Всеобщая история географических открытий. Книга 2. Мореплаватели XVIII века

Верн Жюль Габриэль

Он немедленно сообщил мне об ужасной катастрофе, свидетелем которой он был. Сам Бутен избежал ее лишь благодаря самообладанию, давшему ему возможность использовать все средства к спасению, остававшиеся при таких исключительно опасных обстоятельствах. Следуя за начальником отряда, он очутился среди бурунов, разбивавшихся о берега пролива; в это время шел отлив, скорость которого составляла три – четыре лье в час. Бутен сообразил поставить свой бот кормой к волнам, так что тот, поднимаемый валами, не набирал воды и в этом положении – задом наперед – отлив должен был вынести его из бухты.

Вскоре Бутен увидел буруны перед носом бота и очутился в открытом море.

Думая больше о спасении товарищей, чем о своем собственном, он подошел к краю бурунов, в надежде, что ему удастся кого-нибудь спасти; он даже снова вступил в полосу прибоя, но отлив его отбросил назад; тогда он взобрался на плечи к Мутону, чтобы охватить взором как можно большее пространство; тщетная надежда, – море уже поглотило свои жертвы… Когда кончился отлив, Бутен вернулся.

Море стало совершенно спокойным, и у Бутена сохранилась еще слабая надежда, что бискайский баркас с «Астролябии» уцелел, так как он видел гибель только нашего баркаса. Маршенвиль в тот момент находился в четверти лье от опасного места, то есть в совершенно спокойных, как в самой тихой гавани, водах; но молодой офицер, побуждаемый благородством – несомненно, безрассудным, ибо при сложившихся обстоятельствах он не мог оказать никакой помощи, – обладавший слишком возвышенной душой и слишком большим мужеством, чтобы заниматься подобными размышлениями, когда его друзья подвергались такой страшной опасности, поспешил на выручку, устремился в полосу прибоя и стал жертвой своего великодушия, погибнув вместе с теми, кого он пытался спасти.

Вскоре ко мне на корабль прибыл с «Астролябии» Лангль, столь же удрученный горем, как и я, и со слезами на глазах сообщил мне, что несчастье неизмеримо серьезнее, чем я думал. Со времени отплытия из Франции он поставил себе непреложным законом никогда не посылать на одно и то же задание двух братьев Лаборд-Маршенвиля и Лаборд-Бутервилье; но на этот раз он уступил их просьбам и разрешил им отправиться вместе погулять и поохотиться; почти так мы оба расценивали предстоявший шлюпкам поход, считая его столь же мало опасным, как на Брестском рейде в хорошую погоду».

Немедленно отрядили несколько шлюпок на поиски потерпевших кораблекрушение. Туземцам обещали награду, если им удастся кого-нибудь спасти. Но возвращение шлюпок рассеяло последние надежды. Все погибли.

Через восемнадцать дней после катастрофы фрегаты покинули Пор-Франсе. На острове, расположенном посредине бухты и получившем название Кенотаф (Гробница), Лаперуз воздвиг памятник несчастным французским морякам. На нем была выгравирована следующая надпись:

У ВХОДА В БУХТУ НАШЛИ СВОЮ ГИБЕЛЬ ДВАДЦАТЬ ОДИН ОТВАЖНЫЙ МОРЯК.

КТО БЫ ВЫ НИ БЫЛИ, ОПЛАКИВАЙТЕ ИХ ВМЕСТЕ С НАМИ.

У подножия памятника закопали бутылку с запиской, содержавшей рассказ о печальном событии.

Расположенная на 58°37' северной широты и 139°50' западной долготы, бухта Пор-Франсе обладает большими преимуществами, но также и некоторыми неудобствами, из числа которых в первую очередь нужно упомянуть течения в ведущем в нее проливе. Климат в этих местах неизмеримо мягче, чем на той же широте в Гудзоновом заливе, поэтому растительность достигает исключительной мощи. Нередко встречаются сосны диаметром в шесть футов и вышиной в сто сорок; сельдерей, щавель, лупин, дикий горох, цикорий попадаются на каждом шагу; имеется также множество овощей, употребление которых способствовало сохранению здоровья матросов.

Море у этих берегов изобилует рыбой: семгой, капелланами, камбалой и другими видами.

В лесах живут черные и бурые медведи, рыси,

горностаи, куницы, белки, бобры, сурки, лисицы, лоси, горные бараны; наиболее ценными считаются меха выдры, морского бобра и котика.

«По растительному и животному миру, – пишет Лаперуз, – эта страна похожа на многие другие, но ее ландшафт ни с чем не сравним, и я думаю, что глубокие ущелья в Альпах и Пиренеях не представляют такого ужасающего и в то же время живописного зрелища, как здешние; они, несомненно, привлекали бы Множество любопытных, если бы не находились на краю света».

Что касается жителей, то их описание, сделанное Лаперузом, заслуживает того, чтобы его привести.

«Индейцы в своих пирогах все время держались близ наших фрегатов; они крутились вокруг них три – четыре часа и лишь затем приступали к обмену нескольких рыб или двух – трех шкурок выдры. Туземцы пользовались любой представившейся возможностью, чтобы нас обворовать; они отдирали не слишком громоздкие железные части и прежде всего изучали, каким путем можно было бы ночью обмануть нашу бдительность. По моему приглашению на палубу фрегата поднимались самые влиятельные из туземцев; я их осыпал подарками; и эти же самые люди, которым я оказывал такое внимание, никогда не упускали случая украсть гвоздь или старые штаны. Когда на лицах индейцев появлялось веселое, ласковое выражение, я уже знал, что они совершили какую-то кражу, и очень часто притворялся, будто ничего не заметил».

Женщины проделывают отверстие в толстой части нижней губы во всю ширину рта; они вставляют в него круглый кусок дерева, упирая его в десны; «разрезанная губа служит для него как бы ободом, так что нижняя часть рта выдается вперед на два – три дюйма».

Вынужденная стоянка в Пор-Франсе помешала Лаперузу побывать в других местах и заняться, как он намеревался, исследованием всех извилин береговой линии; ему необходимо было во что бы то ни стало достигнуть не позднее февраля Китая, чтобы посвятить лето съемке берегов Восточной Азии.

Двигаясь вдоль американского берега, он нанес на карту пролив Кросс-Саунд, где оканчиваются высокие, покрытые снегом горы, залив Кука, мыс Эджкомб, сильно выдающуюся в море полосу низменности с возвышающейся на ней горой, названной

Куком горой Эджкомб, пролив Норфолк, в котором год спустя остановился англичанин Диксон, гавани Неккер и Гильберт, мыс Чирикова, бухту Латуш острова Де ла Кройера, носившие имя брата известного географа Делиля, который сопровождал Чирикова.

Эту линию берегов, по предположению Лаперуза, мог образовать какой-то обширный архипелаг, и он не ошибся; то были архипелаг Георга III, [140] архипелаг Принца Уэльского и острова Королевы Шарлотты, южной оконечностью которых являлся мыс Гектор.

Зима уже надвигалась, и недостаток времени не дал Лаперузу возможности подробно исследовать виденные земли; но инстинкт не обманул его, когда заснятую линию береговых выступов он признал за ряд островов, а не за материк.

140

Островами Короля Георга III архипелаг был назван английским мореплавателем Д.Ванкувером. В настоящее время эти острова называются: Архипелаг Александр