Всеобщая история кино. Том 1 (Изобретение кино 1832-1897, Пионеры кино 1897-1909)
Шрифт:
Фильм Мельеса имел продолжительный успех. Ему подражали многие режиссеры, в том числе Леар и Патэ.
Близки к восстановленным событиям и воображаемые путешествия, которые Мельес снимал в исполнении актеров на фоне декораций, выполненных маслом, — «Опасное восхождение на Монблан»(март 1897 г.), «Подъем на воздушном шаре», «Пипинг Том на берегу моря», «Между Дувром и Кале».Переезд через пролив был целиком снят в студии. Механики раскачивали лодку на волнах из материи, а комический персонаж, раскачиваемый вместе с декорациями, изображал приступ морской болезни.
Здесь мы касаемся той причины, которая привела впоследствии к гибели Мельеса. Располагая всего лишь примитивной студией, этот режиссер
Используя ресурсы сцены, систематически создавая «экранизированный театр», Мельес удаляется от «механического фотографизма» Люмьера. В 1897 году он сделал громадный шаг вперед, революционизируя кино. Но впоследствии, увлеченный своей выдумкой, он губит себя, не желая выходить из студии, он вредит себе нежеланием делать натурные съемки, он так и не поймет великой силы кино быть ковром-самолетом, переносящим зрителя во всевозможные места.
В 1897 году Мельес снял 16 комических сцен, в том числе «Мнимый больной», «Американский хирург», «Сон пьяницы»и т. д. В этих коротких шутках уже появляется фольклор — с его тещами, докторами Тем-Хуже, опереточными пьяницами и крестьянами. Сценарии этих коротеньких фарсов, может быть, и не сложнее сценария «Политого поливальщика», но в них есть декорации, костюмы и актеры.
В 1897 году Мельес слишком занят постройкой студии и первыми режиссерскими поисками постановок, чтобы придумывать новые трюки. Он использует только трюк с превращением в нескольких феериях длиной в 17 метров, представляющих собой первые наброски в жанре, который впоследствии станет его специальностью: «Галлюцинации алхимика», «Гипнотизер», «Дом дьявола», «Кабинет Мефистофеля».
«Кабинет Мефистофеля» — фильм в 60 метров — заслуживает особого внимания. Здесь Мельес впервые появляется на экране в костюме Мефистофеля, который ему полюбился и который очень подходил к его сухому и нервному лицу с бородкой клинышком и слегка подведенными глазами. Он сохранит этот костюм в «Фаусте и Маргарите», фильме, сделанном по образцу известной оперы, который был одним из первых примеров экранизации литературного произведения.
Кроме того, Мельес снял в 1897 году «Заколдованную гостиницу», «Вора на крыше»и с десяток видовых фильмов, не заслуживающих специального внимания.
Создав этот новый и разнообразный репертуар, Мельес попробовал превратить театр Робер-Удэн в кинотеатр, который показывал бы фильмы каждый вечер и где лишь воскресенья и праздники отводились бы для фокусов. Но из этого ничего не вышло из-за несовершенства проекции, а также вследствие разочарования публики в кино. Мельес принужден был волей-неволей вернуться к фокусам, он отводил фильмам всего лишь третьестепенное место.
И все же Мельес чувствовал, что он создал нечто новое. В одном из рекламных объявлений он пишет: «Эти снимки необычны. Перед нашими глазами развертываются настоящие маленькие феерии, маленькие комедии с разнообразными сюжетами».
Восемнадцать первых месяцев (1896–1897) истории кино были «эпохой Люмьера». На последующих годах, вплоть до 1902 года, лежит отпечаток индивидуальности директора театра Робер-Удэн. Начинается «эпоха Мельеса», на протяжении которой Мельес покажет себя настоящим отцом современного фильма.
Глава XVI
ИТОГИ РАЗВИТИЯ ОЖИВШИХ ИЗОБРАЖЕНИЙ В XIX СТОЛЕТИИ
Мы видели, как в XIX веке родилось кино. Подчеркнем еще раз, что последовательные стадии развития этого созвучного веку зрелища были связаны с экономическим и социальным развитием эпохи.
Первые картины оживают во времена, когда Люсьен Лавен, сын банкира, уже назначающего и сменяющего министров, прозябает в гарнизоне Нанси, развлекаясь только сигаретами, любовью прекрасных дам, принадлежащих к отживающей аристократии, и время от времени кавалерийскими наездами в рабочие предместья.
Гомункулус XIX столетия зародился в кабинетах ученых, во имя служения «чистой науке» стремившихся познать человека и природу. Эти вольтерьянцы, читавшие Гегеля, убеждены, что, открыв новое применение свойств света или газа, они послужат на благо всего человечества, которое будет вскоре объединено согласно великим принципам. На деле же, когда их открытия выходят за стены лабораторий, они служат лишь для создания научных игрушек, которые, как сожалел Бодлер в 1851 году, из-за своей дороговизны доступны лишь детям привилегированных классов.
В эту эпоху родилась фотография — плод изысканий изобретателей, желавших механизировать гравирование. Счастье улыбнулось фотографам с того дня, когда они смогли выполнять портреты, осуществляя желание торговцев, фабрикантов, служащих, рантье, доставляя им вместо аристократической миниатюры и дорогих масляных портретов дюжины карточек, более похожих, чем рисунки, на которых изображались мужчины, одетые в добротные ткани, с золотой цепью, опоясывающей бархатный жилет, рядом с ними женщины в шелках и индийских шалях, гордо выставляющие напоказ свои драгоценности, находящиеся в окружении богатой и массивной мебели того времени.
Прогресс фотографии делает возможным в 1851 году появление первых хронофотографических аппаратов, созданных ремесленниками, которые появились с зарождением производства портретов нового рода.
Техника еще мало развита, цены слишком высоки, интерес публики слишком слаб для того, чтобы процветали эти попытки. Но они уже позволяют некоторым людям предугадать будущее движущейся фотографии. Эти пророки кино заявляют о себе в то время, когда развитие фотопромышленности вырастило людей, способных продвигать вперед это изобретение, но не могло еще предоставить им необходимые технические средства для осуществления их замыслов. В эту же эпоху сравнительно возросший уровень жизни приводит к открытию в городах «кафе-концертов» и целого ряда популярных зрелищ. Люди, посещающие эти зрелища, впоследствии станут первыми кинозрителями. После 1870 года были осуществлены первые хроно-фотографические съемки. Связь этих экспериментов с развитием промышленности еще более определяется. В частности, они тесно связаны в США и менее органически во Франции с распространением железных дорог. И эта разница не случайна, ибо в Соединенных Штатах того времени железные дороги — главный двигатель промышленности — дали толчок развитию каменноугольной и железоделательной промышленности и явились мощным орудием покорения Запада, этой внутренней колонизации, которая выразилась в переселении народов к Тихому океану. Среди стольких богатств, пущенных в ход, стольких отраслей промышленности, стольких новых земель в Калифорнии по игре случая были разработаны первые серии фотографий лошади, скачущей галопом; это как бы предвещало будущее значение Голливуда.
Во Франции находится человек [102] , который устанавливает принцип механики движений животных, открывает небо для авиации будущего, ищет пути удовлетворения нужд человека с помощью машин, стремится создать графические изображения, подготавливающие научную рационализацию труда, конструирует аппараты, необходимые для опытов, создает киноаппарат, который послужит развлечению миллионов людей, собранных на гигантских промышленных предприятиях, где открытые им принципы рационализации будут соблюдаться с величайшим рвением и ожесточением. А между тем этот гениальный ученый, бескорыстный и одержимый любовью к чистой науке, не предвидит ни будущего применения своих открытий в области механики движений человека и животного, ни возможностей их коммерческого использования, которые возникли в результате революции, происшедшей в фотографии после введения броможелатинового процесса.
102
Жюль Марэ.