по-отечески снисходительно наставляют обезьяноподобных аборигенов на путь истинный. Но главное — мужество и активная жизненная позиция Робинзона, героя эпохи предприимчивых людей, за которыми, как оказалось, будущее.
КСТАТИ:
Спасшийся во время кораблекрушения англичанин попадает на необитаемый остров. Его сочли погибшим, а потому не искали, так что робинзонада продолжалась довольно продолжительное время, пока остров не оказался в зоне морских учений, и высадившиеся на нем морские пехотинцы не обнаружили столь странного «условного противника».
— Что это за хижина? — спрашивают его, рассматривая скромное сооружение из бамбука и пальмовых листьев.
— Дом, в котором я живу.
— А вон то красивое строение?
— Клуб, который я посещаю.
— Ну а вон та хижина? —указывают на жалкую постройку в отдалении.
— Ах, эта… Это — клуб, который я игнорирую…
Что-то наподобие…
А вот главный герой Джонатана Свифта, тоже решительный, тоже волевой и предприимчивый, Лемюэль Гулливер, во время своих странствий встречается с какими-то фантастическими персонажами: великанами, лилипутами, разговаривающими лошадьми, но неизменно выходит победителем из всех возникающих ситуаций в тех или иных сообществах, изображенных с эзоповской иронией и поистине свифтовским сарказмом, не оставляющих сведений в том, что те, с кем общается Гулливер, — вовсе не плод авторской фантазии, а нечто вроде зарисовок с натуры…
При этом следует отметить, что творчеству Свифта присуще достаточно скептическое отношение к такому размытому и многозначному понятию как «социальный прогресс», что, собственно, присуще всем людям с незашоренным сознанием…
КСТАТИ:
«Если людоед пользуется ножом и вилкой — это прогресс?»
Станислав Ежи Лец
Незашоренным сознанием обладал и Генри Филдинг (1707—1754 гг.), написавший несколько романов, среди которых — искрометная «История Тома Джонса, найденыша», герой которой ведет неравную борьбу за место под солнцем и побеждает, причем, без какого-либо озлобления, без трагизма, присущего литературным борцам за общественное признание в последующих эпохах. Том Джонс ведет свою борьбу легко, изящно и дерзко, заражая самых ярых противников неиссякаемым оптимизмом и легкостью восприятия собственных поражений.
Противоречия человеческого характера нашли свое отражение в эксцентрических романах Лоренса Стерна (1713—1768 гг.): «Жизнь и мнения Тристама Шенди, джентльмена» и «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии», а также в блестящей драматургии Ричарда Бринсли Шеридана (1751—1816 гг.) и Джорджа Лилло (1693—1739 гг.), создавшего первую буржуазную трагедию «Лондонский купец».
Но эйфория по поводу победоносного шествия буржуазии и впечатляющих успехов предприимчивых плебеев достаточно скоро угасла, тем более что французская революция со всей убедительностью показала миру, в какой кровавый мрак толкает человечество библейская фраза «И последние станут первыми…»