Всемирная история искусств
Шрифт:
Отрешившись от Византии, Запад пошел самостоятельной дорогой. Мы видели, как крепко византийский элемент привился на Востоке, захватив всю огромную Сарматскую низменность. После гонений на иконы христианская восточная живопись возродилась с новыми взглядами и основами. Гонения и муки находили прямую аналогию в страданиях Спасителя, которых не решалась изображать живопись раннего периода. Как прежде Бог являлся только символом и царем славы, могучим существом, которое правит миром и человеком, так теперь Христос стал появляться в человеческом облике, страдающим на кресте. Искусство классическое избегало всякого реального проявления страдания, и произведения вроде «Лаокоона» могут считаться исключительными. Классические традиции едва чувствовались, подавленные символистикой. Постепенно начали вырабатываться типы: Богоматери, Христа и апостолов. У святых появляется борода; для каждого святого в отдельности вырабатывается канон. От этой эпохи до нас дошли замечательные рукописи, украшенные виньетками, деланными кистью. В Париже, в Публичной библиотеке, есть драгоценный фолиант проповедей Григория Назианзинского второй половины IX века с миниатюрами прекрасной работы. В Ватикане есть тоже подобные фолианты с условными пейзажами. Миниатюры эти служат отличным пособием для изучения костюма, обычаев и зданий, представляя вообще драгоценный
До нас, в сущности, дошло много икон византийского стиля; не только в Греции, но и у нас на Руси есть множество образов X века и даже более раннего периода. Москва, Смоленск, Киев — все они обладают этими старыми, сильно пострадавшими, разрушающимися все более и более иконами, крытыми темным лаком и пользующимися большим уважением со стороны богомольцев. Собственно канон иконописной живописи был выработан в X—XI веках; художники выискивают идеал и, выработав его, начинают только повторяться. Канон этот делается обязательным настолько, что строго-настрого запрещается малейшее отступление от раз намеченного изображения. Подобное явление мы видели и в Египте: оно должно существовать всюду, где есть условное искусство. Чем можно отличить апостола Марка от апостола Матвея, если не придать им соответствующих атрибутов, к которым уже приучены богомольцы? Таким образом определялись лета изображенного лица, цвет волос, бороды, прическа, риза, обстановка и надписи. Являются так называемые подлинники — образцы разных редакций. Живопись альфреско по сырой извести, требующая быстроты работы, так как раз написанного поправлять уже нельзя, расписывалась не одним, а сразу многими художниками, причем один намечал контуры, другой их вырисовывал и накладывал краски, третий набрасывал блики, а два помощника растирали краски и набрасывали известь. На Афоне до сих пор практикуется подобная живопись. Огромная фреска, изображающая Спасителя и одиннадцать апостолов в натуральную величину, была написана художником с помощниками в каких-нибудь два часа. Композиция не была подготовлена заранее, да и варьировать раз положенные каноны было воспрещено; всякая свобода художественного творчества была изгнана, оставалось только механически воспроизводить соответствующие пределы изображения. Византийская скульптура, при общем отвращении от статуй, не могла, конечно, процветать; и в постановлении Православной Церкви отнюдь не делать для храмов статуй мы и должны искать причины того, что ваяние никогда не процветало ни в христианской Греции, ни у нас.
Первые мастера и живописцы, пришедшие на Русь, были византийцы, приглашенные киевскими строителями церквей для расписывания храмов. Оставив после себя греческие подлинники, они дали образец русским художникам. Талантливая подражательность русских скоро сказалась, — и нашим первым живописцем, о котором мы имеем сведения, был печорский инок преподобный Алипий. Легенда рассказывает, что иконы его не сгорали в огне и что во время болезни его ангел Господень дописывал за него образа. В XV веке появился знаменитый художник, андроньевский инок — Андрей Рублев, составивший целую дружину — артель иконописцев под управлением старосты. Высшее духовенство смотрело на иконопись как на дело большой важности, как на дело богоугодное. Мы знаем, что Петр, митрополит киевский, перенесший митрополию из Владимира в Москву, был живописец, и иконы его хранятся в Кремле и до сих пор. Каноном нашей живописи стали образа Андрея Рублева (расписавшего Троице-Сергиеву лавру). Иконописью не дозволялось заниматься людям дурного поведения или не навыкшим к живописи. Римское влияние, через Новгород и Псков достигнув Москвы, сказалось в деле техники настолько сильно, что Стоглавый Собор, созванный Иоанном IV, потребовал от живописцев, чтобы они держались старых образцов.
В конце XVI века у нас явилось два вида живописи: московский, строгого стиля, не отличающийся прежней чернотой красок, и строгановский, отличавшийся яркостью красок и золота. Царь Алексей Михайлович, которому не было чуждо веяние Запада, вызвал из-за границы искусных мастеров, в обучение которым и были отданы русские ученики. Более светлый колорит и правильный и изящный рисунок сделались отличительными чертами нового поколения художников. Артельные начала и здесь царствовали во всей силе, разделение труда практиковалось постоянно: одни — «знаменщики» — писали специально лики, другие — «долицовщики» — писали ризы, третьи — «травщики» — расписывали пейзаж и орнамент. Хорошие мастера получали «жалованье» от государя: земли, кафтаны. Влияние итальянской светлой школы сказалось весьма сильно на домовых церквах бояр Голицына и Матвеева. Русские мастера стали подражать им и совершенно подпали итальянской манере. Никон отлучил их от Церкви, приказал иконы сжечь и за образцы велел брать древние иконы греческого стиля. Вскоре появились переводы с греческого канона живописи. Книги эти служат для пользования иконописцев и в наше время. Примером описания может служить такой список примет: «Сентября 3-го священномученика Анфима-епископа. Святой Анфим возрастом стар, подобием сед, брада, аки Власьева (см. февраля 11-го), на конце раздвоилась; риза святительская крещатая, в руках Евангелие».
Петр Великий подтвердил, чтобы Синод, заменивший патриарха, наблюдал за писанием икон по древним подлинникам, и главное заведование иконной живописью поручил Ивану Зарудному.
Из древних икон, пользующихся наибольшим уважением в России, надо отметить запрестольные иконы Спасителя и Божией Матери в Успенском соборе Московского Кремля, по преданию привезенные из Корсуни, и икону святых Петра и Павла в новгородском Софийском соборе, вывезенную из Византии; затем надо отметить образ Смоленской Богоматери, писанный, согласно преданию, евангелистом Лукой; находится он в Смоленске и известен под именем Одигитрии. Вывезен он из Греции еще при князе Всеволоде Ярославиче. В Москве находится также царьградская икона Божией Матери, доставленная во Владимир Андреем Боголюбским; это та самая икона, которая была перенесена из Владимира в Москву во время нашествия Тимура, подошедшего к самой Оке. Народ встретил икону на Кучковом поле и, повергаясь на колени, взывал: «Матерь Божия, спаси землю Русскую». В самый день встречи иконы Тимур отступил, устрашенный ночным видением, в котором ему явилась Жена со множеством войск. В память этого учрежден праздник Сретения Владимирской Божией Матери, и икона оставлена при московском Успенском соборе навсегда. В Новгороде, в Знаменском монастыре, есть икона Знамения, на которой изображена Богородица с молитвенно поднятыми руками кверху и изображением Иисуса Христа на груди в виде медальона. Во время осады Новгорода суздальским войском одна из вражьих стрел попала в нее, так как она была вынесена на крепостной вал; тогда икона, оборотясь лицом к городу, заплакала; на суздальцев напал ужас, они стали побивать друг друга и потерпели полное поражение. Большим почетом пользуется икона Казанской Божией Матери, чудесно найденная десятилетней девочкой под развалинами сгоревшего дома, причем
Что касается истории русского костюма, то она совершенно не разработана, материалы разбросаны, нет систематически сведенного издания, которое в строго хронологическом порядке могло бы восстановить перед нами полный ход развития костюмов и утвари наших предков. Первые сведения о славянских костюмах мы имеем от арабских писателей. Затем наглядными памятниками старины служат скифские курганы в Херсонской губернии, близ Керчи и Никополя. Хотя работа вещей, вырытых из курганов, чисто греческая и принадлежит мастерам, вызванным из колоний для скифских владык, но быт, изображенный на них, носит на себе отпечаток чисто скифского характера. По никопольской и куль-обской вазам можно изучить до известной степени обстановку первобытных степных жителей Сарматии. Много мелких вещей и украшений найдено в курганах. К сожалению, обычай сжигать умерших со всей утварью и украшениями, о чем говорят арабские писатели [44] , уничтожил массу интересных подробностей, из которых до нас дошла только часть, находившаяся в тех курганах, где были погребены несожженные трупы.
44
Ибн-Фадлан уверяет, что был обычай не только сжигать покойника, но и его возлюбленную, если она того хотела. Женщину, изъявившую такое желание, в назначенный день хорошенько кормили, связывали ей ноги, одевали в лучшие одежды. Покойника несли в лодке, где помещались вина и плоды, убивали жертвенных животных. Обрекшая себя на сожжение ходила по избам родственников и знакомых, сохраняя веселый вид и уверяя, что ее поступок — следствие пламенной любви. Ее возводили на костер и спрашивали, что она видит; она отвечала: мать, отца и ее милого, который ждет ее. Тогда старуха, изображавшая ангела смерти, при звуках музыки затягивала ей петлю и поражала ножом. Родственники зажигали костер тоже под звуки музыки.
О рельефах колонны Траяна было уже сказано выше. Следующим живописным памятником можно отметить рисунок в Изборнике Святослава 1073 года, где великий князь изображен в опушенной мехом шапке, в плаще, застегнутом на правом плече, а его супруга в обычном византийском костюме из пестрой дорогой материи.
К интересным памятникам XI века относятся также фрески Киево-Софийского собора светского содержания; контуры их пройдены резцом и затем уже раскрашены. Как на памятники XII века надо указать на рукопись Ипполита, римского папы, «Об антихристе», с изображением русского князя (по заказу которого была сделана рукопись) в плаще, летней шапке и красных, сапогах;на открытые в Кирилловской церкви в Киеве фрески, изображающие святого Кирилла Александрийского; на фрески Дмитровского собора во Владимире; финифтяные портреты князей Бориса и Глеба в княжеских бармах, что найдены в селе Старая Рязань, и, наконец, на портрет князя Ярослава Владимировича в Спас-Нередицкой церкви в Новгороде, в чисто византийском костюме. Рядом с князем есть изображения женщины с убрусом на голове, с украшением посередине и бахромой по концам, причем у девиц волосы видны из-под повязки, а у женщин тщательно подобраны. Убор этот сохранялся до XVII века, почти без изменения, в течение шести столетий, — он только несколько иначе надевался. Мужчины носили на голове треух вроде тех чухонских шляп, которые носят и до сих пор. На зиму обшивали шапку мехом; верх иногда был вышит разными узорами, даже из драгоценных камней.
Одной из таких шапок, принадлежащих к числу царских регалий, надо назвать знаменитую шапку Мономаха. Это был тот же обычный тип колпачка, украшенного драгоценными каменьями, с меховой опушкой внизу и крестом наверху. Шапка эта, конечно, никогда Мономаху не принадлежала, и известие, что ее прислал князю Владимиру Алексей Комнин, надо причислить к области легенд. Во-первых, присылка такого подарка из Византии более чем странна, а во-вторых, византийцы носили короны в виде обруча или венца и уж, конечно, мехом их не оторачивали. Название это выдумано, вероятно, Иоанном Грозным, который впервые называет ее шапкой Мономаха в своем завещании [45] . Вернее всего, что венец этот появился на русских царях со времен Ивана III, который, присвоив себе византийского орла и взяв в супруги Софью Фоминичну, хотел показать, что дружественные отношения с Грецией начались уже давно и почтенная монархия относилась с уважением к России и в прежнее время.
45
«Благословляю сына моего Ивана, — пишет он, — Крест Животворящего Древа большой царьградский да крест Петра-чудотворца, которым чудотворец благословил прародителя нашего, великого князя Ивана Даниловича и весь род наш. Да сына своего Ивана благословляю царством Русским, шапкой мономаховской и всем чином царским, что прислал прародителю нашему царю и великому князю Владимиру Мономаху царь Константин Мономах из Царьграда».
К первой половине XIII века надо причислить изображения святой великомученицы Екатерины и святого великомученика Пантелеймона, которые находятся в рукописи Пантелеймонского евангелия, — и заглавные буквы разных рукописей. К концу XIII века можно отнести образцы одежд Бориса и Глеба в церкви Николы на Липне, с широкими поясами, подпоясанными низко; славянский Псалтырь того же века снабжен миниатюрами.
Вообще заглавные буквы летописи, украшенные фигурами с натуры, иногда не вполне приличными, заслуживают особого внимания. В рукописи Бориса и Глеба (XIV столетия) есть изображения и князей, и народа, и походов на лошадях. В Императорской Публичной библиотеке есть Псалтырь XV века, с рисунками не только костюмов, но и современных обычаев; замечательны также рисунки Радзивилловского списка Несторовой летописи, хранимого в Академии наук. В Мирожском псковском монастыре есть икона Знамения с изображением князя Довмонта и его супруги.
В XVI веке совершается перемена в древнем костюме и появляются охабни с рукавами. Драгоценными материалами, для изучения этого периода являются записки С. Герберштейна о Московии, с портретом автора в шубе, подаренной ему царем Василием Ивановичем, и с изображением воинов в шлемах с кольчужным покрывалом до плеч, клинообразным щитом и копьем. XVI и XVII века отличаются значительным обилием памятников, из которых мы можем указать на главнейшие. Во-первых, надо отметить две интересные картины: «Шествие посольства Иоанна Грозного к императору германскому Максимилиану» и «Осада русскими Вендена в 1573 году»; во-вторых, огромный интерес представляет картина «Венчание на царство и обручение Лжедмитрия I», приобретенная из рода Вишневецких царствующим государем. Затем два интересных описания России: Адама Олеария, находившегося в голштинском посольстве, и барона Мейерберга, бывшего послом при царе Алексее Михайловиче в половине XVII века.