Всемирная история искусств
Шрифт:
Когда христианство было перенесено на восточные берега Черного моря, византийцы пришли в столкновение с армянами, имевшими до тех пор сношение и с Римом, и с сасанидами. Восприняв христианство и возводя храмы, армяне действовали под влиянием и сасанидов, и византийцев, и крестоносцев. Внутренний план армянской храмовой постройки — тот же византийский, сводчатый, с куполом посередине. Нартекс и галереи для женщин здесь почти никогда не воспроизводились. Общее очертание не любит выступов, довольствуется прямолинейностью. Наружность отличается сомкнутостью и лишенной оригинальности простотой. Многогранный конус является любимым мотивом. Узкие, высокие трехгранные ниши, многогранные пирамиды вместо купола — вот отличительные черты грузинской архитектуры. Многогранность эта заставляет ее сильно отходить от Византии, дает чувствовать свое восточное влияние.
Тонкие колонки, украшающие наружные стены, детали и орнаменты оригинальной отделки сильно напоминают резьбу на дереве, которая, по всем вероятиям, была присуща издавна Малой Азии. Подковообразная дуга арки напоминает мавританскую декорацию и еще яснее говорит о Востоке. Капители и базы колонн хотя по рисункам и имеют
Столицею Армении считался Вагор-Шабат, находившийся неподалеку от теперешнего Еревана. В начале IV столетия здесь появляется Эчмиадзинский монастырь, служащий и теперь резиденцией патриарха. Основателем его считается святой Григорий, просветитель Армении, обращавший здесь своими чудесами язычников в христианство. Нетленная рука его хранится до сих пор в Эчмиадзинском соборе. Древний собор построен из местного красноватого камня, и на нем чувствуется много разных влияний. По плану своему собор представляет господство византийского стиля, хотя стены расписаны в недавнее сравнительно время — в прошлом столетии. Самобытный армянский стиль выразился особенно в памятниках Ани, города, бывшего столицей в эпоху самостоятельности Армении. Собор в Ани дает самое ясное представление о характере армянского стиля. В общем чувствуется родственность романо-готическому стилю, и при взгляде на него кажется, что мы перенеслись на Запад. Внутри армянские церкви богато отделаны рельефными скульптурами сасанидского образца и фресками византийского.
Вкуса и изящества в армянской архитектуре, пожалуй, больше, чем в византийской, хотя в ней нет той грандиозности, которая поражает нас в иных памятниках зодчества Византии. Армения действовала на нас: многогранный купол, не чуждый нашему стилю, несомненно, занесен оттуда.
До нас не дошли киевские церкви первичной эпохи, времен Ольги и Владимира: частью они сгорели, частью погибли от татар. Летописи упоминают о церкви Святого Ильи, бывшей в Киеве при Аскольде и Дире; говорят, что при Ольге были основаны церкви Святой Софии и Николая. Владимир, приняв крещение, построил на том месте, где стоял идол Перуна, церковь Святого Василия, имя которого он получил при крещении. Одновременно с ней он заложил Десятинную церковь, главным смотрителем за работами которой был Анастас Корсунянин. Великий князь решил отдавать ей десятую часть своих доходов на вечные времена и сделал запись, по которой налагалось проклятие на каждого, нарушившего это постановление; отсюда и получилось название церкви Десятинной. Вся утварь была привезена из Греции и Корсуни (Херсонеса); внутри она, вероятно, была отделана мрамором, яшмой, кафелями, мозаикой и фресками. При разграблении Батыем Киева она была разрушена. Издавна пользуясь глубоким почитанием богомольцев как усыпальница князя Владимира и его супруги-гречанки, она при первом удобном случае, конечно, должна была быть восстановлена, что и было исполнено в XVII веке Петром Могилой. Впоследствии, придя в ветхость, она была срыта, и теперь на ее месте поставлена новая обширная церковь, не имеющая никакой связи с прежнею, — очень неуклюжая. Даже старый фундамент срыт, — и какое бы то ни было изучение старого плана теперь стало немыслимо.
Самым древним, дошедшим до нас памятником XI века нужно, бесспорно, считать Святую Софию, построенную великим князем Ярославом. Стены Святой Софии словно каким-то чудом дошли до нас со всеми их мозаиками и фресками. Два раза Святая София горела, Батый разграбил все, что можно было разграбить, выбросив даже из могил кости великокняжеские. Долгое время в XIV веке она стояла в запущении, без крыши, с обрушившимися стенами, с развалившейся западной стороной. Надстройки и пристройки совершенно изменили наружный вид собора, но превосходная кладка и материал Ярославовой постройки — гранит, шифер и мрамор сохранили алтарную часть собора и до сих пор в том же виде, в каком она была при Ярославе. Девять апсидов образуют алтарную стену собора и принадлежат отчасти к первой постройке; контрфорсы, в числе шестнадцати, подпирающие стены, разумеется, пристройки позднейшие. Мы не можем судить, каковы были древние купола, но безобразные луковицы с удлиненными шеями, во всяком случае, не имеют даже отдаленного родства со своими предшественниками. Печать немецко-польской безвкусицы XVII века отразилась на внешности Святой Софии самым пагубным образом; и если бы не мозаические украшения, о которых упомянуто выше, храм этот имел бы для нас столь же мало значения, как и Десятинная церковь. Главной драгоценностью собора следует считать так называемую «Нерушимую стену» — колоссальную византийскую мозаику, изображавшую Божью Матерь на золотом фоне. Величина фигуры Богоматери семь аршин; находясь над алтарем, несмотря на темноту и отдаленность, она ясно видна по своим размерам отовсюду и производит неотразимое впечатление. Ниже Богородицы идет два ряда мозаик, из которых в верхнем ряду изображено причащение апостолов во время Тайной вечери, а в нижнем изображены отдельные фигуры святителей и архидьяконов. В других местах собора мозаика повысыпалась, но тем не менее все же до нас дошли изображения архангелов, мучеников и Богородицы. На всех образах Пресвятая Дева изображена в голубом хитоне, с поручами, с фелонью на голове. Голову окружает нимб, олицетворяющий солнце, исходящий свет. Все фигуры несколько удлинены, движение рук несколько деревянно, складки условны, но благородство очертаний в изображении лиц, особенно на картине Благовещения, замечательно.
Святая трапеза (Тайная вечеря) трактована совсем по-византийски и отличается совершенной условностью. На столе, покрытом красной с золотом материей, помещаются крест, диск, копье, а надо всем этим возвышается сень на трех подставках; по бокам стола стоят два ангела в белых одеждах с рипидами в руках; и слева и справа изображено по шесть апостолов, которые делают движение по направлению трапезы; навстречу
Наряду с мозаиками до нас дошли фрески, несомненно, той же эпохи с теми же археологическими атрибутами, которые мы замечаем в мозаике, с той же изломанностью постановки фигуры, с той же сухостью общего. Многие фрески представляют для нас бесценный материал, изображая сцены светского содержания, всевозможные княжеские забавы: игры, охоту, танцы, музыку. Дошла до нас вся эта живопись по той счастливой случайности, что была закрыта штукатуркой, безобразно расписанной в различные эпохи. В 1842 году первые фрески были открыты из-под этой обложки и по желанию императора Николая возобновлены по возможности; всех фигур на фресках насчитывают более трехсот, многие из них писаны во весь рост, некоторые по пояс и притом в очень крупных размерах: несколько менее человеческого роста.
Из той же старинной эпохи дошла до нас замечательная гробница, заложенная в стене Софийского собора и представляющая саркофаг Ярослава с византийскими орнаментами; тут красуются обычные византийские аллегории: пальмовые ветви, рыбы, голубки, кресты и розетки. Гробница сделана из белого мрамора и состоит из двух частей: нижнего четырехугольного ящика и кровлеобразной двухскатной крышки; по углам находятся римские акротерии — узорчатые многоугольники. При отрытии Десятинной церкви были найдены такие же мраморные саркофаги, не то княжеские, не то знатных бояр. Саркофаги эти были проще, чем только что описанный, и украшены по преимуществу только крестами.
В начале XII века великий князь Святополк-Михаил заложил церковь Святого Михаила с обычным типом Византии и тремя апсидами. Мозаики, которыми был внутри собор украшен, многие считают копиями с мозаик софийских, да и сам храм сходен по плану и внешним формам с матерью киевских церквей. В Михайловском храме (теперь Златоверхо-Михайловском монастыре) есть изображение такой же Тайной вечери, но сохранившееся несколько хуже. Киево-Печерская лавра, построенная в конце XVI века, не отличается в настоящее время особенной древностью, и мы знаем о прежней обстановке ее только по преданиям. Киево-Печерская лавра явилась первым русским монастырем, так как Михайловский построен был греками. По выражению Нестора-летописца, Киево-Печерская лавра поставлена не богатством, а постом, слезами, бдением и молитвой. Каменная церковь, начатая Феодосием лет за 150 до нашествия Батыя, по блеску постройки, вероятно, соперничала с Софией. Отзывы современников о соборе этом самые восторженные; к сожалению, до нас не дошло никакого рисунка или чертежа этого дивного Успенского храма. Предание говорит, что Сама Богородица дала размеры этого храма, Сама прислала мастеров из Византии, явившись им в видении и дав им местную икону и мощи для основания. Икона эта хранится и до сих пор над Царскими вратами Печерской обители. Строители, пришедшие на этот чудный зов из Византии, совершив свою миссию, не пожелали возвратиться обратно на родину, а, потрудясь много лет над созданием храма, приняли в нем же иночество и погребены в притворе. Нестор говорит, что в его время еще хранились бумаги этих мастеров и вещи.
По мере того как вырастало торговое влияние Новгорода, город украшался, его концы застраивались, на всех улицах вырастали церкви, и наконец потребовался большой собор, который мог бы служить центром религиозного поклонения. Для этого были выписаны, опять-таки из Византии, мастера, обыкновенные ремесленники, усвоившие на практических постройках общие законы архитектуры однотипного рода церквей. Выстроив Святую Софию, они в свой черед дали образец новгородцам для дальнейших сооружений. Конечно, вместе с этими мастерами пришли в Новгород и живописцы-писари. До нас не дошел Софийский новгородский собор в том виде, в каком он явился в XV столетии. Вначале он, несомненно, был одноглавый, с круглым куполом, тремя апсидами. Еще в конце XIV века существовала одна глава, сгоревшая во время пожара. При отстройке заново вокруг главы, поставленной на месте старой, выстроено было еще четыре меньших, а шестая глава — над круглой лестницей в притворе. Ко храму с обеих сторон начали приставлять приделы, из которых особенно замечателен старинный придел Рождества Богородицы, с древним иконостасом и медными Царскими вратами старороманского стиля. Мы только по догадкам можем судить о том, каковы были внешний вид и форма собора; но догадки эти могут сделаться совершенно правдивыми, если мы внимательно рассмотрим остальные новгородские церкви, для которых София служила образцом. Видоизменение и некоторое отступление, сделанные новгородцами от общевизантийского стиля, заключались в местных климатических условиях, к которым надо причислить северные дожди, снега и зимние стужи. Крышу по возможности пришлось делать более удобной для стока воды, почему и начали строить ее восьмискатной. Огромные окна, свойственные Греции, были крайне неудобны у нас в зимнее время. Эти окна стали заделываться, хотя наличник и византийские зубчики определяли в наружной стене место прежнего окна. Впоследствии, строя самостоятельные церкви, заменяя одно большое окно тремя маленькими прорезями, новгородские архитекторы повторяли мотив ложного окна, не желая оставить стену совершенно гладкой и не имея возможности почерпнуть в собственном вдохновении новую форму. Русская размашистая натура, желание все сделать поскорей, на авось, сильно отразились на новгородских соборах. Это неряшливые постройки с полнейшим пренебрежением к отвесу и горизонту; и сама кладка, и прорези окон крайне небрежны, хотя и прочны. Орнамент принят самый легкий, соответствующий раннему периоду архитектуры: зигзаг — ряд треугольников, обращенных вершинами то кверху, то книзу, образованных кирпичами, наклоненными друг к другу. Более богатый орнамент состоял отнюдь не из более красивого рисунка, а из повторения зигзага три или четыре раза. Зигзаг встречается в романском стиле, и очень возможно, что был занесен к нам с Запада, а не из Византии.